Дмитрий Биленкин - Весенние лужи

• Название: Весенние лужи
• Автор: Дмитрий Биленкин
• Жанр: Научная Фантастика

---

Но недаром еще Аристотель говорил, что мышление есть страдание: оно не останавливается на полпути. Достигнув звезд, мы сыскали там жизнь, но не разум. Не означает ли это, что цивилизации скоротечны, что природа, порождая разум, программирует его самоистребление и нас ждет общая участь?

Конечно, еще в конце двадцатого века нашелся другой, вполне оптимистичный ответ. Если Вселенная пуста и нема, то это значит, что мы самые первые, пока единственные, может быть, уникальные... Прекрасно и даже логично, только все существует во множестве - галактики, звезды, планеты, минералы, растения и животные. Обнаружил один образец, значит, обязательно будет второй, третий, десятый...

Лишь человечество выпадало из этого правила.

И вот теперь отыскался аналог-антагонист - космический щитень! Тоже единственный в своем мире и потому тоже выпадающий из общего правила.

Тягостным было наше возвращение на Землю, хотя внешне все выглядело триумфом. Как же, еще одно открытие, еще одна победа науки...

Но какая! Искали братьев по разуму, а нашли собрата по одиночеству.

Все-таки в прошлых веках жилось полегче, не надо было беспокоиться о человечестве, тем более - о Вселенной. Однако вывод "чем далее, тем грустнее" неверен. Во-первых, тот, кто впервые сказал, что во многознании много печали, а мышление есть страдание, умолчал, что оно же еще и удовольствие. Иначе кто и каким кнутом того же Аристотеля заставил бы мыслить! А во-вторых, мы слишком привыкли к компьютерной, все от того же Аристотеля идущей логике с ее неизменным "да - нет", "ноль-единица", "или - или, а третьего не дано".

Еще как дано! И как странно, нелепо, дико порой дано!

Вот я и подошел к тому, что не попало в анналы.

Вскоре после возвращения на Землю, неизбежных докладов, встреч и прочего шума мы трое - капитан, Василенко и я - вырвались порыбачить, о чем давно мечтали в полете. Наконец сбылось - берег скромного озера, березы да ели вокруг, плотоядное чмоканье леща в камышах, молодой месяц в вечернем небе, ясные огни звезд, проворные спутников и немигающих геостационаров - все было для нас с Василенко родным и милым. Спали мы, натурально, в палатке, и - я позже запрашивал обсерватории - в данную ночь, на данном озере (как, впрочем, и на всей планете) не происходило ничего особенного, в географическом отношении исключительно. Все было, как всегда, как в добропорядочном мире и положено, все, кроме единственного. Утром обнаружилось, что у каждого из нас часы отстали на тринадцать минут.

Сначала, услышав по радио сигнал времени и обнаружив упомянутый факт, мы легкомысленно пожали плечами. Отстали часы, пусть даже высокосовершенные, ну и что? С барахлящей техникой, которая считалась надежной, мы, что ли, не сталкивались, совпадений не видывали?

Увы, долго пробыть в беспечном настроении нам не позволила та самая наука, которую считают гонительницей чудес. Вероятность одинакового, ни с того ни с сего, отставания стольких часов сразу было нетрудно прикинуть, и едва мы это сделали, как нам стало нехорошо. Реализовалось-то нечто близкое к пресловутому самозакипанию воды в графине! То, что среднестатистически могло сбыться в объеме Вселенной хорошо, если раз в миллиард лет!

А тут взяло, да и стряслось с нами. Это в какую же серию необычностей мы угодили?!

Вид у нас был тогда ошарашенный и, надо думать, преглупый. Разумеется, кому не лестно стать избранником необычайного и свидетелем доподлинного, настоящего, несомненного чуда? С другой стороны, не слишком ли много необыкновенного? И, главное, где это слыхано, чтобы чудо представало в столь скучном виде? Скучном, невыразительном и потому предельно нелепом. "Слышали? Чудо с ними, понимаете ли, случилось, часики у них поотстали... И, заметьте, ровно на тринадцать минут, природа чертову дюжину соблюла и уважила! Ну, юмористы, ну, шутники..."

