Дэйв Эггерс - Монах из Мохи

• Название: Монах из Мохи
• Автор: Дэйв Эггерс
• Жанр: Биографии
• ISBN: 978-5-86471-895-7

Невероятная история молодого йеменца, выросшего в Сан-Франциско и мечтающего воскресить древнее искусство выращивания йеменского кофе. Мохтару 24 года, он работает швейцаром в отеле, и особых перспектив у него в жизни нет. Но однажды он прочитал об истории кофе и о том, что родина его предков Йемен занимает в этой истории одно из центральных мест. С этого дня у Мохтара появляется мечта, которую он и принимается осуществлять. Он отправляется в Йемен, чтобы познакомиться со страной, ее традициями и с йеменским кофе. Он забирается в горы, среди которых затерялись крохотные кофейные фермы. Но внезапно страну охватывает война, на Йемен падают саудовские бомбы, и мечта Мохтара о кофейном бизнесе превращается в желание выжить и помочь выжить всем, с кем он познакомился.

---

Квартиру они нашли в Тендерлойне, который считается самым неблагополучным и бедным районом Сан-Франциско. Они приехали в город, Мохтар и остальные дети сидели сзади, машина остановилась на светофоре. Мохтар посмотрел в окно – рядом затормозил белый «мерседес»; Мохтар залюбовался этим автомобилем, блистающей краской, мерцающим хромом, и тут какой-то человек в обносках запрыгнул на капот, стянул штаны и наложил кучу. Случилось это в квартале от будущего дома семейства Альханшали.

Они уехали из просторной бруклинской квартиры, отказались от жизни, в которой, вспоминает Мохтар, никто ни в чем не нуждался, – у детей была отдельная комната, набитая игрушками, – и угодили в двухкомнатную квартирку в доме 1036 по Поук-стрит, между двумя магазинами порнографии. Пятеро детей ночевали в спальне, родители – в гостиной. Ночь напролет визжали сирены. Выли наркоманы. Бушра боялась одна ходить по району и за продуктами на Ларкин-стрит посылала Мохтара. В один из первых таких походов в Мохтара швырнули бутылкой – стекло разбилось об стену у него над головой.

Мохтар привык к наркоторговле, кипевшей круглосуточно прямо на улицах. Привык к запахам – человеческих фекалий, мочи, марихуаны. К воплям мужчин, женщин и младенцев. Привык переступать шприцы и блевоту. Привык, что в переулках трахаются старики и молодые пацаны. Ширяется тетка за шестьдесят. Попрошайничает семейство бездомных. Среди машин на проезжей части стоит пожилой торчок.

В Сан-Франциско считалось, что Тендерлойн – городской правонарушительный заповедник: Рыбацкая пристань – карантин для туристов, а тридцать один квартал Тендерлойна отведен под крэк, мет, проституцию, мелкую преступность и публичные испражнения. Даже имя у Тендерлойна исторически нечистоплотное: в начале двадцатого века местные полицейские и политики получали такие взятки, что питались только отборнейшей говядиной[4].

Но в Тендерлойне было и настоящее сообщество. Район – один из самых дешевых в городе, и туда десятилетиями съезжались семьи, только прибывшие из Вьетнама, Камбоджи, Лаоса, с Ближнего Востока. В том числе и йеменцы – несколько сотен йеменцев жили в Тендерлойне, и большинство работали уборщиками. В пестрых легионах, что эмигрировали в Соединенные Штаты, йеменцы оказались в арьергарде: многие приехали в 1960-х и работали главным образом на фермах калифорнийской долины Сан-Хоакин и на автозаводах Детройта. Поначалу почти одни мужчины, в основном из мухафазы Ибб – сельскохозяйственного региона. Они прибывали в Калифорнию собирать фрукты, но в 1970-х сотни йеменцев, трудившихся в полях, двинулись в Сан-Франциско и стали там уборщиками. Зарплата получше плюс льготы. В итоге йеменцы составляли до 20 процентов уборщиков в местном отделении Международного профсоюза работников сферы обслуживания (штаб-квартира расположена в Тендерлойне).

Вот и у Фейсала был такой план: пойти уборщиком – или хотя бы с этого начать. Работу он нашел, но продержался на ней недолго. Начальник с иммигрантами – в основном из Никарагуа и Китая, по большей части нелегалами – обращался высокомерно и проявил неуважение. Отец Мохтара был человек гордый, свои права знал, так что уволился и пошел охранником в жилой небоскреб «Секвойи», в вечернюю смену. Там он и проработал первые годы в Сан-Франциско. Смены у него были в небожеское время и порой по восемнадцать часов в день.

То есть Мохтар мог бродить по городу сколько душе угодно. Рассматривать витрину с видео для взрослых, не обращать внимания на человека с голым торсом, матерившегося на всю улицу. Заходить в какую-нибудь йеменскую овощную лавку – йеменцы заправляли половиной местных овощных лавок, даже магазином под названием «У Амиго». Забегать в парк Сержанта Джона Маколи, на крошечную игровую площадку напротив стрип-клуба «Новый век». Дальше по улице, на перекрестке О’Фаррелл и Поук, на стене дома была фреска – подводный пейзаж с китами, и акулами, и черепахами. Мохтар годами считал, что там какой-то аквариум, и лишь гораздо позднее сообразил, что это пресловутый «Театр братьев Митчелл О’Фаррелл», один из старейших стрип-клубов Америки, где якобы изобрели контактный лэп-дэнс. В районе был тридцать один магазин спиртного и мало безопасных детских площадок, однако детей в этих безнадежных кварталах были тысячи, и взрослели они быстро.

