Барбара Майклз - Призрак Белой Дамы

• Название: Призрак Белой Дамы
• Автор: Барбара Майклз
• Издательство: Центрполиграф
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2003
• ISBN: 5-9524-0219-4

Юная Люси Картрайт становится наследницей громадного состояния. Ее тетка-опекунша ненавидит племянницу и стараясь повыгоднее ее «продать», насильно выдает замуж за мрачного красавца барона Клера. После свадьбы молодые переезжают в родовое поместье барона. Люси готова полюбить мужа, но тот всячески избегает ее. Постепенно к чувству одиночества и обиды примешивается страх — Люси все чаще замечает загадочную женскую фигуру в белом. Местная легенда гласит, что это призрак Белой Дамы, являющийся всем женщинам семейства Клер перед смертью...

---

— Он не одобрял мисс Флитвуд? Трудно представить отчего, она умна и красива.

— Ну, — сказала миссис Эндрюс, совершенно обезоруженная моим тоном, — мне не хотелось попусту болтать, миледи, вы понимаете, но с вами…

— Конечно. Я слышала, покойный лорд не отличался мягким нравом.

— Он был тяжелым человеком, очень тяжелым. Для него имело значение только одно — его собственное желание. Я так скажу: он мог растоптать всех и все, что стояло на его пути. После смерти моей дорогой госпожи, а я была ее компаньонкой — она взяла меня после того, как умер мой муж и оставил меня без пенса за душой, — после ее смерти я осталась ради мальчика. Я чувствовала, что нужна ему. Хотя было нелегко с его милостью… Но лучше не говорить об этом…

— Флитвуды, — подсказала я.

— Да, да. — Миссис Эндрюс сложила пухлые руки на фартуке и устроилась поудобнее. — Не знаю, как далеко зашло дело у двух молодых людей. Формально помолвки не было, но… А потом пришло известие. Мне никогда не забыть этот день. Предприятие мистера Флитвуда разорилось, он остался без гроша и был опозорен. Он потратил деньги, ему не принадлежащие, включая приданое дочери. Его ожидала не только нищета, но и тюрьма. Поэтому неудивительно, что он застрелился.

— Боже мой! — воскликнула я в ужасе. — Какая трагедия! А что стало с бедными молодыми людьми?

— Все было плохо, но худшее — впереди. Вот тогда-то узнаешь, что такое дружба. Мистер Флитвуд имел все основания рассчитывать на его милость. Говорили, что он оставил очень трогательное письмо, умоляя его помочь осиротевшим детям, но и без такого обращения можно было ожидать… Вместо помощи его милость отказал им от дома. Он вызвал господина Эдварда в библиотеку после того, как все стало известно. Мы не знали, о чем они говорили. Они так кричали друг на друга. Но у господина Эдварда не было выбора: отец угрожал лишить его наследства, если тот не прекратит отношений с Флитвудами, и господин Эдвард знал, что отец сдержит слово.

— Ужасно, — пробормотала я, — бессердечно и жестоко.

— А потом оказалось, что никакого наследства нет, — сказала миссис Эндрюс с мрачным удовлетворением. — Только поместье и дом, которые во всех случаях передаются по наследству. Его милость покойный лорд не только все промотал, но и залез в большие долги. Ну, как вы видите, все обошлось как нельзя лучше, — добавила она весело. — В конце концов, это была всего лишь юношеская увлеченность, и после смерти его милости господин Эдвард смог помочь своим друзьям и устроил их здесь. В то время они жили в Йорке, где у господина Джека был очень бедный приход. Он был посвящен, видите ли, в церковный сан вскоре после смерти своего отца. Будьте уверены, у него и в мыслях не было стать священником. Он ожидал наследства, но видите, как вышло, и его красноречие теперь служит Богу.

Она энергично покачала головой:

— Да, воистину, миледи, пути Господни неисповедимы, у него свои планы, и они претворяются, хотя мы, бедные смертные, не видим этого.

ГЛАВА 12

Август был жарким и безветренным. Такого знойного лета не помнили даже самые старые местные жители. С жарой усилились заболевания в деревне. Однажды утром, услышав особо устрашающий рассказ Анны, я решила съездить и посмотреть, что и как, сама.

По существу, я недолго пробыла в деревне, и мои посещения ограничились несколькими более или менее зажиточными семьями. Когда я объяснила Анне цель моей поездки и попросила ее сопровождать меня, та запротестовала. Она надеялась вызвать у меня сочувствие к больным, но не представляла, что я захочу их посетить, если… и так далее. Я была тверда в своем решении. Пока мы ехали, она пыталась переубедить меня, и, достигнув окраины деревни, она предложила мне подождать в коляске, пока она отнесет еду и кое-какие простые лекарства, взятые с собой.

Признаюсь, я была неприятно поражена, когда мы свернули с главной улицы в узкий переулок, где я никогда прежде не бывала. Дома вокруг были своеобразной постройки, со старинными, крытыми соломой крышами и белеными известкой стенами. Теперь они выглядели так, словно их не красили и не ремонтировали столетиями. Сорняки заполняли огороды, в стенах и на крышах зияли дыры.

