Жюльетта Бенцони - Кречет. Книга III

• Название: Кречет. Книга III
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Жанр: Исторические любовные романы

Знаменитые исторические романы Ж. Бенцони покорили весь мир.

Миллионы читателей не устают восхищаться ее захватывающими произведениями — произведениями, в которых смешаны история и вымысел, приключения и страсть.

Такова история Жиля Гоэло по прозванию Кречет, бесстрашного искателя приключений, рожденного в нищете и своим мужеством и отвагой добившегося всего, о чем можно мечтать, история странствий и опасностей, заговоров и интриг, история великой любви Кречета к прекрасной аристократке, ради которой он ставил на карту жизнь и совершал невозможное…

---

Так Понго заботился с хозяине, а Жиль оплакивал свое счастье, но во вторник 5 сентября 1785 года Понго решил, что его хозяин достаточно долго предавался бесполезным сожалениям и наступило время поговорить с ним серьезно. Когда, тяжело вздохнув и даже не взглянув на аппетитные блюда, расставленные на столе, Жиль снова направился к кровати, индеец преградил ему дорогу.

— Хватит слез! — бросил он сердито. — Твой кушать.

— Оставь меня, Понго! Я хочу только покоя!

— Покой еще никого не кормил, а пустой живот плох для духа воина…

— Воина! Не смеши меня! Где ты видишь воина? Я теперь пленник…

— Пленный воин все равно воин. Никогда нельзя терять мужества или поддаться отчаянью, словно ребенок или женщина!

Жиль пожал плечами.

— Если ты хочешь разозлить меня, то тебе это не удастся. Тюрьма одинакова и для мужчины, и для женщины. Безнадежность…

Вдруг во дворе кто-то запел. Звонкий женский голос выводил слова модной песенки. Понго подбежал к амбразуре окна, прислушался и улыбнулся, показав два острых желтых передних зуба, делавших его удивительно похожим на кролика.

— Женщина лучше переносить тюрьма, чем знаменитый Кречет, — сказал он насмешливо.

— Ну и что, — проворчал в ответ Турнемин, — есть женщины, которые могут к чему угодно привыкнуть. Может, она сумасшедшая. Я слышал, что здесь есть и такие.

Но он хитрил, он узнал этот голос, он слышал его раньше, исполнявшим тот же самый романс «Нина, или Безумие любви» на улице Нев-Сен-Жиль на вечерних играх, так печально для него закончившихся. Это была госпожа де Ла Мотт.

Неудивительно, что ее голос раздавался в тюремном дворе, ведь ее арестовали еще 18 августа, удивительным было то, что она сохраняла желание петь…

Самообладание этой женщины, поймавшей в паутину интриги короля, королеву, кардинала, не считая бриллиантового колье, и теперь, казалось, беззаботно распевающей песенки в самой страшной тюрьме королевства, несказанно поразило Жиля. Впервые с момента исчезновения Жюдит он думал не только о своем горе, но и о той огромной беде, что разразилась над всем государством.

Жиль как бы очнулся от долгого сна, он понял, что для него время сожалений закончилось, пришло время действий.

— Ну что ж, — сказал он Понго, — говори, великий чародей, какое лекарство ты мне прописал, что я теперь должен делать?

— Ты кушать, — ответил довольный Понго, — кушать, чтобы вернуть вкус борьбы и чистоту мыслям.

— Хорошо, давай покушаем!

Жиль сел за стол, указав Понго место напротив себя. Еще вчера, обессилевший и печальный, он с трудом заставлял себя проглотить кусок хлеба и стакан вина, но сегодня аромат расставленных на столе яств пробудил его аппетит. Он почувствовал страшный голод. Да, Гийо был прав: повар Бастилии знал свое дело. Закончив трапезу, Жиль откинулся на стул и закурил трубку, набитую виргинским табаком, припасенным для него верным Понго.

— Ты оказался прав, — признал наконец Турнемин, — я давно должен был тебя послушаться.

Почему ты не встряхнул меня раньше?

На это Понго только пожал плечами. «

— Раньше было нельзя. Понго понял — время пришло, когда ты хватать Гийо за горло… Это добрый знак.

— Хорошо, теперь что ты предлагаешь?

— Думать!

— Я только это и делаю!..

— Думать, как бежать отсюда. Чтобы отыскать твою скво (жену), надо покидать тюрьма.

Жиль не мог не улыбнуться, услыхав, как Понго назвал этим индейским словом гордую дочь барона де Сен-Мелэна. Конечно, Жюдит была бы такой же верной и нежной, как и жены ирокезских вождей, как Ситапаноки, чей образ продолжал порой тревожить его сон, чья любовь чуть было не заставила его нарушить слово, данное Жюдит.

— Бежать отсюда?! — повторил Турнемин, и улыбка погасла на его лице. — К сожалению, это невозможно. Все знают, что из Бастилии не бегут.

Ах, я отдал бы десять лет жизни, чтобы только открыть эту дверь…

Не успел он договорить, как дверь внезапно отворилась. Жиль подумал, что это Гийо пришел убрать посуду, и, не желая его видеть, отвернулся к окну. Но это был не Гийо.

