Георгий Марчик - Прекрасная папиросница

• Название: Прекрасная папиросница
• Автор: Георгий Марчик
• Издательство: Буквица
• Жанр: Короткие любовные романы
• Год: 1992

---

„Неужели они папиросницы? — думал писатель. — Может быть с точки зрения участкового все женщины на свете папиросницы, или по крайней мере склонны к этому занятию. Стоит только оказаться в подходящих условиях".

Брюнетка, явно преодолевая внутреннее сопротивление, подчинилась просьбе участкового и они направились через еще спящий по-зимнему сквер по слегка подтаявшему насту снега в сторону большого дома, где находилась резиденция участкового — „Пункт охраны общественного порядка." Первым шел участковый, за ним — брюнетка, замыкал шествие писатель, не перестававший удивляться, как все переменчиво в мире. „Только что, всего пять минут назад она покидала ресторан и мысленно была уже дома. Ни сном, ни духом не ожидала, что ей предстоит эта прогулка. И вот уже она покорно следует в „Пункт охраны общественного порядка", где будут тщательно устанавливать ее личность и он, писатель, будет принимать в этом участие. Но ведь это все-таки лучше, чем если бы ее сбил автомобиль или если бы на нее напал грабитель. В конце концов, она могла просто упасть или подвернуть ногу. Поистине жизнь никому не гарантирует полной безопасности. И никто в этом подлунном мире не застрахован от неприятностей. Пожалуй даже это не худший вариант, — философски думал он. — Кто знает, возможно, ей чертовски повезло, и этот обходительный, но стойкий страж образцового общественного порядка невольно спас ее от худшего".

Однако брюнетка явно не осознавала и не ценила этого и была до предела возмущена, что легко читалось по ее лицу. Едва они вошли в помещение „Пункта охраны общественного порядка" брюнетка достала из сумочки паспорт и протянула его участковому.

— Пожалуйста, если он вам так уж нужен… Участковый строго посмотрел на нее:

— Почему же вы обманули меня?

— Я просто забыла. А сейчас вспомнила. Участковый углубился в изучение паспорта, а писатель как воспитанный человек решил занять даму.

— Вы часто посещаете ресторан? — безо всякой задней мысли спросил он брюнетку.

Она восприняла его слова как выражение сочувствия и поддержки и немедленно откликнулась на нее светлой радостной улыбкой, неузнаваемо преобразившей ее лицо.

— Нет, что вы! Я не люблю рестораны. Это чистая случайность.

— А что вы любите? — вступая в игру, улыбнувшись, спросил писатель. — Только честно.

— Честно? — кокетливо переспросила она, забыв на минуту, где она и безмятежно, как в нормальной жизни, улыбаясь.

— Люблю капусту, как и каждая женщина. Участковый тем временем куда-то деловито звонил, проверял паспортные данные задержанной.

Что-то очень знакомое, близкое, мимолетное, как неясное воспоминание о забытом сне друг промелькнуло в дознании и чувствах писателя. Кого же напомнила ее чистая, яркая, словно бы солнечная улыбка, эти юные сияющие глаза. Кого?

— Вот уж не думал, что все женщины любят капусту, — сказал он, силясь прояснить в своем сознании нечеткие ощущения. Кажется, когда-то он уже видел ее. Начало нашего века. Плохо иллюминированная улица. Небольшая площадь у кинематографа. Прекрасная папиросница со своим первосортным товаром. Ее легкая как дуновение весеннего ветерка улыбка, смеющиеся глаза… Давний смешной сон — ему нужно было всего пять рублей для прекрасной папиросницы и он был бы счастлив. В мокром белье он ходил по знакомым писателям, пытаясь продать за пятерку какой-то нелепый сюжет. А когда, наконец, с таким трудом достал деньги, ее уже не было у кинематографа. Ах, боже мой! Неужели это она? Так поразительно похожа. Но ведь то был просто сон…

— Капуста — это деньги, — пояснил участковый, закончивший уточнение паспортных данных задержанной. — У вас на один месяц просрочен паспорт, — строго сказал он брюнетке, у которой при первых же его словах лицо снова сделалось каменным. — А это значит… Что это значит? — как учитель у нерадивого ученика спросил он.

— Не знаю, — сказала она, пожимая плечами. — Вам лучше знать.

— Это значит, что он недействителен. Видите, что здесь написано? В вашем же паспорте. Читаю. Пункт пятый: „По достижении гражданами 25-летнего и 45-летнего возраста… в паспорт вклеиваются новые фотографические карточки, соответствующие этим возрастам. Паспорта, не имеющие таких фотографических карточек, являются недействительными". Ясно? Вам месяц назад исполнилось 25 лет, а вы не заменили фотографию. Ваш паспорт уже недействителен.

Впечатлительный писатель, пожалуй, испугался бы, доведись ему услышать эти грозные слова, прозвучавшие чуть ли не как судебный приговор. Но брюнетка нисколько не смутилась и с достоинством возразила участковому:

— Я имею право заменить фотографию в течение трех месяцев. Какие еще ко мне претензии?

Писатель был в восторге от ее выдержки, но, отнюдь, не участковый. Очевидно, у него были претензии. Он нахмурился, поиграл желваками.

— Не только герои Шекспира, мы тоже умеем укрощать строптивых, — сказал он, в упор глядя на брюнетку. — Благодарите бога, что сегодня у меня хорошее настроение, и я не хочу задерживать вас больше, хотя мог бы… Вы свободны.

Брюнетка поспешно поднялась, схватила свою сумку, лежавшую на соседнем стуле и уже на ходу, обернувшись, при этом взгляд ее блеснул голубой молнией, бросила:

— Глаза бы мои вас не видели!

И только после того, как она ушла, писатель вдруг почувствовал нарастающую неловкость.

«Кажется, участковый ни на йоту не преступил закона и действовал строго в рамках отмеренных ему прав», — мысленно оправдывался писатель, — «все равно у меня осталось чувство, что спектакль, поставленный им был насквозь фальшив. А я просто не понимал, что происходит», — запоздало сожалел он. «Я считал, что она действительно в чем-то виновата, и он об этом знает лучше меня. Я даже подыгрывал ему, не ведая, что творю. Почему я молчал, почему не заступился за нее. В конце концов, мне это ровным счетом ничем не угрожало». Она ушла, и в „Пункте охраны общественного порядка" вдруг стало пусто и одиноко. Писатель встревожено оглядывался по сторонам, не понимая, что случилось.

Что-то было навсегда потеряно. Ее доверчивая улыбка, нежный румянец на щеках, растерянный, ищущий взгляд. Кажется, это действительно была она, прекрасная папиросница, запоздало спохватился писатель, страдая от острого сожаления. Ах, боже мой, неужели нельзя повернуть время вспять, сделать все по-другому? Неужели ничего уже нельзя поправить?