Урсула Ле Гуин - Выше звезд и другие истории

• Название: Выше звезд и другие истории
• Автор: Урсула Ле Гуин
• Жанр: Зарубежное фэнтези
• Год: 2022
• ISBN: 978-5-389-21967-0

Урсула Ле Гуин – классик современной фантастики и звезда мировой литературы, лауреат множества престижных премий (в том числе девятикратная обладательница «Хьюго» и шестикратная «Небьюлы»), автор «Земноморья» и «Хайнского цикла». Один из столпов так называемой мягкой, гуманитарной фантастики, Ле Гуин уделяла большое внимание вопросам социологии и психологии, межкультурным конфликтам, антропологии и мифологии. Данный сборник включает лучшие из ее внецикловых произведений: романы «Жернова неба», «Глаз цапли» и «Порог», а также представительную ретроспективу произведений малой формы, от дебютного рассказа «Апрель в Париже» (1962) до прощальной аллегории «Кувшин воды» (2014). Некоторые произведения публикуются на русском языке впервые, некоторые – в новом переводе, остальные – в новой редакции.

---

Машинка выскочила за городскую черту довольно быстро, потому что пригородов, которые раньше тянулись вдоль западных шоссе бесконечными кляксами, больше не было. Когда в восьмидесятые свирепствовала чума и в некоторых районах из двадцати человек еле выживал один, пригороды утратили привлекательность. До ближайшего магазина ехать и ехать, бензина не достанешь, а вокруг типовые двухуровневые особнячки, полные трупов. Ни помощи, ни провизии. По лужайкам, заросшим лопухами и подорожником, носятся стаи огромных, в былые времена престижных собак – немецкие овчарки, афганы и доги. Панорамные окна трескаются. Кто придет вставить новое стекло? Люди стеклись в старый центр города – поближе друг к другу, пригороды же сперва достались мародерам, а потом сгорели. Как Москва в 1812-м: то ли вандализм, то ли несчастные случаи. Просто они стали никому не нужны, вот и сгорели. Теперь на месте бывших «Кенсингтонских резиденций», «Лесных поместий» и «Тихих лощин» акр за акром рос кипрей, из нектара которого пчелы делают лучший мед.

Солнце уже клонилось к закату, когда она переехала через Туалатин, чьи неподвижные воды лежали шелковой лентой меж лесистых берегов. Вскоре слева от уходящей на юг дороги взошла луна – желтая, почти полная – и начала на поворотах засматривать Хезер из-за плеча. Что-то в этой луне было тревожное, уже не хотелось с ней переглядываться. Она больше не символизировала, как на протяжении тысяч лет, недостижимое и не казалась, как в последние десятилетия, символом достигнутого, но напоминала о потерянном. Украденная монета, обернувшееся против тебя самого дуло твоего пистолета, круглая дыра в небесной ткани. Луной владели пришельцы. Их первым актом агрессии – когда человечество впервые заметило их присутствие в Солнечной системе – стало нападение на лунную базу. Находившиеся под куполом сорок человек погибли страшной смертью от удушья. В то же самое время, в тот же день пришельцы уничтожили российскую космическую платформу на земной орбите – причудливое, красивое сооружение, похожее на опушенное семечко чертополоха, с которого русские собирались запускать корабли к Марсу. С отступления Чумы прошло всего десять лет, человечество, как феникс, только-только восстало из разрухи и пепла, чтобы лететь в космос, к Луне, к Марсу – и вдруг это. Бесформенная, бессмысленная, безъязыкая жестокость. Глупая ненависть Вселенной.

За дорогами уже не ухаживали, как в те годы, когда шоссе правили миром, – на пути возникали ямы и выбоины, но Хезер часто удавалось разгоняться до максимально разрешенной скорости (сорок пять миль в час). Она ехала по широкой, залитой лунным светом долине, раза четыре или пять пересекла речку Ямхилл, проехала через Данди и Гранд-Ронд (первый поселок – живой, второй – брошенный и мертвый, как Карнак) и наконец добралась до гор, до лесов. Старинный деревянный дорожный знак: «Лесная дорога имени Ван Дьюзера» – территория, в стародавние времена отвоеванная у лесопромышленников. Не все американские леса пошли на типовые дома, бумажные пакеты и воскресные комиксы. Кое-что еще осталось. Съезд направо – заповедник «Саюсло», и тоже не какой-нибудь вшивый питомник с пеньками и дохлыми саженцами, а дремучий лесище. Лунное небо заслонили черные кроны гигантских тсуг.

Бледный свет фар тонул в темной гуще ветвей и папоротников, и она еле разглядела нужный знак. Опять свернула и еще примерно милю пробиралась по изрытой колеями ухабистой грунтовке, пока не увидела первый дом. На покрытой дранкой крыше белел лунный свет. Было чуть позже восьми.

Деревянные домики стояли в тридцати-сорока футах друг от друга; деревья на участках срубать не стали, но от поросли территорию очистили. Присмотревшись, она различила и остальные отсвечивающие крыши, а по ту сторону ручья – такой же ряд строений. Свет горел только в одном окне. Начало весны, вечер вторника – отдыхающих не так много. Выйдя из машины, она поразилась, как громко шумит ручей – неумолчная, вечная хвалебная песнь! Она подошла к дому с освещенным окном, запнувшись в темноте всего пару раз, и посмотрела на припаркованную рядом машину – хертцевский электромобиль. Ну естественно. А если не он? Вдруг там чужой человек? Да черт с ним, не съедят же ее. Она постучала.