К средней школе Мохтар научился схватывать на лету, чесать языком на ура и халявить, а вдобавок подружился с ребятами, которые тоже чесали языками на ура и халявили. В Тендерлойне они избегали наркоманов и проституток и, когда могли, вырывались наружу, потому что знали: стоит пройти несколько кварталов в любую сторону – и там будет совсем другой мир. К северу – Ноб-Хилл, один из самых дорогих районов Соединенных Штатов, где стоят отели «Фэрмонт» и «Марк Хопкинс». Пара кварталов к востоку – и Юнион-сквер с дорогущими магазинами, трамваями и ювелирными лавками.

Повсюду мелькали туристы, а где туристы – там и развлечение. Мохтар с друзьями уходили на Рыбацкую пристань, где невнятно инструктировали европейских гостей, как куда пройти. Или сами делали вид, что заблудились, и спрашивали про какую-нибудь ерунду. Говорили туристу: «Вы не знаете, как попасть в Мяу-Мяу? Нет? А в Акакакакака?» Проходя мимо окон любого ресторана – заведения, которого они не могли себе позволить даже в мечтах, – они голыми задами прижимались к стеклу. Когда им требовалась пара-тройка долларов, они шли к фонтану на Гирарделли-сквер и таскали монетки из воды.

Мохтар знал, что его семья бедна, но на некоторые лишения находились решения. Он знал, что они не могут себе позволить «Нинтендо 64» – он год за годом просил на день рождения и в конце концов плюнул, – но до «Сёркит-Сити» от дома каких-то четыре квартала, а в «Сёркит-Сити» всегда людно и хаос, и Мохтар с друзьями притворялись, будто хотят купить какую-нибудь игру, и играли на пробу. Обычно, прежде чем их выставляли за дверь, удавалось с час погонять в «Марио Карт».

Соседи у Мохтара были дружные. В доме на Поук полно было йеменских семей, и все они друг о друге заботились. Взрослые ходили в одну мечеть, дети играли в футбол в коридорах, и по причинам, для Мохтара непостижимым, большинство детей учились в школе на Острове Сокровищ. Туда отправляли многих детей из Тендерлойна – детей, у которых не было другого выбора. В среднюю школу Острова Сокровищ. Казалось бы, почти романтика. Сам Остров Сокровищ – нелепица, необъяснимая рукотворная груда противоречий. ВМФ построил его в 1936 году, утопив 287 тысяч тонн камней и 50 тысяч кубических ярдов грунта в заливе Сан-Франциско, возле естественного острова Йерба-Буэна, между Сан-Франциско и Восточным заливом. Всю Вторую мировую остров служил военной базой, Островом Сокровищ он тогда еще не назывался. Имя появилось позднее, когда остров демобилизовали, а власть имущие, надеясь извлечь из него коммерческую выгоду, переименовали его в честь книжки про кровожадных пиратов.

Однако после войны из острова не удалось извлечь ничего коммерческого – логично, хотя и преодолимо. Во-первых, что́ захоронено на этом острове, поди знай: военно-морской флот не обнародовал, какие вредные отходы там спрятал, а исследовать и чистить никого не тянуло. Во-вторых, все громче звучали опасения из-за подъема уровня воды: остров был лишь футом-другим выше уровня моря, и неизвестно, что с ним станется через двадцать лет.

В школе неприятности ходили за Мохтаром по пятам. Может, такой уж он был человек. Может, он был одним из заводил. В школе учились черные ребята, самоанские ребята, латиноамериканские, йеменские; парни уже в тринадцать лет пили и курили траву, причем и тем и другим занимались прямо на территории школы – на лоскутном одеяле бетонных дворов среди узких одноэтажных корпусов лишь чуточку прочнее времянок. Халявил Мохтар в те дни отменно. Родители понимали, что он сбился с пути. Пытались призвать его к ответу, но что-что, а отболтаться он умел. К седьмому классу они бросили его слушать.

– Это все отговорки, – отвечали они.

Но учителя понимали, что мозги у него имеются. Мохтар любил читать. Дома у него была даже библиотека. Книжный шкаф в квартиру бы не влез, но на полке в крохотной кухонной кладовке, под консервами и над пастой и приправой «Сазон Гойя», Мохтар расчистил место под книжки, которые нашел. Или украл. Книжки были халявные – денег на покупку книг у него не было, но он хотел, чтобы книжки были с ним, стояли шеренгой на полке, как в нормальном доме. Кое-что он на неопределенный срок одалживал в публичной библиотеке. Его коллекция росла. Пять книг, затем десять, затем двадцать, и вскоре полка в кладовой стала ого-го, темный уголок кухни смахивал на вполне легитимный храм знаний.

А поскольку своей комнаты у Мохтара не было, не было даже своего угла в комнате, библиотека стала его единственным личным пространством. Коллекцию составляли книжки из серии «Ужастики», аниме, «Хроники Нарнии», «Властелин колец». Но для Мохтара не было ничего важнее Гарри Поттера, который жил под лестницей, хотя ему там было не место – ему были уготованы великие дела. Когда Мохтар уставал от бедности, уставал переступать на улице через бездомных наркоманов, ночевать в комнате с еще шестью детьми, мысли его уплывали прочь, и он допускал, что, быть может, он как Гарри – пока что принадлежит этому захудалому миру, но предназначен для чего-то большего.