Валентин Лесков - Сталин и заговор Тухачевского

• Название: Сталин и заговор Тухачевского
• Автор: Валентин Лесков
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2003
• ISBN: 5-94538-388-0

Заговор маршала М.Н. Тухачевского и группы высокопоставленных командиров Красной Армии действительно существовал в 1930-е годы. Это реальность, а не плод больного воображения И.В. Сталина и его окружения или тем более следователей из НКВД. Историк Валентин Лесков раскрывает как внутренние, так и внешние движущие силы заговора, на богатом фактическом материале показывает малоизвестные стороны жизни и деятельности советских и зарубежных политиков, военных, дипломатов, разведчиков. Особое внимание уделено сторонникам полной реабилитации Тухачевского, действовавшим в период хрущевской «оттепели» и вновь оживившимся в ходе горбачевской «перестройки».

---

а) Поручить комиссии в составе Кагановича, Куйбышева и Акулова проверить сообщаемое в документах;

б) Освободить невинно пострадавших, если таковые окажутся;

в) Очистить ОГПУ от носителей специфических «следственных приемов» и наказать последних, «невзирая на лица» (намек явный на Ягоду! — В.Л.). Дело, по-моему, серьезное и нужно довести его до конца.

И. Сталин». (Б.А Викторов. Без грифа «секретно». М., 1990, с. 139.)

В соответствии с решением Политбюро от 15 сентября 1934 г. (и зачем это «диктатору» нужно было такое решение??) создали комиссию в составе Кагановича, Куйбышева, Акулова, Жданова. Состав очень представительный: Каганович — член Политбюро, секретарь ЦК партии, первый секретарь МК и МГК партии, Акулов — прокурор СССР (1933-1935), Жданов — секретарь ЦК партии (с января 1934). Помощь всех видов оказывали им в проверке материалов помощники самого Сталина — А.М. Назаретян (1889-30.10.1937, чл. партии с 1905) и ДА. Булатов (1889-1941, чл. партии с 1912). Акулов (1888-1939, чл. партии с 1907) играл особенно важную роль. Его высоко ценили в партии. И отзывались о нем так:

П. Баранов(1892-05.09.1933, чл. партии с 1912), начальник ВВС республики:

«Хороший товарищ, замечательный работник».

М. Коковихин (старый большевик, работавший с Акуловым в ЦКК-РКИ): «Иван Александрович был поистине прекрасным человеком. Нужно отметить, что он был очень прямой, что если он был с чем-нибудь не согласен, он прямо ставил вопрос по-партийному, по-большевистски».

М. Ульянова (сестра В. Ленина): «Он человек необычайной воли и правды». (А.С. Блинов. Иван Акулов. 1967, с. 65, 70, 73.)

Акулов находился в тесной дружбе с Орджоникидзе, Барановым, который при очень подозрительных обстоятельствах погиб в 1933 г. вместе с женой в авиакатастрофе, с Якиром, его женой Саррой Лазаревной, его заместителем Н.Д. Кашириным, начальником штаба Украинского военного округа В. Бутырским (в 1925-1928 годах вместе с Якиром, Кашириным и Бутырским он даже жил в одном доме!).

С Якиром его связывали особенно близкие отношения. А познакомил их Баранов, который тоже дружил с Якиром и которого Акулову рекомендовал с самой наилучшей стороны. Было это в 1920 г., и они вместе работали в составе Крымского обкома, Якир же занимал в то время пост командующего войсками Крыма. Жизнь тогда среди всеобщей разрухи, при только что завершившейся Гражданской войне, была очень тяжелой и голодной. Люди много работали и жили святой верой, дружбой и любовью. Жена Якира вспоминала то время так: «Ионочка часто после заседания затаскивал Ваню к нам. У нас все же лучше. Мы жили большой коммуной, все работали, и у нас было много хамсы» (Хамса, или анчоус — род сельди). (Там же, с. 58.) Их отношения непрерывно крепли. «Постепенно, — пишет биограф, — у них выработалась взаимная потребность, сохранившаяся до конца жизни, советоваться по всем вопросам». (Там же, с. 59.) Когда чета Барановых погибла в катастрофе, именно Акулов вместе с Якиром и Булиным, соратником Гамарника, стали опекунами их детей.

Легко себе представить, каковы были страх и паника Ягоды, лучшего друга Бухарина и Рыкова, покрывавшего все делишки «право»-троцкистских организаций! Широкое расследование угрожало падением ему самому! Единственная надежда заключалась в собственном искусстве маневрирования в море большой политики и еще в помощниках Сталина, да еще, пожалуй, в Кагановиче. Ну, может ли иудей «продать» иудея?! А помощникам в предыдущие годы сумел он оказать достаточно услуг, способствуя их карьере.

За кулисами началась бешеная борьба, со взаимными подвохами и страшными ударами. Кончилась она тем, что Киров, тоже оказавшийся вовлеченным в эту борьбу (как политик с Кавказа и друг Сталина!), получил пулю 1 декабря 1934 г., а Куйбышев скоропостижно скончался 25 января 1935 г., якобы от «разрыва сердца», как врачами было официально объявлено, согласно секретному указанию Ягоды. В оставшейся тройке Каганович и свежеиспеченный секретарь ЦК Жданов поддержали Ягоду, Акулов же выступил против него. Этим он, в глазах Ягоды, сам себе подписал смертный приговор.

