Георг Борн - Евгения, или Тайны французского двора. Том 1

• Название: Евгения, или Тайны французского двора. Том 1
• Автор: Георг Борн
• Издательство: Терра
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00300-Х

Георг Борн — величайший мастер повествования, в совершенстве постигший тот набор приемов и авторских трюков, что позволяют постоянно держать читателя в напряжении. В его романах всегда есть сложнейшая интрига, а точнее, такое хитросплетение интриг политических и любовных, что внимание читателя всегда напряжено до предела в ожидании новых неожиданных поворотов сюжета. Затаив дыхание, следит читатель Борна за борьбой самолюбий и воль, несколько раз достигающей особого накала в романе.

---

— В таком случае вы погибли, генерал, берегитесь.

— Прощай, спасибо тебе, дитя мое!

Жуана снова спрятала в капюшон свои черные, влажные и спутанные от дальней дороги волосы, а затем поспешно и неслышно скрылась в боковой аллее. Между тем Нарваэс, которому такое известие доставило некоторого рода удовольствие, не сказал никому о случившемся, поспешно простился и отправился в Толедо. Он мог смело полагаться на своего превосходного коня, на острую шпагу, которой он умел владеть, и на два пистолета в седле. Уже стемнело, когда генерал покинул замок.

IV. ЧЕРНАЯ ЗВЕЗДА

В то самое время, когда все описанное происходило в парке Аранхуэса, на опушке небольшой темной каштановой рощи, перед которой тянется равнина Новой Кастилии, около камней и кустарников лежали два каких-то странных человека. Их можно было сначала принять за воров, которыми изобиловала Испания во время господствовавших тогда беспорядков, но мундир их свидетельствовал, что они принадлежат к партии дона Карлоса.

На них были одеты короткие полуплащи, золотые нашивки на которых говорили, что это не простые солдаты; синие брюки, опоясанные красной фагой, и небольшие саки; золотые украшения, которые блестели при заходящем солнце, завершали экипировку воинов. Около них лежали шпаги и карабины, а за фагой виднелись блестящие рукоятки кинжалов. Их лошади были привязаны в чаще в двадцати шагах отсюда.

Один из них, человек лет тридцати пяти, подперев свою голову рукой, пристально смотрел вперед. Его лицо, окаймленное темной, тщательно ухоженной бородой, имело тонкие черты и показывало, что это был человек знатного рода. Даже усталость от долгих и беспокойных походов не могла истребить этих признаков. Хотя жгучее солнце Испании и сделало смуглым его лицо, но не изменило благородные черты.

— До сих пор еще нет и следа Филиппо, — тихо сказал другой, темные большие глаза которого блуждали по равнине. Он, казалось, был еще выше и еще более широкоплеч, чем лежащий около него товарищ, несмотря на то, что, по-видимому, на много лет был моложе его. Резко очерченные черты, смуглый цвет лица и небольшой золотой образок, висевший на шее, доказывали, что он испанец.

— Клянусь именем Пресвятой Девы, он что-то долго не едет. Как далеко отсюда до Аранхуэса, Олимпио? — спросил первый, приподнимаясь.

— Около двух миль. Час тому назад расстался с нами Филиппо. Приблизиться к хорошо охраняемому замку королевы — составляет довольно трудное дело. Хоть бы он только не опоздал. Уже солнце прячется в глубокой тени гор, в ущельях которых находятся наши войска. Черт возьми, если наше драгоценное предприятие удастся, маркиз, то я думаю, что тогда закончится эта война, — сказал Олимпио Агуадо, испанец крепкого телосложения, — славное это предприятие. Там, около Толедо, расположились приверженцы Христины — нам надо будет потом оповестить их несколькими ядрами, пущенными в их лагерь, о том, что мы были здесь. Но ты о чем-то задумался, Клод.

— Мне кажется, что смелое намерение Филиппо приблизиться днем к замку не удалось, — заметил серьезный маркиз де Монтолон, — его конь почти что лучший во всей окрестности, и уж по одному этому его заметят.

— Может быть, в Аранхуэсе его пригласили на ужин, — засмеялся Олимпио, — во всяком случае, мы должны ждать его здесь. Филиппо смел и проворен, как редкий итальянец, я не боюсь за него. Одно, что могло его задержать, это — какая-нибудь хорошенькая сеньорита.

— Я тоже подумал об этом, поплатится он своей шеей за эти проклятые проделки.

— Уж у него такая страсть, он не может пропустить ни одной хорошенькой девушки.

— Он не удовлетворяется одним только флиртом. Его лозунг — наслаждаться, — сказал Олимпио, — он такой же отчаянный в любви, как и в сражениях. Черт возьми, он смелый завоеватель, умеющий побеждать сердца девушек подобно тому, как побеждает своих врагов. В Анконе он тоже принялся за свою игру!

— Два дня тому назад я видел эту сеньориту — она дочь Алькальдена. Я подметил отчаяние на ее лице — ее красота равняется ее страсти, и я думаю, что Филиппо будет наказан за свое вероломство.

— Как! Ты думаешь, что Жуана имеет какой-нибудь замысел против него? Клянусь всеми святыми, ты плохо знаешь сеньориту. Она влюблена в него и бегает за ним по пятам.

— Филиппо должен бы ей меньше доверять!

— Он болтает ей только о своей любви, тайком жмет руки и горячо целует в губки, чего им и хочется обоим. Но взгляни сюда, не замечаешь ли ты облако пыли на горизонте?