Неизвестный дворянин в придворном костюме и в черном плаще, небрежно наброшенном на плечи, уж никак не походил на тюремщика. В тусклом свете оплывшей свечи Понго разглядел и Мальтийский крест, и голубую орденскую ленту, свешивавшуюся над кружевным галстуком. Незнакомцу было никак не меньше пятидесяти, он был невысокого роста, но прекрасно сложен. Белый модный парик, придававший голове сходство с куском сахара, удачно подчеркивал темные брови и удлиненные восточные глаза. Пухлые губы, казалось, говорили о добродушии, но нахмуренный лоб и горделивый взгляд выдавали в нем человека самодовольного и хитрого.

Посетитель, несколько мгновений удивленно смотревший на Понго, щелчком пальцев удалил охрану, сам проверил, надежно ли закрыта дверь, и только после этого обратился к Турнемину.

— Позвольте, сударь, воспользоваться случаем и побеседовать с вами, — произнес гость с сильным прованским акцентом.

Незнакомый голос заставил Жиля резко обернуться.

— Прошу извинить меня, сударь, — проговорил он, с холодным любопытством разглядывая посетителя. — Я не знал, что мне будет оказана такая честь, я думал, что это тюремщик пришел убрать со стола.

— Не нужно никаких извинений, ибо я сам виноват, не предупредив вас заранее. Но… какой же у вас здесь странный слуга! — прибавил незнакомец.

— Это не слуга, — оборвал его Жиль, — это ирокезский воин. Он мой оруженосец и друг.

— Друг? Это великое слово и великая честь.

— Поверьте, заслуженная. Я ему обязан жизнью, не говоря уж о многом другом.

— Я рад за вас, ведь в наше время это такая редкость. Думаю, вам не раз предлагали продать его?

— Да, и я был вынужден огорчить и монсеньера герцога де Шартра, и господина Лафайета, объяснив им, что друга ни купить, ни продать нельзя. Но я полагаю, что вы пришли ко мне не для того, чтобы поговорить о моем оруженосце?

Незнакомец молча улыбнулся и, указав на один из стульев, бывших в камере, спросил:

— Вы не позволите мне сесть? Ваше жилье хоть и ближе к небу, чем дома простых смертных, зато дальше от земли. Мои бедные ноги не привыкли так долго ходить.

— Прошу вас, но прежде не посчитайте за труд назвать свое имя!

— Конечно. Я зовусь Франсуа Шарль де Ремонд, граф де Моден, комендант Люксембургского дворца… и дворянин свиты Его королевского Высочества графа Прованского, брата Его Величества короля.

Все эти титулы, так торжественно и важно произнесенные, заставили Турнемина улыбнуться.

«Никак, он хочет поразить меня своим величием!» — подумал Жиль.

— Я знаю, кто такой мосье, — заметил он, всеми силами стараясь не показать своего отношения к упомянутому королевскому Высочеству. — Садитесь же, граф, и изложите мне причину, по которой столь знатная особа потрудилась направить ко мне своего эмиссара. Ведь вы здесь в этом качестве, не правда ли?

Пока граф де Моден пытался поудобнее устроиться на жестком тюремном стуле, Турнемин, прищурившись, разглядывал его. Одного имени графа Прованского было достаточно, чтобы понять, насколько осторожным должен быть он, разговаривая с надутым комендантом Люксембургского дворца.

— Титул посланника мне больше подходит, — сказал де Моден с гримасой, обозначающей улыбку. — Я хочу не только дать совет, но и объяснить причину такого внимания к вам со стороны графа Прованского. И… шевалье, садитесь, удобнее разговаривать сидя. Вы такой высокий, и у меня просто голова кружится…

— Я позволю себе остаться тут у окна. Ведь заключенным полагается или сидеть или… лежать.

— Конечно, вы же еще так молоды. Даже не знаете, что такое старческие болезни, ревматизм, например. Меня он совсем измучил… Да…

Болезни графа де Модена совершенно не интересовали Жиля, и он вежливо попытался повернуть разговор к волнующей его теме.

— Тогда вам нужно как можно скорей вернуться домой, лечь в кровать и принять лекарство. Не хочу вас задерживать и потому прошу, объясните же поскорее цель вашего визита ко мне.

Граф улыбнулся, его черные глаза смотрели внимательно и лукаво.

— Я пришел открыть вам ваше будущее.

— Мое будущее?! Вы что, предсказатель или колдун?

— Я не колдун, я астролог! Я изучаю небесные светила, их движение в бесконечном пространстве, а главное, их влияние на судьбы людей. В какой день вы родились, шевалье?

— Я… Двадцать шестого июля тысяча семьсот шестьдесят третьего года, в день Святой Анны, покровительницы Бретани, — ответил молодой человек, удивленный серьезным тоном графа де Модена.

— Хм! Лев… первая половина. А в котором часу?

Жиль только пожал плечами.

— На это, сударь, я не смогу вам ответить.

Господи, кому нужно было запоминать час рождения какого-то незаконнорожденного младенца!

Его матери, почти сразу же отказавшейся от него? Его отцу?.. Может быть, только старая Розенна, его добрая кормилица, помнила час рождения Жиля, но наш герой никогда не спрашивал ее об этом.