Дмитрий Биленкин - Последняя тайна Земли

• Название: Последняя тайна Земли
• Автор: Дмитрий Биленкин
• Жанр: Научная Фантастика

---

- Ничего, дружок, просто вспомнилось. - Легкая рука деда легла на мальчишеское плечо. - Так хотел назвать свою итоговую книгу писатель и мыслитель прошлого Иван Ефремов. "Последние зубцы". Последние зубцы гор, которые он видел, и последние зубцы кардиограммы. Какой точный смысл...

- Так это же когда было! Когда сердце на всю жизнь было и первым, и последним. Что ты, дед, право... Слушай, а почему скрытая за этим хребтом тайна считается последней? Это ж неверно! Разве их мало осталось?

- Не таких. Не на поверхности Земли.

- Не таких... Тайны что, бывают "такие" и "не такие"?

- Какие хочешь. Великие, мелкие, для всех, для немногих, подлинные, мнимые - всякие.

- А в заповеднике какая?

- В том вся и прелесть, что значение тайны выясняется, лишь когда она перестает быть тайной! Пока что она для всех. Когда-то таких, доступных обычному зрению и слуху, на Земле было сколько угодно. Теперь осталась последняя. Вот наука и взяла ее под охрану от самой себя.

- Ну и логика! - Мальчик совсем по-взрослому пожал плечами. - Не суй руку в свой же карман, получается...

- Логика! - фыркнул старик. - А от кого, спрашивается, мы охраняем природу? Вот так-то... Логика тоже бывает разная.

- Все равно непонятно.

- А все понятно только амебе. Без мозгов потому что.

- Я не о том... С заповедником непонятно.

- Знаешь, и мне тоже! - весело воскликнул старик.

- Как? Ты же сам, говорят, решал!

- Верно. Ну и что? Считается: что-что, а уж собственные решения нам до конца понятны. Будь это верным, люди никогда бы не удивлялись своим поступкам.

- Но тут наука решала!

- Наука и уверенность - разные вещи. Уверенней всего, кажется, решали всякие чингисханы и гитлеры... А что говорил Эйнштейн? "Нет ни одного понятия, относительно которого я был бы уверен, что оно останется незыблемым. Я даже не уверен, что нахожусь на правильном пути вообще". Да, так или примерно так думал подлинный ученый. Вот и я сейчас уверен только в одном: не худо бы поесть и погреться.

Хмыкнув, мальчик исчез в темноте, зашуршал там приготовленным сушняком. Зажигалка в его руке метнула крохотную молнию, которая вспышкой осветила задумчивое и словно уже недетское лицо. "Сын своего века, маленький Зевс", - с нежностью подумал старик, Взметнулось рыжее пламя хвои, залпом взлетели искры. Треща, занялись сучья. Во все стороны отпрянули бегучие тени; мрак за их призрачным колыханием сомкнулся еще плотней, и лишь говор ручья напоминал теперь о глубине скрытого во тьме пространства.

Поужинали в охотку у пышущего жаром костра. Едва костер притухал, как над головами прорезывались очерченные звездной пылью зубцы гор, но очередная вспышка огня стирала их для глаз, которые тогда видели лишь глухую черноту ночи. Все стягивалось к кругу света и от него зависело. "Все мы живем в круге своих представлений", - вскользь подумал старик. Забыв о дымящейся кружке чая, он завороженно смотрел на пламя, мысли его были далеко. "Допуск иррационализма в науку - вот что такое этот ваш замысел заповедника тайны! - выкрикнул тогда Зонненберг. - Простите, но я в этой затее не участвую!"

Да, так он сказал и вышел из зала такой походкой, будто над ним реяло священное знамя рационализма. И все примолкли, ибо то же самое знамя трепетало в их душах. Рационализм, логика, знание - разве не с этим наука вышла к людям, не этими ли ключами просветители хотели отомкнуть все замки будущего?

И все же они тогда приняли это решение. Все-таки приняли...

- Утверждают, что наука начинается со слова "знаю", - тихо, будто про себя, заговорил старик и продолжал, все более распаляясь: - Нет. Наука начинается со слова "не знаю". Ведь как было? Во все века, при всех религиях, задолго до всех религий человек твердо знал, как устроен мир и отчего дует ветер, куда девается ночью солнце, на чем держится Земля и отчего на ней зло. Загляни в любой миф, в любое писание - там все объяснено... Как трудно было тогда сказать: "Я знаю только то, что ничего не знаю". Но с этого началось познание. Не знаю, как устроен мир, не знаю, что такое звезда, не знаю, есть ли у человека душа, не знаю, не знаю, не знаю! Но жажду узнать, проверить и убедиться, что эта правда. Если то, что двигало Сократом и Галилеем, - это рационализм, значит, он страсть, могучий зов и порыв. А не таблица логарифмов, не безотказная память искинта! Безумству храбрых, да...

Он перевел дыхание. Его освещенное сполохами костра лицо казалось мятущимся. Мальчик смотрел на него во все глаза.

