Кристин Мэнган - Дворец утопленницы

• Название: Дворец утопленницы
• Автор: Кристин Мэнган
• Жанр: Триллер
• Год: 2023
• ISBN: 978-5-86471-925-1

Фрэнки Крой – писательница, чья слава со времен публикации очень успешного дебютного романа успела порядком померкнуть. Прочитав нелестную рецензию на свою последнюю книгу, она переживает публичный нервный срыв и на время уезжает из Лондона в Венецию, чтобы спасти пошатнувшуюся репутацию и преодолеть творческий кризис. В этом призрачном городе, где бесконечные лабиринты улиц и каналов способны свести с ума, Фрэнки знакомится с девушкой по имени Гилли, которая называет себя ее поклонницей и упорно стремится завоевать ее дружбу. Но что из того, что рассказывает Гилли, правда, а что ложь? Каковы ее истинные мотивы? Не живет ли кто-то еще в пустующем старинном палаццо, где поселилась Фрэнки? Или, может, все это игра ее расстроенного воображения? Мастерски описанная Венеция, коварная и зловещая, выступает полноправной героиней этого изящного психологического триллера, события которого, несомненно, не могли бы произойти ни в каком другом месте.

---

У Фрэнки до сих пор саднило в сердце, стоило вспомнить, с какой миной тот встретил ее на приеме. Едва редактор подошел к ее столику, стало ясно, что увидеть ее он совершенно не рассчитывал. Впрочем, трудно его винить. Обычно она такие мероприятия пропускала, да и на это, по правде сказать, не собиралась, сидела себе дома с бутылкой виски, сперва мешала его с содовой, потом бросила жеманиться и стала глотать неразбавленным – и вдруг оказалась на улице с приглашением в руке, поймала такси и опомниться не успела, как машина затормозила у дверей «Савоя».

Так что, пожалуй, несправедливо было бы упрекать Гарольда за некоторое удивление. Справедливо было бы упрекнуть его за досаду, вполне отчетливо мелькнувшую на его лице при виде Фрэнки.

– Дорогая, ты уверена, что справишься? – спросил Гарольд, мимолетно клюнув Фрэнки в щеку и искоса проследив взглядом за ее рукой, когда она потянулась к подносу проходившего мимо официанта за очередным бокалом шампанского. Когда он коснулся узла своего серого шелкового галстука, Фрэнки едва не выпалила, мол, выглядишь нелепо, но вовремя прикусила язык, гадая, хватит ли у него духу спросить, который это по счету бокал, – впрочем, она и сама уже не помнила. – Просто… ты в последнее время казалась подавленной.

Подавленной. Она едва не расхохоталась. Это слово неспособно было описать и толики терзавших ее чувств, а «последнее время» тянулось вот уже несколько недель. С той самой злосчастной рецензии.

– Как продвигается новый роман? – спросил Гарольд. – Я-то думал, ты дома, погружена в работу.

Этот вопрос (или намек, бог его знает) Фрэнки оставила без ответа, не созналась, что до сих пор не написала ни единого слова. А ведь пыталась. Порой просиживала за столом по нескольку часов кряду, ждала, готовая ухватиться за любую идею, но страницы оставались пустыми. Подобное случалось и прежде – силишься выдавить из себя хоть строчку, а слова не идут, – но рано или поздно ей удавалось стряхнуть оцепенение, еще ни разу оно не сковывало ее так надолго. Теперь же казалось, что конца ему не будет, и от этой беспросветности у Фрэнки потели ладони, пересыхало во рту.

– Скоро пришлю фрагмент, – пообещала она, высматривая в толпе официанта с подносом сверкающих бокалов. Вскоре после этого она осталась одна – редактор помахал кому-то на другом конце зала и, извинившись, отошел, хотя прекрасно знал, как она ненавидит подобные сборища.

Надо было тогда и уехать.

Вместо этого она продолжила пить, опрокинула в себя остатки шампанского из бокала – четвертого, кажется, или, скорее, пятого, в желудке уже явно плескалась целая бутылка. Взгляд ее запрыгал по залу, останавливаясь то на одном госте, то на другом, и каждого она подозревала, как в последнее время подозревала всех подряд, в том, что он тоже прочел рецензию и теперь обдумывает ее, потягивая шампанское, – вот о чем все, должно быть, так задушевно беседуют, склонив друг к другу головы, обмениваясь тихими, шелестящими фразами, пока она стоит у своего столика совсем одна, наблюдая со стороны то общество, из которого ее изгнали. В душе снова закипела ярость, ядовитые строки жгли изнутри.

В поток мыслей вдруг вклинилось постороннее вежливое покашливание, и она заметила, что уже не одна, что кто-то стоит рядом – незнакомый мужчина, молодой, одетый в костюм без единой складки и причесанный, по новой моде, набиравшей популярность среди молодежи, на косой пробор. Официант, решила тогда Фрэнки, и потянулась к бокалу шампанского, который тот держал в руке. Но, вместо того чтобы двинуться дальше, как и полагалось официанту, незнакомец шагнул ближе, наклонил к ней голову. Это должно было ее насторожить – и насторожило бы, в любой другой день.

– Это вы, – прошептал он.

Она помнила, как отшатнулась, помнила, что эта непрошеная близость возмутила ее.

– Видел вас в списке гостей, но не думал, что вы и впрямь придете. – Он поправил свой узкий галстук с весьма самодовольным, как показалось Фрэнки, видом и продолжил: – Я большой поклонник вашего первого романа.

