Анатолий Афанасьев - На службе у олигарха

• Название: На службе у олигарха
• Автор: Анатолий Афанасьев
• Издательство: М.,Роман-газета №22-23
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004

Последний завершённый роман безвременно ушедшего прозаика Анатолия Афанасьева, знакомого читателю по остросюжетным, сатирическим произведеним. Новый роман Анатолия Афанасьева рассказывает о том, что будет с Россией, если народ и впредь будет покорно нести свой крест, не вмешиваться в происходящее, всецело доверяя власти и политикам. В центре повествования — судьба литератора, волею случая приближенного к одному из нынешних олигархов. Он нанят, чтобы воспеть «подвиги» своего работодателя, но в размеренное течение его жизни вмешивается судьба в образе дочери олигарха…

---

В начале десятого щёлкнул наружный засов на двери, и вместо Светочки с завтраком на пороге возник доктор Патиссон, но в таком изменённом виде, что я, каюсь, не сразу его признал. Под глазами, под золотыми очёчками, крупные фиолетовые пятна, на скуле ссадина, светлый «аглицкий» костюм выглядел так, словно его вместе с хозяином извлекли из стиральной машины, а отгладить забыли; но особенно удручающее впечатление производила причёска: весёлые серебристые прядки волос вырваны с корнем, и вместо них высокий лоб мыслителя обрамляли два ручейка красных пупырышков, как при вторичном проявлении сифилиса. При всём при этом доктор был больше обычного оживлён и лучезарно улыбался.

— Никак с кем-то подрались, Герман Исакович? — посочувствовал я. — С другим психиатром?

— А вы, батенька мой, кажется, в добром здравии? Что ж, тем лучше. Я за вами. Собирайтесь.

— Куда собираться? Зачем?

Услышав в моём голосе протест, доктор изумлённо вскинул бровки.

— Что-то вы сегодня на себя не похожи… Какая вам разница — куда? Впрочем… — На добром круглом лице возникла плотоядная гримаса. — Секретов тут нет. Во избежание возможных недоразумений велено забрать вас отсюда. Поедем, дружок, в стационар для лечения. Можно надеть штанишки, а не юбочку. Сегодня дозволяется.

— Я вам не верю, — сказал я. — Никуда не поеду, пока не увижу письменного распоряжения работодателя.

Доктор опустился на стул и смотрел на меня, по-птичьи склонив изуродованную головку набок.

— Похоже на бунт, а, голубчик мой? К лицу ли вам такое поведение? Вы же не какой-нибудь красно-коричневый фашист. Всё-таки писатель, творческая личность. Ай-яй-яй!

— Сказано, не поеду!

Доктор удовлетворённо хмыкнул.

— По правде сказать, чего-то подобного я ожидал и предостерегал Леонида Фомича. Существа с повышенной рефлексией способны на самые неожиданные реакции, причём всегда во вред себе… Благороднейший человек Оболдуев, вот его жёнушка и отблагодарила за гуманность. Может, хоть чему то научила… Эй, ребята! — гаркнул он вдруг во всю глотку, и в комнату влетели двое битюгов, одетые в серые халаты и с какими-то подозрительными сверкающими бляхами на груди, как у грузчиков на вокзале.

— Ну-ка, мужички, — ласково обратился к ним Патиссон, — помогите Гоголю одеться — и вниз его…

Битюги подступили к кровати, кривясь в нехороших кирпичных гримасах, но сделать ничего не успели. Следом за ними в спальне возник Вова Трубецкой, и я впервые увидел его в деле. Он двигался бесшумно, с грацией большой кошки, эластичным движением ухватил обоих санитаров сзади за гривы и резко хрястнул башкой о башку. Раздался звук как при раскалывании полена, и битюги осели громоздкими тушами на пол. Доктор Патиссон вскрикнул, начал подниматься со стула, но получил пяткой в брюхо, хрюкнул по-поросячьи и упал на колени. Очёчки соскочили с лица и повисли на одной дужке. Взгляд у него сделался остекленелый.

Трубецкой продолжал действовать без пауз, лишь молча послав мне дружескую улыбку. Всё у него было с собой. С удивительной сноровкой он связал битюгов зелёным шнуром, сматывая его с пластиковой катушки, а пасти заклеил широкой серой лентой так, что торчали одни ноздрюшки. Стенающего от боли Патиссона водрузил обратно на стул, сказал примирительно:

— Хватит корчить рожи, профессор, ты ещё не в аду. Где Лиза?

— Юноша, вы сошли с ума!

— Это уже не твои проблемы. Хочешь жить?

— В каком смысле? — Доктор сопел, никак не мог отдышаться.

— В обыкновенном. Могу сейчас раздавить тебя, как клопа, причём мне не терпится это сделать, но могу повременить. Где Лиза, пиявка медицинская? Только не ври, что в клинике.

— Володя, вы не даёте себе отчёта в своих действиях. Что с вами? Если Леонид Фомич…

Трубецкой хлестнул его по губам ладонью.

— Заткнись, вонючка. Спрашиваю в последний раз — где Лиза?

— Как больно, Володя, не надо так. — Доктор обтёр кровяной пузырь с губ. — Хорошо-хорошо… Леонид Фомич держит её при себе.

— Точнее. Что значит — при себе? В кармане носит?

— В янтарной комнате, за его покоями.

— Там дышать нечем.

— Вы не правы, Володя. Там нормальная атмосфера, как раз для терапевтического лечения сном.