- Да, безумство... Выяснилось же, что окончательного ответа о мире нет и быть не может, что каждый шаг ранит исследователя признанием ошибок, которые только что мнились с таким трудом добытой истиной... Охладило ли это? Скорей, наоборот. Вот странно-то! Ни одно животное по доброй воле не двинется в бесконечность искать неизвестно что... Мы же поступили именно так. И это занятие в конечном счете оказалось куда как практичным! Настолько практичным, победным и плодотворным, что фраза "наука утверждает..." для многих стала тем же самым, что "бог сказал...". Ну нет! Заповедник тайны противоречит логике науки, которая призвана сокрушать все и всяческие тайны? Тем лучше! Вопрос - какой логике... Ведь если бесконечно познание, то бесконечна и логика, каким бы парадоксом это ни оборачивалось. Все и началось с парадокса. Уже к концу двадцатого века стало ясно, что без науки нельзя обойтись ни в одном сложном случае жизни. И что поэтому научное мышление должно стать достоянием всех. Всех! А наука меж тем от людей отдалялась. Когда-то любой, при некотором досуге и скромных средствах, мог погрузиться в мир звезд, как Гершель; бактерий, как Левенгук; веществ, как Шееле. А теперь и образование есть, и досуг, и средства, но что" ты можешь без современных инструментов? К науке, положим, приобщены миллионы, но за порогом лаборатории - миллиарды. И как же быть со столь необходимым обществу научным мышлением миллиардов? Вот в чем загвоздка! Нельзя научиться плавать, стоя на берегу, водить машину, читая о езде в книгах... Нельзя. И с мышлением то же самое. Заповедник тайны - просто одна из мер, одна из мер приобщения. В нем, было бы желание, каждый любознательный может стать первопроходцем. Право на исследование должно быть обеспечено каждому, верно?

Мальчик ничего не ответил. Облокотившись о рюкзак, он смотрел уже не на старика, а вдаль, где за толщей мрака и камнем хребта скрывалось то место, куда научные экспедиции не имели доступа, куда, как встарь, можно было только дойти, осилив кручи, и, как в былые времена, искать неведомое, кто знает, существующее ли.

- Хитрые вы какие! - вдруг вырвалось у мальчика.

- Хитрые? - Старику показалось, что он ослышался. - Хитрые?..

- Ну да. Тайна интересна настоящая. А когда ее для чего-то придумали...

- Но ее же никто не придумывал! - Старик подался вперед, словно то, о чем говорил мальчик, имело особенное значение. - Она же есть! Может быть, мнимая, но есть! Там, среди горячих источников, льда и диких зарослей, кое-кто слышал внезапную, ниоткуда музыку - как это понимать? Будто бы светящиеся в ночи "орлиные камни" - только ли обман чувств? Почему здесь, нигде больше? Что тут фантазия, тень легенды о стране вечно юных, а что явь? Тайна, последняя тайна Земли!

- Которую вы запросто могли разгадать...

Да. Но передний край нужен всем. Тайна, доступная каждому, необходима!

- И многие идут?

Старик опустил голову. Да, они об этом думали. Боялись нашествия миллионов. Успокаивали себя тем, что какая-нибудь загадка шаровой молнии так и не далась человечеству, пока не вмешалась наука, но и она свыше века была бессильна; так что ничего не затопчут, не сотрут тайну в порошок за два-три сезона.

Не затоптали, не стерли... Но что случилось с мальчишкой, с мальчишками всего мира, которых, бывало, хлебом не корми, а подай им НЛО, подай им Несси? И чем таинственней тайна, тем пуще разгораются их глаза...

- Понимаю... - задумчиво проговорил он. - Научная самодеятельность. Что-то вроде домашнего вязания по соседству с заводом-автоматом, да? Но и рукоделие существует, значит, необходимо! А в заповеднике все без дураков. И трудности подлинные, и разгадка, добудь ее кто, войдет, что называется, в анналы.

Мальчик пробормотал что-то.

- Что? - переспросил старик.

- Так, припомнилось, - ответил тот нехотя. - Бабушка говорила: на тебе, боже, что нам негоже.

Старик крякнул и, чтобы скрыть замешательство, потянулся поправить костер. В лицо ему пахнуло дымом, он закашлялся, с досадой протер заслезившиеся глаза.

- Послушай, ты, ученик искинта... - сказал он чуть охрипшим голосом. Если ты думаешь, что это правда...

- Дед, я не хотел...

- Помолчи! Ты сказал правду. Но всю ли? Вот я на старости лет приплелся к своему, так сказать, детищу. Зачем? Не знаю. То есть... Стоп! Заповедник надо было создать, мы его создали, и нам было ясно, ради чего. А вышло что-то иное, и сами мы, похоже, руководствовались чем-то иным. Чем? Теперь и вовсе глупый вопрос, а покоя нет. Все до конца познать невозможно, а хочется, чтобы все стало ясным сразу и до конца, так уж мы с тобой, человеки, нелепо устроены. Сами себя загоняем в ловушку!