Дэниэл Мэйсон - Зимний солдат

• Название: Зимний солдат
• Автор: Дэниэл Мэйсон
• Жанр: Современная зарубежная литература
• Год: 2022
• ISBN: 978-5-86471-906-0

Вена, начало XX века. Люциуш Кшелевский – юноша из аристократической польской семьи. В отличие от братьев, выбравших традиционные для шляхты занятия, он решает стать врачом – однако в разгар его обучения в Европе вспыхивает мировая война. Зачарованный романтическими рассказами о военной хирургии, он записывается в армию, ожидая, что его направят в хорошо организованный полевой госпиталь. Но когда Люциуш прибывает на место службы в Карпатских горах, он обнаруживает, что это не огромный госпиталь, а импровизированная больница, размещенная в старой деревянной церкви, да еще разоренная эпидемией тифа. Выживший медперсонал разбежался, осталась лишь сестра-монахиня, которую окружает странная таинственность. Люциуш оказывается единственным врачом на много верст вокруг, хирургом, хотя он никогда еще никого не оперировал. То, что случится в месте его службы, навсегда изменит жизнь Люциуша и всех близких ему людей. “Зимний солдат” – история войны и медицины, роман о поиске любви в бурных волнах европейской истории, об ошибках, которые совершает каждый, и о драгоценном шансе их искупления.

---

Он провел здоровой рукой по волосам и откинулся на кровать, не снимая шинели. Что, теперь одежду тоже не снимать? Он представил себе, как убегает от орды орущих казаков голый, в одних сапогах. Смешно не было. Все его пугало – дыра от бомбы в церковной крыше, крысы, как в нянькиной сказке. Вот от этого его пытались защитить родители? Что, теперь уже слишком поздно просить их, чтобы они помогли перевести его куда-нибудь? Тут, впрочем, тоже было чего пугаться. Будь отцовская воля, Люциуш мог бы оказаться уланом, скачущим навстречу гаубицам и минометам на плохо управляемом, незнакомом коне.

Он повернулся на бок; запястье заныло, сабля ткнулась в бедро. Он почти забыл, что такое боль; страх, подумал он – неплохое обезболивающее. Когда он рассказал Маргарете о своей травме, она попросила разрешения осмотреть ее – осторожно прикасалась к кончикам его пальцев, чтобы оценить сохранность нервов, и легко нажимала на сустав, чтобы проверить, как заживает трещина. Она выдала ему несколько склянок морфия из кабинета под алтарем. Но сейчас он был благодарен перелому – только он и защищал его от окончательного унижения. Он отцепил саблю и повесил ее на спинку кровати. Да, подумал он, повезло ему с этим торопливым мальчишкой, с заледеневшей улицей. Если Маргарета и правда проводила ампутации, он сможет наблюдать за ней, учиться и, возможно, когда рука заживет, узнает достаточно, чтобы начать самому. Раз сестра научилась, у него, вероятно, тоже получится.

С этой мыслью Люциуш поудобнее устроился в кровати. Ноги в сапогах казались огромными и тяжелыми. Он закрыл глаза. Спать вроде бы не имело смысла, но он хотел хотя бы на время избавиться от чувства страха.

И, видимо, все-таки заснул, потому что стук в дверь его разбудил.

Это опять была Маргарета. На шинель у нее была накинута еще одна шинель, апостольник был скрыт под запорошенным капюшоном.

– Быстро, – приказала она, – пошли.

Еще не рассвело.

В карантинной части горел огонь, бросая отсветы в кружащуюся метель. За воротами стояла карета скорой помощи, из которой вытаскивали накрытые тканью носилки. Автомобиль был невелик – длиной в человеческий рост, а высотой и того меньше, – но количество раненых казалось неиссякаемым. Люциуш повернулся к Маргарете в ожидании каких-нибудь указаний, но она исчезла, оставив его одного. Вокруг кричали, раздавался скрип обуви, грохот дверей, но падающий снег приглушал все звуки. Две поисковые собаки – польские огары, гончие, знакомые ему по отцовским охотничьим выездам, – носились туда и сюда, словно им забыли сказать, что их работа окончена. Они выглядели как потусторонние призраки со сверкающей гладкой шерстью, похожие на угрей в непрерывном движении, и оставляли неглубокие следы там, где их носы прошлись по пушистому снегу.

Наконец один из людей – судя по обилию ругательств, понятия не имеющий, что перед ним офицер, – позвал его на помощь. Люциуш поспешил к кузову, едва не свалился с заснеженных сходней, пошатнулся, ударился лбом о фонарь, висящий над раскрытым нутром. К счастью, этого никто не увидел. Он сунулся внутрь и тотчас инстинктивно отпрянул назад от вони. Там оставалось двое раненых – на носилках, закрепленных на планках. Он помедлил. Сзади ему крикнули, чтобы хватался за свой конец носилок. Он послушался, и только когда носилки отделились от закрепляющей планки, сообразил, что забыл про свое запястье. Боль пронзила руку, и он дернулся, едва не уронив раненого.

Его бесполезность, казалось, никто даже не заметил. В кузов влез кто-то, оттолкнул его, схватил носилки, потом и вторые тоже оказались снаружи. Люциуш спрыгнул на снег. Пустой автомобиль сразу же двинулся прочь. В пятне фонарного луча закружились снежинки. Он увидел, как его собственная тень метнулась по стене церкви, и все затихло.