Подождала немного, чертыхаясь под нос, и снова постучала.

Ручей щебетал во все горло, в лесу стояла гробовая тишина.

Орр открыл дверь. Волосы висят спутанными лохмами, глаза красные, губы сухие. Уставился на нее и заморгал. Вид человека безумного, доведенного до ручки. Ей стало страшно.

– Вы заболели? – выпалила она.

– Нет, я… Заходите…

Придется зайти. Рядом с железной печкой стоит кочерга – если что, можно обороняться. Если, конечно, он первый ее не схватит.

Да ладно, черт возьми, что за мысли? Она едва ли не крупнее его и в куда лучшей форме. Трусиха несчастная.

– Травы накурились?

– Да нет, я…

– Что «я»? Что с вами?

– Не могу заснуть.

В крошечном домике чудесно пахло дымком и свежим деревом. Его обстановка состояла из печки, на которой можно было готовить, ящика с ольховыми ветками, буфета, стола, стула и раскладушки.

– Сядьте, – скомандовала Хезер. – Выглядите ужасно. Может, выпьете? Или врача? У меня в машине есть бренди. Поехали-ка со мной – найдем врача в Линкольн-Сити.

– Я в порядке. Прст… очнь… спать.

– Вы же сказали, не можете заснуть.

Он посмотрел на нее осоловелыми воспаленными глазами.

– Не могу себе позволить. Боюсь.

– Господи! Сколько это продолжается?

– Св… свс… …кресенья.

– Вы не спали с воскресенья?

– С субботы? – сказал он с вопросом в голосе.

– Что-нибудь принимали? Стимуляторы?

Он покачал головой.

– Немного все-таки поспал, – сказал он довольно четко, но тут же вдруг задремал, как девяностолетний старик.

Она уставилась на него, не веря своим глазам, но он так же быстро очнулся и внятно спросил:

– Вы приехали ради меня?

– А ради кого? Нет, черт побери, за рождественской елкой! Мы вчера договаривались пообедать – вы не явились.

– Ой, – он широко распахнул глаза, силясь ее разглядеть, – извините. Я в последние дни не в себе.

Сказав это, он вдруг, несмотря на дикие глаза и растрепанные волосы, снова стал собой – человеком, чье чувство собственного достоинства уходило так глубоко внутрь, что на поверхности было едва заметно.

– Ладно. Наплевать! Но вы и к врачу не ходите, так?

Он кивнул.

– Будете кофе? – спросил он.

Это не просто чувство собственного достоинства. Гармоничность? Целостность? Как у необработанного куска дерева.

Бесконечный потенциал, неограниченная, безоговорочная целостность бытия без изъятий, без обязательств, без действий: бытия только самим собой и больше никем, бытия всем.

Таким она его вдруг увидела, и больше всего в этом прозрении поразила ее сила этого человека. Он оказался сильнее всех, кого ей приходилось встречать, потому что его нельзя было сдвинуть с центра. Вот почему он ей понравился. Сила притягивала ее, как свет – мотылька. Она выросла в любящей семье, но силы в ее окружении не хватало: не на кого было опереться, это другие на нее опирались. Тридцать лет она мечтала, что встретит кого-то, кого не надо будет подпирать, кто не станет на нее опираться никогда, ни в каких обстоятельствах…

И вот сбежавший от врача плюгавый псих с красными глазами – ее надежда и опора.

Жизнь – такая запутанная штука, что черт ногу сломит, подумала Хезер. Никогда не угадаешь, что дальше. Она сняла плащ, а Орр тем временем взял с полки чашку, достал из буфета банку с молоком и сделал ей крепкий кофе: девяносто семь процентов – кофеин, три – все остальное.

– А сами?

– Больше уже не могу. Изжога.

Ей так его стало жалко.

– Может, бренди?

Он взглянул с робкой надеждой.

– Вы от него не уснете. Наоборот, взбодритесь. Сейчас схожу.

Он посветил ей фонариком на улице. Ручей гремел, деревья застыли в тишине, над головой скалилась луна. Луна пришельцев.

Вернувшись в дом, Орр налил себе немного, отхлебнул, вздрогнул: «Хорошо!» – и выпил до конца.

Она поглядела на него одобрительно.

– Всегда вожу с собой пинтовую флягу. В машине обычно держу в бардачке, а то, если полиция тормознет, надо показывать права – фляга в сумке ни к чему. Но обычно держу при себе. Занятно: каждый год пару раз приходится очень кстати.

– Вот почему у вас такая большая сумка, – сказал Орр с хмельком в голосе.

– Само собой! Добавить, что ли, в кофе? А то больно крепкий. – Она плеснула бренди себе в чашку и заодно налила ему. – Как вам удается не спать уже часов шестьдесят-семьдесят?

– Я не то чтобы совсем не сплю – просто не ложусь. Можно вздремнуть сидя, но без снов. Чтобы снились сны, надо лечь – тогда большие мышцы расслабятся. В книгах вычитал. В принципе, работает. Пока настоящих снов не было. Но если толком не удается расслабиться, быстро просыпаешься. А в последнее время начались галлюцинации. Будто по стене что-то ползает.