Она открыла было рот, чтобы ответить, уязвить его ехидным замечанием, но тут заметила, что та рыжая женщина – явно крашеная, не бывает от природы таких ослепительных оттенков – снова уставилась на нее. Их взгляды встретились, рыжая повернулась к своей спутнице и расхохоталась. Фрэнки на мгновение замерла, гадая, над ней ли смеются. Разумеется, над ней – и смотрят обе на нее, бросают взгляды из-под перламутровых, глазурованных век, так пестро, безвкусно раскрашенных. Ей хотелось закричать на весь зал – пусть выкладывают, чего им надо; слова клокотали в горле, лицо горело. Все до единой поры ее кожи, казалось, одновременно сжались и расширились, на щеках выступил румянец – два пылающих пятна, неаккуратных, точно намалеванных детской рукой. Хватит, приказала она себе, хватит, а то…

Она отвернулась.

И лишь через несколько мгновений осознала, что стоявший с ней рядом мужчина все это время не умолкал. Впоследствии она не раз задавалась вопросом, что именно он тогда говорил, – быть может, если бы она не отвлеклась, если бы слушала его внимательнее, вечер закончился бы иначе.

– Ваша последняя книга…

– Стало быть, вы тоже читали? – перебила она.

– Книгу-то? – переспросил он. – Да, я…

– Да нет, – отмахнулась Фрэнки. – Рецензию.

Лицо у официанта сделалось озадаченное. Она отчетливо помнила его удивление: интересно, он вообще знал об этой рецензии до того, как она проболталась? Ответа Фрэнки дожидаться не стала.

– Читали. Не юлите. – Она ненадолго умолкла, чтобы глотнуть шампанского. – А вы знали, что у Эмили их потом дома нашли?

– Эмили?

– Бронте, – сердито пояснила Фрэнки, досадуя на глупого официанта, вечно терявшего нить разговора. – После ее смерти. Лежали в запертом ящике.

Повисла пауза, официант склонил голову набок, мягко перехватил ее руку, потянувшуюся к бокалу.

– Вас это так сильно задевает? – спросил он, глядя ей в глаза. – Что про вас пишут другие люди?

Уже тогда она удивилась этому жесту, но удивление тут же затерялось в хмельном тумане, осталось лишь раздражение – зачем он мешает ей пить, зачем прикасается к ней так интимно, слишком интимно.

– Разумеется, меня это задевает. «Структура романа неуклюжа и лишена логики». Вот что там написали.

– Я не думаю…

– И никто за меня не вступится, никто не попытается обелить мое имя.

Официант вновь нахмурился, но она не стала объяснять. Внимание ее уже ускользнуло. Та женщина на другом конце зала все еще пялилась, все еще смеялась. Запрокинув голову, растянув рот, безупречная линия которого чуть заметно кривилась в том месте, где размазалась красная помада. Фрэнки приметила этот изъян еще по пути к ее столику и так прилипла к нему глазами, что едва не потеряла равновесие и несколько раз вынуждена была ухватиться за чужие столы, чтобы не упасть, но все шагала вперед под аккомпанемент бьющегося стекла.

Женщина повернулась к ней, и в лице ее что-то переменилось, мелькнула тень страха – Фрэнки помнила, с каким злорадством приметила это, помнила, как по телу пробежала горячечная дрожь.

Почувствовав, что в животе разгорается знакомый жар, она прислонилась лбом к оконному стеклу, ощутила его прохладное прикосновение. Прижалась сильнее – на стекле останутся пятна, да и пусть, – позволяя прохладе успокоить себя, вернуть в настоящее, укоренить здесь и сейчас. Только когда жар немного отступил, она посмела шевельнуться, но, мельком глянув на свое отражение, заметила, что на щеках еще пылает пунцовый румянец.

Она не помнила, как ударила ту женщину, в памяти осталась лишь боль от удара. Не помнила и вида крови, но следующим утром обнаружила пятно на белой перчатке. Эти перчатки она позже выбросила, мимоходом задумавшись, не считается ли это сокрытием вещественных доказательств. Решила, что ей плевать, и выбросила остальное: изумрудного цвета комплект из лифа и узкой прямой юбки в пол, который всегда любила, и черную вечернюю сумочку, доставшуюся ей от матери. Смотреть больше не могла на эти вещи. Она цепенела от ужаса, с безжалостной отчетливостью вспоминая, чтоґ натворила, какую сцену устроила, как кричала, бросалась обвинениями, размахивала кулаками – уверенная, будто не только рыжеволосая женщина, но и все без исключения гости читали рецензию, потешались, глумились над ней, – как изливала свой гнев, пока вокруг не установилась мертвая тишина, нарушаемая лишь хрустом битого стекла.

Она ошибалась – и не только насчет той женщины.

Позже выяснилось, что официант, которому она так откровенно, без утайки все выложила, на самом деле никакой не официант. Он оказался журналистом, хуже того – корреспондентом какой-то жалкой бульварной газетенки с претензией. Так эта история и попала в прессу. Одно только радовало – хотя бы фотографов рядом не оказалось. В качестве иллюстрации к статье напечатали старый снимок Фрэнки, неудачный и прежде ни разу не опубликованный, одному богу известно, где они его откопали, – лицо встревоженное, глаза запали, губы сжаты в тонкую линию. Это была первая ее официальная съемка, и тогда, перед объективом, в центре внимания, она чувствовала себя ужасно скованно. Теперь этот снимок лепили под сенсационными заголовками, и Фрэнки не сомневалась, что люди видят на нем сумасшедшую.