А если бы нам и поверили, то какая, между прочим, всему цена? Выпало редчайшее совпадение, подтвердилась теория вероятностей, так в ее справедливости и раньше как-то не сомневались...

Не объяснять же всем встречным и поперечным, что психологически мы за короткий срок повторно столкнулись с чудом, и это второе выглядело карикатурой на первое!

Мы чувствовали себя так, будто неведомое то ли хихикнуло, то ли плюнуло нам в лицо, Молча смотали удочки и поспешно, не встречаясь взглядами, покинули озеро.

Вот, собственно, и вся история... Нелепая, как само чудо, конца не имевшая. Я вижу на ваших лицах разочарование и вполне вас понимаю, ибо сам не люблю рассказов, где все вяло обрывается на полуслове, хотя, должен заметить, именно так чаще всего завершаются житейские истории, а эффективные, в духе О'Генри, концовки, наоборот, редки в жизни, ибо она протяженность, а не завершенность.

Правда, чем больше я к старости задумываюсь над тогдашним... Видите ли, мы уже который век прилежно изучаем физические, химические и тому подобные свойства мира. А как насчет свойств поведенческих? Да, именно поведенческих! Мироздание, конечно, не существо, оно нечто гораздо большее, чем существо, и в активности с ним ничто не сравнится. Хотя последнее время мы тоже развили кое-какую активность... И что же тогда получается по закону обратной связи? Действуя все шире, напористей, проникая все глубже, мы будим в мироздании гулкое, многоголосое, все умножающееся эхо, вызываем ответ, подчас столь энергичный, что все начинает колебаться между расцветом и гибелью, как ясно показал экологический кризис, и не он один.

Так обстоят дела. А знаем ли мы, с чем, собственно, имеем дело, чью лапу мы теребим еще так по-щенячьи? Ведет ли себя мироздание как машина или вселенский канцелярист, для которого все - лишь регламент, мерное кругодвижение и всеобщая неуклонность? Или, наоборот, перед нами генератор случайных комбинаций, и мы взаимодействуем со слепым игроком в кости? С эклектиком, который сочетает в себе черты канцеляриста и анархиста?

Но в абсолютной канцелярии сдох бы самый выносливый щитень. И в хаосе случайностей он тоже не выжил бы. Не возник бы даже! Как и все остальное, он мог возникнуть лишь в творящем мире. В творящем, а значит, творческом!

Как странно: говоря о природе, мы прилагаем к ней такие понятия, как "движение" и "развитие". И лишь обращаясь к себе, мы добавляем слово "творчество". А ведь мы лишь ее подражатели и пока еще неумелые последователи! Мы сами существуем лишь потому, что кроме случайностей и закономерностей, синтеза и распадов, всяких геометрий и физик мирозданию присуще творческое поведение. Да-да, созидание нового, небывалого, столь же краеугольного в природе, как температура и время, тяготение и пространство, энергия и размерность. Иначе как бы из простенькой первоплазмы Большого Взрыва возникло все необозримое великолепие мира звезды и алмазы, ветры и океаны, березы и ландыши, люди и щитни?

Мы не видим вокруг себя чудес, потому что мир полнится ими.

Кстати! Где машиноподобие и канцеляризм, там мерность и скука, а где творчество, там, кроме серьеза, - озорство и игра. От творящего мироздания можно и щелчок по носу получить, как мы его получили.

Важно не это. Будучи учениками и продолжателями творческих сил природы, мы оказываемся на острие копья, которое пронизывает все миллиардолетия Вселенной! И по этой причине будущее, я так полагаю, принадлежит все-таки нам, а не щитню.

Хотя, с другой стороны, именно творящий мир многовариантен, и в нем легко сделать ошибочный шаг.