Жюльетта Бенцони - Кречет. Книга III

• Название: Кречет. Книга III
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Жанр: Исторические любовные романы

Знаменитые исторические романы Ж. Бенцони покорили весь мир.

Миллионы читателей не устают восхищаться ее захватывающими произведениями — произведениями, в которых смешаны история и вымысел, приключения и страсть.

Такова история Жиля Гоэло по прозванию Кречет, бесстрашного искателя приключений, рожденного в нищете и своим мужеством и отвагой добившегося всего, о чем можно мечтать, история странствий и опасностей, заговоров и интриг, история великой любви Кречета к прекрасной аристократке, ради которой он ставил на карту жизнь и совершал невозможное…

---

— Я тем более счастлив, — продолжал король, — что ваши слова подтверждают мнение господина де Верженна, высказанное им сегодня днем. Он считает, что безумие кардинала заслуживает примерного наказания, но в краже этого проклятого колье он не замешан. По его мнению, мы как можно скорей должны уладить это щекотливое дело.

— Мудрое решение. О колье уже слишком много болтают… Король один имеет право судить и выбирать наказание виновным.

— Я знаю, знаю, но королева хочет полной ясности в этом деле. Она зла на кардинала, и я ее понимаю. Раз воры осмелились прикрываться ее именем, то она хочет, чтобы и наказание было публичным и поучительным. Судить будет парламент…

Жиль подскочил на месте.

— Парламент, сир? Обе палаты?

Людовик кивнул:

— Увы, это так. Для такого исключительного судебного процесса они объединились.

— Парламент — хозяин Парижа… Парламент — враг Версаля и…

— Однако я полагаю, что у них хватит честности судить непредвзято в необычном деле, где общее право вплотную подошло к оскорблению королевского Величества. Потом этого хочет королева… и я тоже этого хочу. Конечно, значительно меньше, чем Мария-Антуанетта, но последнее слово осталось за ней. Она всегда умела настоять на своем.

Когда король, налив себе второй стакан, принялся за пирог. Жиль осмелился продолжить разговор.

— Сир, — спросил он тихо. — Если я правильно понял слова короля, я не возвращусь в Бастилию?

— Конечно, нет! Вы не можете быть наказаны за ошибку, которую не совершили.

— И все же, сир, я умоляю короля вернуть меня в тюрьму.

Людовик прервал свою так весело начавшуюся трапезу, отодвинул тарелку и с удивлением поглядел на Турнемина.

— Вы хотите вернуться в Бастилию? Вы что, рассудка лишились? И скажите на милость, зачем вам возвращаться?

— Чтобы спасти жизнь моей жены. Если король меня освобождает, во всеуслышание объявляя о моей невиновности, она умрет…

Король тяжело вздохнул.

— Что это еще за история? Расскажите! Видимо, нам суждено провести эту ночь вместе, откройте же мне свою тайну.

Турнемин повиновался. Как можно яснее он связал визит графа де Модена, имя которого этим вечером уже упоминалось, с интригой, затеянной братом короля. Но когда он сказал о своем решении умереть, чтобы не дать графу Прованскому лишить Жюдит жизни, Людовик не выдержал.

— Скажите, шевалье, вы что, принимаете меня за такого бездарного суверена? Или я не король? Если я объявлю, что вы невиновны, я прикажу моему брату немедленно отпустить мадам де Турнемин…

— Мосье будет отрицать, что она находится в его доме. Да и в каком из его домов, если это вообще дом Его Высочества? А пока ее будут искать, он отомстит ей сам или, скорее, отдаст в руки той жестокой женщине, что помогает ему преследовать меня. Нет, сир, я всем сердцем благодарен королю, но я должен подчиниться своей судьбе…

— А я говорю вам, что вы сумасшедший. Я люблю вас и хочу сохранить вам жизнь.

— Однако, сир, нужно, чтобы я умер или, по крайней мере, прослыл умершим! — сказал Турнемин, которому только что пришла в голову эта идея. — Как я могу жить, подвергая опасности Жюдит!

— Такое никто не выдержит, — прошептал король и потом, резко сменив тон, спросил:

— В какой башне находится ваша камера?

— Полагаю, в башне Базиньер, сир.

— Там всегда помещают тех, кому еще не предъявлено окончательное обвинение. Хорошо, вас очень скоро переведут в другую камеру, надо только, чтобы вас перевели в башню Свободы…

Возьмите свечу и идите за мной.

Ничего не понимая. Жиль повиновался, взял со стола канделябр и вышел вслед за королем из кабинета Географии.

Верный швейцарец, охранявший кабинет короля, встретил их радостной улыбкой.

— Смотрите, сударь, чтобы никто не вошел сюда и не поднялся за нами, — сказал ему король,

направляясь к лестнице.

По лестнице Короля они поднялись на четвертый этаж, это был последний этаж дворца, выше был лишь бельведер, на котором король-ученый держал телескоп.

Король достал ключ и открыл дверь своей кузницы. Жиль не в первый раз сталкивался со скрытым от постороннего взгляда миром увлечения Людовика. Он вспомнил, что впервые был представлен королю в его слесарной мастерской. Вот и теперь запах угля, кислоты и железа, парящий в большой темной комнате, напомнил ему тот счастливый день.