Сопровождаемая Анной, которая несла корзинку и бормотала что-то неодобрительное в мой адрес, я пошла по дорожке к первому дому. Дверь была открыта: даже в этот ранний час было очень жарко. Я заглянула внутрь, словно в пещеру. Слабый огонь горел в очаге, и на его фоне я увидела сгорбленную фигуру, сидевшую так неподвижно, что я задрожала от страха.

Когда мои глаза освоились с полумраком, я разглядела фигуру более четко. Это был мужчина. Он взглянул на меня выцветшими глазами, когда я входила в комнату, высоко подняв юбки над пыльным полом, а затем, узнав, попытался подняться на ноги.

— Миледи! — воскликнул он изумленно.

— В вашем доме есть больные, — сказала я. — Я пришла посмотреть, чем могу вам помочь. — Он ничего не ответил и только продолжал смотреть на меня, а я беспомощно оглянулась на Анну. — Он понимает меня? Поговори с ним, спроси его, кто здесь болеет.

— Он понимает, — ответила Анна. — Его зовут Уилл Дженкинс. Он был конюхом в поместье, пока не состарился и не смог работать. Его милость выгнал его из дому с двумя пенсами на выпивку. Заболела его дочь.

Она указала на дверь, которая, вероятно, вела в другую комнату. Я решила не замечать ее резких слов в адрес Клэра; едва ли я могла бранить ее за осуждение такого жестокого поступка, но не считала корректным присоединяться к ней в критике моего супруга. Я сделала шаг по направлению к двери и заметила движение Дженкинса. Его пошатывало, и не трудно было понять, почему его признали негодным для работы. Я отпрянула — его движение было таким решительным, казалось, он хотел не дать мне войти в комнату.

— Нет, миледи, — сказал он твердо. — Вам не следует входить туда. Вы заразитесь.

Я не успела ответить, как внутренняя дверь распахнулась, и из нее вышел еще один мужчина. Он был помоложе, высокого роста и широкоплеч. Он стоял в дверях, не давая мне войти. Окошки в доме были покрыты въевшейся в них пылью, и я не увидела ничего, а лишь услышала тяжелое дыхание больного человека.

— Это зять Уилла, муж Мэри, — объяснила Анна. — Как она, Фрэнк?

В отличие от старика мужчина говорил на местном наречии, и Анне пришлось переводить:

— Ей получше, он говорит. Он хочет, чтобы мы ушли. Мы оставим еду и лекарства.

Она вынула кое-что из корзинки, положила на стол и взяла меня за руку. Я отстранилась.

— Я хочу увидеть ее, Анна. Здесь нет больше женщин? Эти мужчины не могут позаботиться о ней как должно.

Очевидно, мужчина помоложе понимал мою речь, хотя не мог объясниться. Он издал низкий скрипучий звук, похожий на рычание зверя, двинулся ко мне. Его раздражение не нуждалось в переводе: оно ощущалось в тоне его голоса и неуклюжих жестах.

Анна резко прикрикнула на него, и он остановился. Теперь я могла рассмотреть его в свете открытой двери и приободрилась. У него были грубые черты лица, он был неумыт и, видимо не брился несколько дней. Но в глазах под густыми бровями таились боль и отчаяние, проникавшие мне в душу.

— Не беспокойся, — сказала я Анне, вцепившейся мне в рукав. — Он не причинит мне зла. Он ведь здоров, да? Тогда почему он не работает, такой здоровый детина? С больной женой, думаю, им не помешал бы его заработок.

— Вы не понимаете… — начала Анна, и тут мужчина расхохотался. Этот смех звучал кощунственно в этом унылом доме с больными людьми. Мужчина горячо говорил, и Анна повернулась ко мне:

— Он хотел бы, чтобы я вам все переводила.

Это был странный монолог: грубый хриплый говор мужчины и мягкий успокаивающий голос Анны. Мне кажется, что я не забуду его слова до конца своих дней.

— Работать? Я хотел бы работать, если бы смог получить работу, и возблагодарил бы Господа за такую возможность. Какую я могу получить работу? Отец его милости отобрал наши земли, и нам не на что жить. Теперь милорд привозит рабочих из Лондона и Йорка, а мы умираем с голоду. Он не тратит ни копейки на это бедное место. Мне не дадут работу на фабрике. Зачем, когда они могут нанять женщин и детей, заплатив им половину заработка мужчины за полный рабочий день. Моя жена работала там, пока не заболела; она уходила на работу, когда еще не было пяти утра, а возвращалась домой ночью, не имея сил сварить еду или прибраться в доме. Я пытаюсь ей помочь, но как? И мое сердце обливается кровью, когда я вижу, что моя жена работает вместо меня, мужчины. Здоров? Да, я здоров, но скоро заболею, сидя без дела, видя, как она вянет, и, не зная, как ей помочь… Дайте мне работу, миледи! Мне не нужна ваша благотворительность. Мне нужны мои права, права свободного человека. Дайте мне работу, любую работу, а потом увидите.

Он не позволил мне увидеть свою жену, и я не настаивала. Я осознала, что, несмотря на его грубость, его жена получает от него все, что его любовь к ней могла дать.