Клод взглянул туда, куда ему показал Олимпио, и тоже увидел, несмотря на вечерний полумрак, что по равнине все больше и больше расширялось серое, постепенно увеличивающееся пятно.

— Черт возьми, уж не партизаны ли Христины это? Мне кажется, что на дороге больше одного всадника.

Маркиз вскочил на ноги — его рыцарский стройный стан только теперь можно было полностью оценить — и стал внимательно всматриваться в приближающееся облако.

— Это Филиппо, — сказал он, — он летит с быстротой ветра.

— Уж не преследуют ли его королевские слуги?

— Он так пригнулся к шее лошади, что даже можно подумать, будто на коне нет седока.

— Это он, он всегда так делает, — вскричал довольный Олимпио и тоже в волнении поднялся навстречу Филиппо Буонавита, который бешено скакал по направлению к роще, где стояли оба карлиста.

Маркиз был прав, говоря, что наездника совсем не видно — стройная фигура итальянца как бы срослась с лошадью. Только теперь, когда он был уже довольно близко, можно было узнать смуглое, чернобородое лицо Филиппо, наклоненное к шее лошади. Он снял свой сако — его черные волосы развевались, смешиваясь с гривой лошади. Его лицо было почти худощавым; глаза горели — он, казалось, был бледен и возбужден.

— Благодарение святым! — воскликнул он, соскочив с лошади, при виде друзей, ожидавших его.

— Черт возьми, что, у тебя за вид? — спросил Олимпио, всмотревшись в расстроенное лицо итальянца. — Не гнались ли за тобой приверженцы Христины?

— Per Dio, Филиппо не даст себя гнать приверженцам Христины, — ответил, ведя свою лошадь под уздцы, стройный итальянец, вглядываясь в степь.

— Что ты ищешь там? Ты был в Аранхуэсе? — спросил маркиз, полный ожидания.

— Я был там полчаса тому назад и даже спрятался в парке, — отрывисто говорил Филиппо, — все в порядке. Сегодня ужин в киоске — я видел королевскую дочь и придворную даму так же близко, как вижу сейчас вас.

— Отлично! — радостно вскричал Олимпио. — И тебя никто не заметил?

— Никто — Филиппо умеет пробраться тайком!

— Не будем же медлить! На коней! Сегодня ночью мы должны похитить молодую королеву, — радостно объявил широкоплечий Олимпио, и уже направился к своему коню.

Маркиз заметил по расстроенному лицу и по беспокойным движениям итальянца, что с ним в пути что-то случилось.

— Ты бледен, Филиппо, — вопросительно прошептал он, — ты еще что-нибудь видел?

— Клянусь именем Пресвятой Девы, я видел нечто недоброе для нас, — признался итальянец.

— Рассказывай скорее, но прежде переведи дух.

— Дайте мне глоток вашего вина, моя бутылка где-то затерялась.

Маркиз подал ему свою походную флягу. Олимпио снова подошел к ним, желая узнать, в чем дело.

— Покинув Аранхуэс полчаса тому назад, я на всякий случай объехал вокруг города, — начал Филиппо.

— Видел ли ты войско? — спросил Олимпио.

— Нет, я только заметил монаха, покидавшего замок тайком, между тем как монах не мог и подозревать, что за ним наблюдают. Быстрыми шагами я пошел за ним, но скоро потерял его из виду. Вдруг я увидел на расстоянии тысячи шагов отсюда трех всадников. Думая, что это христиносы, я решительно бросился к ним!

— Черт возьми! При первом твоем выстреле мы поспешили бы к тебе на помощь.

— Я бы и сам справился, — сказал Филиппо, — с тремя, если бы это были христиносы. Пришпорив своего коня, я помчался по направлению к трем всадникам, которые ехали гуськом, шаг за шагом в узком проходе. Я все еще думал, что это разведчики Конха, так как знал, что они всегда ездят таким образом.

— Но что с тобой, Филиппо? — спросили друзья, заметя его крайнее волнение и раздражительность.

— Ты сердишься. Кто же были эти три человека, к которым ты приблизился? — спросил Клод де Монтолон.

— Мгла окружила их, — продолжал Филиппо, — и, может быть, придавала незнакомцам еще больше таинственности, я не принадлежу, конечно, к тем боязливым натурам, которые содрогаются, видя нечто необыкновенное, но…

— Это были, наверное, цыгане, наряженные несколько фантастично, — спросил с иронией Олимпио Агуадо.

Филиппо отрицательно покачал головой, как-то таинственно улыбаясь.

— Кто они были, я так и не узнал и не мог даже догадаться, — продолжал храбрый итальянец после минутного молчания. — Впереди ехал, по-видимому, пожилой человек, вернее старик, на нем была мантия, подбитая мехом, капюшон наполовину скрывал его лицо, заросшее седой бородой. За ним следовала на тощей лошади женщина, одетая тоже в светлый длинный плащ. Она так низко пригнулась к шее лошади, что казалось, будто она была подавлена каким-то глубоким и тайным горем. Удивительную процессию замыкала молодая девушка, шею и голову которой обвивала испанская шаль, так что в конце концов нельзя было разобрать черты лица этих таинственных путешественников. Они продолжали дальше свой путь, как будто не замечая меня, но я все-таки был от них на небольшом расстоянии. Первую минуту и я подумал, что это цыгане, но потом решительно стал в тупик, так что таинственные путешественники стали мне казаться выходцами с того света, я не знал, что думать и на что решиться.