Внутри, в карантинной части, Маргарета повесила обе свои шинели у двери. Люциуш увидел, что Жмудовский и два человека, с которыми он не успел познакомиться, уже заняты. На плитке в углу кипел котел с бульоном. Воздух был тяжелый, спертый, влажный. Раненых раскладывали на соломенные тюфяки вокруг огня, и Маргарета быстро переходила от одного к другому, задавала вопросы, щупала пульс.

Из четырнадцати человек восемь были мертвы и уже окоченели. Один солдат замерз сидя, в лохмотьях одежды, с широко разинутым в крике ртом. Люциуш не мог оторвать от него глаз. Он никогда не видел такого крика, таких зубов, сверкающих в алой пещере рта…

– Боже мой.

– Доктор.

– Но он…

– Доктор, прошу вас, не таращьтесь, идем. – Маргарета взяла его за рукав.

– Но у него нет челюсти, это…

– Он мертв. Он с Богом. Не с нами. Пойдемте скорее.

К этому моменту живых уже отделили от мертвых. Осталось три огнестрельных ранения в руки и ноги; две травмы головы; ранение в живот. Почти у всех были обморожены конечности. Маргарета накрыла их одеялами и велела дать бульону тем, кто мог пить.

– Разве не надо их в операционную? – спросил Люциуш.

Она помотала головой:

– Не сейчас. Они должны согреться; надо уничтожить вшей. Если нет сильного кровотечения, доктор, мы их сначала приводим в божеский вид. Со вшами мы в церковь никого не пускаем. Последний пациент, занесший в церковь вошь, убил четырнадцать солдат и трех сестер. Я не могу позволить, чтобы такое повторилось.

Жмудовский стал раздевать солдат одного за другим, скрести их щеткой, которую опускал в ведро с мыльной пеной, и потом переправлял их, трясущихся от холода, во вторую комнату, поменьше, где их быстро закутывали в чистую одежду с белым налетом хлорной извести.

Присев на корточки возле солдата, стонавшего от раны в живот, Маргарета подозвала Люциуша.

– Видите? – сказала она, поднимая руку больного с ошметками кожи под ногтями. – Он чешется. Это, пан доктор, и есть Зверь.

На мундире были вышиты саперские шевроны. Под одеждой кто-то запихал в рану носок, обеденные салфетки и фотографии; когда Маргарета их вынимала, Люциуш увидел полчища вшей, падающих на пол неровными комками. На другом конце комнаты раздался крик; Люциуш обернулся и увидел, что пациент с травмой головы встал и направляется к двери. Маргарета ринулась к нему, Люциуш остался на месте. На распластанном перед ним теле он увидел последний слой – женскую шаль в засохшей крови, приклеившуюся к животу солдата. Он начал отдирать ее, и внезапно его руки наполнились внутренностями. Маргарета возникла у него за плечом.

– Вы что сделали? О Матерь Божья! Никогда – никогда не снимайте последний слой, если не готова новая перевязка. Да еще на животе! Господи.

Он попытался удержать кишки, чтобы они не валились на пол, но они продолжали вылезать горячими мокрыми свертками. Сапер начал задыхаться. Люциушу казалось, что на его глазах происходит метаморфоза, что человек выворачивается наизнанку.

– В сторону, доктор!

Люциуш отступил; рукава его намокли в перитонеальной жидкости. Маргарета схватила чистый бинт, подобрала кишки солдата одним движением и запихнула их обратно, внутрь, несмотря на налипшую на них грязь. Она продолжила разворачивать бинт и свободной рукой перевязала солдату живот. Потом повернулась к Люциушу:

– Мойте руки и пошли со мной. Вот теперь мы будем оперировать. Начнем с травм головы, потом ампутируем эту руку, эту ногу, этот локтевой сустав и это предплечье; ту руку можно не трогать. – После секундной паузы она добавила: – С разрешения пана доктора.

– А этот солдат? – спросил Люциуш, который так и не мог оторвать взгляд от сапера.

– Такой вот запах? – Она помотала головой. – Умрет к утру. Не переживайте, это не из-за вас, он и так отходил. Его надо будет согревать. Если он проснется, мы скажем, что он дома; если он будет называть вас отцом, зовите его сыном. Может, в Вене по-другому, а здесь мы делаем вот так.

Санитарам, которые обменивались тихими репликами, не слышными Люциушу, Маргарета сказала:

– Доктор сломал руку. Она скоро заживет. А пока делаем все как прежде. Пойдемте, доктор.

Но Люциуш не мог оторвать глаз от солдата. Тот что-то вытолкнул изо рта и с болезненной гримасой зашелся в кашле. Вокруг будто изменилось освещение. Запах заполнил Люциушу ноздри, голове стало жарко и влажно…

– Пойдемте, доктор. – Потом она добавила, обернувшись к Жмудовскому: – Дайте этому солдату морфия как можно скорее. Вот увидите, доктор, ему станет легче. Он не понимает, что происходит вокруг. Тяжело, конечно, но вы привыкнете. Пойдемте.

Они вышли на холодный голубой свет. Занималась заря. С ветвей бука сыпались сверкающие снежинки. В церкви она подняла кувшин с жидкостью янтарного цвета, стоявший у подножия операционного стола, сделала глоток и прыснула себе на руки, потом передала кувшин Люциушу. Он понюхал, у него заслезились глаза.

– Это горилка, доктор, – сказала она. – Местного разлива. Сокефалви называл ее «врачебная отвага». Дезинфицирует руки и согревает нутро. Возможно, единственное, в чем пока нет недостатка.