В неясном свете одинокой свечи Жиль разглядел полки с аккуратно разложенными инструментами, погасшую кузнечную печь с подъемными цепями, верстак с тисками, в которых был зажат начатый замок, фантастической формы кузнечные мехи. Везде чувствовался образцовый порядок: на каждом ящике висела бирка, каждый инструмент лежал на своем месте. Но больше всего Турнемина поразила стройная коллекция ключей и отмычек, занимавшая целый шкаф, — казалось бы, подобное увлечение больше подходило грабителю, а не королю.

Людовик быстро подошел к шкафу с коллекцией ключей, открыл его, долго искал и, видимо, не найдя того, что ему было нужно, скрылся в соседней комнате. Турнемин с недоумением ждал возвращения короля. Людовик вернулся с небольшим увесистым ящичком в руках.

— Нашел! — сказал король, кладя свою ношу на верстак. Он вынул из ящика три ключа, осмотрел и протянул их Турнемину.

— Это для вас, шевалье, — сказал он. — Эти два ключа открывают двери, ведущие на площадку башни Свободы, а это ключ от камеры, куда вас переведут по моему приказанию. Она находится под самой крышей башни Свободы…

— Но, сир, это невозможно! Я не могу бежать… не имею права…

— Успокойтесь, сударь, и выслушайте меня. Для вас это единственный выход, правда, не скрою, достаточно опасный. Мной будут приняты некоторые меры, но больше полагайтесь на себя, на свою судьбу и на удачу. В нескольких словах мой план таков: вы делаете попытку побега, эта попытка проваливается, и вас считают убитым. На самом деле я надеюсь, что она с Божьей помощью удастся. Теперь послушайте и не перебивайте…

В течение нескольких минут в душной темноте кузницы раздавался лишь приглушенный голос короля. План был смел и прост, и Турнемин с удивлением понял, что его миролюбивый государь, такой друг наук и литературы, примерный семьянин и любящий отец, был еще и отличным тактиком. Согласно его плану, узник должен выйти на крышу башни, спуститься по отвесной стене, пересечь ров шириной в двадцать пять метров, по дну которого течет довольно полноводный ручей, перебраться через внутреннюю стену крепости, добраться до наружной круговой дороги и преодолеть последнее укрепление тюрьмы.

— Вас будут ждать, вам помогут, вас, наконец, спрячут до тех пор, пока вы не сможете открыто появиться под другим именем и в другом обличье. А тем временем под вашим именем будет похоронен труп какого-нибудь неизвестного бродяги. Возможно, позже вы сможете воскреснуть, и мы об этом потолкуем, ибо я, конечно, дам вам способ увидеться со мной. А пока возьмите этот перочинный ножик, он очень прочный и может пригодиться вам… Теперь идите! Скоро рассвет, и вам нужно вернуться в Бастилию.

Кстати, в камере кто-нибудь с вами есть?

— Да, сир. Со мной мой слуга-индеец, он разделяет со мной мое заключение.

— Отлично! Вдвоем вам будет легче. Спрячьте в карман ключи и нож и спускайтесь вниз.

— Сир! — воскликнул Турнемин. — Как мне выразить всю благодарность и признательность…

— Не стоит, мой друг. Защищая вас, я оказываю услугу себе и своим детям, я сохраняю жизнь преданному и верному слуге. Когда же вы вернете себе свободу, вы защитите и нас от того, кто для нас с вами является злейшим врагом… Как только будет можно, я сразу же увижусь с вами… если, конечно. Бог даст, вы выйдете живым из Бастилии.

Вернувшись в кабинет Географии, Людовик XVI вызвал Винклерида и приказал:

— Позовите жандармов, барон. Шевалье де Турнемин возвращается в Бастилию.

Широкое лицо молодого швейцарца выражало разочарование и отчаянье.

— Сир, — прошептал он подавленно, — ведь король не хочет сказать…

— Король хочет сказать то, что он сказал! Повинуйтесь, сударь, и, когда экипаж отъедет, — а вы жизнью своей отвечаете за то, чтобы экипаж отъехал без помех, — вы вернетесь и расскажете мне…

Некоторое время спустя в той же тюрьме на колесах, с тем же дремлющим конвоиром Жиль возвращался обратно в Бастилию. Но теперь все было по-другому. И пусть в карете по-прежнему душно и жарко и офицер нюхает свой табак, но в сердце заключенного вставала заря свободы.

Перестук копыт коней конвоя не мог заглушить радостных утренних звуков: кричали петухи, звонили колокола, шаркали ноги по мостовой, на площади Армии ругались кучера, наводившие чистоту в разнообразных своих каретах — местных, дорожных дилижансах, карабасах или «ночных горшках»…

Проехали Анжелюс. Жиль молча молился, благодаря Бога за то, что его король не был ни Людовиком XIV, ни Людовиком XV, олицетворявшими жестокость абсолютной монархии, безжалостной и глухой к нуждам простых людей. Пусть Людовик XVI не был великим королем, зато его мудрое сердце делало его королем добродетельным, может, даже святым.