— Когда хозяина нет, кто охраняет?

— Э-э…

Доктор замешкался и получил ещё одну затрещину по губам, после чего Трубецкой брезгливо протёр руку носовым платком. Мне он сделал знак, но я и так уже одевался: натянул спортивные брюки, свитер.

— ТамАшкенази со своими людьми, — заторопился доктор, сплюнув красную пенку на ковёр.

Мне показалось, Трубецкой чуть побледнел.

— Откуда взялся Мосол? У него пожизненное.

Патиссон, хоть и через силу, снисходительно усмехнулся.

— Ну что вы, Володя… Босс его сразу выкупил. Вы же знаете его слабость к уникальным явлениям природы.

Трубецкой посмотрел на меня. Я кивнул в знак того, что готов.

— Теперь запомни, профессор. — Трубецкой заговорил странно шелестящим голосом, от которого у меня самого пробежали мурашки по коже, а Патиссон, почуяв неладное, выпрямился на стуле, нагнав на румяную морду подобострастное выражение. — Временно тебя оставлю в живых, так интереснее. Оболдую наплетёшь, что хочешь, но не то, что было. Если всплывёт моё имя, умрёшь в таких мучениях, какие не снились даже твоим пациентам, скотина. Ты мне веришь?

— Конечно, Володечка, я знаю ваши возможности… Одного не могу понять — что вас заставило связаться с этим… с этим… Ведь рано или поздно Леонид Фомич…

Трубецкой не дослушал, рубанул сверху вниз кулаком, как молотком, по круглой тыковке доктора. Обмякшего, обхватил под микитки, сложил рядом с битюгами и точно так же обмотал зелёным шнуром, а морду заклеил пластырем.

— Что нужно, бери, — сказал мне. — Сюда не вернёмся.

Мне ничего не нужно было, кроме компьютера, и я обругал себя за то, что не удосужился слить текст на дискету. Пожаловался Трубецкому, он пообещал, что позаботится об этом.

— Столько труда псу под хвост, — сказал я.

— Ничего, — ответил он. — Главное — голову сберечь, остальное приложится.

Когда вышли в коридор, Трубецкой запер дверь на засов и повесил табличку: «Не входить. Идут процедуры». Поднял с пола небольшой коричневый саквояж наподобие тех, в которых слесари носят инструменты. Мы прошли мимо дежурного охранника, который вежливо поздоровался и спросил, всё ли у нас в порядке.

— Нормалёк, — ответил Трубецкой. — Будь повнимательнее, Сева.

— Есть, — козырнул охранник.

Я мало что понимал в происходящем, но с расспросами не лез, готов был ко всему. Трубецкой сам, заведя меня в уютный грот с пальмой в кадке, с двумя кожаными креслами, коротко растолковал диспозицию. В его изложении предстоящие нам действия выглядели элементарными. Сейчас сходим заберём Лизу. Потом пройдём в гараж и там распрощаемся. Надёжный человек на машине доставит нас к вертолёту. На вертолёте, управляемом другим надёжным человеком, доберёмся до Шереметьева. Там третий надёжный человек, которого Лиза знает, передаст нам документы, деньги и всё прочее, что необходимо в путешествии. В Шереметьеве мы с Лизой сядем в самолёт и через три часа приземлимся в Хитроу. Вот вкратце и всё. Никаких проблем. В Хитроу нас тоже встретят.

— Справишься, классик? — улыбнулся Трубецкой.

— Пустяки, — уверил я. — А вот если Леонид Фомич…

— Хозяин вернётся к вечеру… Тут другая накладка. Мосол со своими хлопцами — это сюрприз. Не просчитал я его. Он Лизу добром не отдаст.

— Кто такой?

Оказалось, Ашкенази-Мосол — выродок, изувер, серийный убийца, при этом прошёл отличную подготовку в спецподразделениях. В своих зверствах Мосол дошёл до такого предела, что от его услуг отказался даже руссиянский бизнес, после чего его, естественно, мигом упрятали в зиндан и быстренько приговорили к пожизненному. Откуда, как я сам слышал, Оболдуев его благополучно выкупил.

— Зачем, Володя? — ужаснулся я.

— Капризы олигарха. Патиссоныч прав, нашего барина всегда тянуло на остренькое.

— Но ведь он может…

— Нет, Лизе он не опасен. Наоборот, за ним она как за каменной стеной. Он теперь служит Оболдую, как цепной пёс… Трудность в том, что я не могу привлечь своих парней. Не имею права. Это семейное дело. Должны сами разобраться.

Майор раскрыл молнию на саквояже, покопался в нём и протянул мне чёрный пистолет.

— Умеешь этим пользоваться?

— Покажешь — сумею.

Трубецкой объяснил, как снимать с предохранителя, на что надо нажать, чтобы вылетела пулька.

— Видишь, ничего хитрого. Только меня не застрели сгоряча. Сунь за пояс под свитер.

Пока длинными переходами добирались до покоев Леонида Фомича, нам встретилось несколько человек, все куда-то спешили, и на нас никто не обратил внимания. В большом зале, предназначенном, по всей вероятности, для бальных танцев, со стенами, обитыми трёхцветной парчой, символизирующей руссиянский флаг, группа рабочих на тросах подтягивала к потолку хрустальную люстру размером с «КамАЗ». Командовала хрупкая пожилая японка, затянутая в кимоно. Всё это было очень интересно, но мы не стали останавливаться, чтобы поглазеть. Нам было некогда. Мы преследовали совсем другую цель.