Раскол в комиссии привел Ягоду к победе. И Сталин на заявлении невиновного Маркевича, заместителя наркома земледелия СССР, члена партии с 1921 г. (невиновность его подтвердила комиссия по реабилитации, освободившая его в 1957 г.), наложил неожиданную для того резолюцию: «Вернуть в лагерь». Было это в январе 1935 г., после убийства Кирова.

И все— таки победа для Ягоды оказалась воистину «пирровой»! Доверие к нему явно пошатнулось. Ибо комиссия успела составить итоговый документ, охватывавший дела Наркомзема, Наркомата совхозов и еще ряда других, для руководства НКВД очень неблагоприятный. Там зафиксированы следующие пункты:

1. Надо искоренить незаконные методы следствия.

2. Наказать виновных.

3. Дела о Ревисе и Маркевиче пересмотреть.

Ясно было, что точка не поставлена, что расследование дел следователей НКВД, словно бумеранг, может вновь возвратиться на прежнюю орбиту. Так и получилось в конце концов. В результате Ягода лишился всех постов и затем сел на скамью подсудимых, уличенный во множестве отвратительных преступлений, среди которых числилось и убийство Куйбышева. На процессе Бухарина и Рыкова в 1938 г. этот вопрос также рассматривался, и показания обвиняемых были более чем интересны.

Смерть Куйбышева поразила многих людей, близко знавших его, в том числе и его сестру, которая в последний раз видела брата 23 января и как раз говорила с ним о его здоровье. Вспоминая о том свидании и его смерти, она позже говорила: «Валериан ушел от нас совсем молодым. Ему было всего 46 лет, он был в расцвете своих сил.

Не верилось, никак не верилось, что человек с таким богатырским здоровьем мог так внезапно, так неожиданно сгореть». (Там же, с. 41.)

Все поклонники Тухачевского представляют дело так, что Куйбышев умер «сам собой», «вполне естественно», «от чрезмерно напряженной и нервной работы». Какие доказательства? Никаких! Поэтому подобные утверждения и не внушают доверия. Фактом является другое, как видно уже из одного приводившегося эпизода: что Куйбышев слишком много знал о деятельности оппозиции в аппарате НКВД, по этой причине он был очень опасен, все время создавая угрозу множества провалов и полного разоблачения. Следовательно, его надлежало убрать! Что и сделали по заданию высоких шефов. В свете этого становятся понятными следующие факты:

1. Подсовывание Куйбышеву некоего «невинного лекарства», якобы для поддержания бодрости его нервной системы среди напряженной работы.

2. Странное поведение секретаря Куйбышева: когда тому стало плохо, он решил пойти домой (жил нарком в Кремле), секретарь не пошел проводить его, не вызвал с работы жену, не позвонил в амбулаторию, которая находилась в доме Куйбышева, этажом ниже, чтобы оттуда пришел дежурный врач или сестра для помощи, но поручил кому-то другому разыскать персонального врача Куйбышева, прикрепленного к нему Ягодой (!).

3. Позвонить, однако, одному из своих шефов, секретарю ВЦИКа Енукидзе, он не позабыл. Ему он тотчас сообщил, что Куйбышеву очень плохо и конец приближается. Тот бодро ответил: «Все в порядке, не зовите врача и держитесь молодцом».

Из последних сил Куйбышев позвонил жене Ольге Андреевне, та — в амбулаторию. Когда она вернулась домой, там уже хлопотали медики. Но все было бесполезно: Куйбышев уже не дышал.

Сестру Куйбышева тоже вызвали с работы, сказав ей по телефону: «Валериану очень плохо, приходи скорее!» Эти слова привели ее в ужас. «Я поняла, — вспоминала она позже, — что произошло что-то ужасное. Приходит на мысль недавняя трагическая гибель Кирова! Гоню эту мысль от себя, но все же она неотступно, все сильнее и сильнее точит мой мозг».

При вида мертвого брата она спрашивает именно о том, что кажется ей наиболее «естественным»: «Его убили?» Жена Куйбышева отвечает (со слов проф. Левина, врача Менжинского, Енукидзе и Куйбышева!): «Умер от разрыва сердца».

Вот в такой атмосфере Сталину приходилось жить и работать. Трудно при таких обстоятельствах пылать ко всем «братской любовью», трудно желать устроить общий «консенсус».

Акулов, следуя лучшим традициям партии, пользуясь поддержкой Крыленко, наркома юстиции СССР(1936-1938), яростно боролся за справедливость сначала с Ягодой, потом с Ежовым, с недобросовестными и бесчестными следователями, которые, по его наблюдениям, на 75% определяли судебный приговор своими материалами. Еще до убийства Кирова, 4 июля 1934 г. он в своей директиве прокурорам союзных республик писал: «По данным Прокуратуры СССР, за последнее время (!) наблюдаются частые случаи нарушения судьями и прокурорами во время судебного заседания элементарных процессуальных правил, обеспечивающих нормальный ход судебного следствия.

Судьи и прокуроры при допросах обвиняемых, свидетелей или экспертов проявляют нередко грубое к ним отношение, обращаются к ним на «ты», позволяют в их адрес неуместные шутки и прибаутки, задевающие достоинство опрашиваемых и роняющие авторитет пролетарского суда в глазах трудящихся. Грубый тон рассматривается некоторыми судебно-прокурорскими работниками как проявление «демократической» простоты пролетарского суда, в то время как он является лишь проявлением собственной некультурности этих работников. Судебное заседание при таких условиях утрачивает серьезный характер, которым оно должно отличаться, и, превращаясь в «веселое» зрелище, не может оказать на трудящихся воспитательного воздействия.