Жюльетта Бенцони - Изумруды пророка

• Название: Изумруды пророка
• Автор: Жюльетта Бенцони
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-005677-Х

Венецианский князь Альдо Морозини полагал, что с приключениями в его жизни покончено. Он разыскал четыре камня из священной пекторали, а главное — нашел любовь. И вот в самом начале свадебного путешествия его молодую жену похищают… Чтобы спасти ее, князь должен найти еще два священных камня — изумруды, за которыми тянется длинный кровавый след. В своих поисках он не раз оказывается на краю гибели: в турецкой тюрьме, в замке Дракулы… Но, ловко ускользая от опасностей, Морозини смело идет от одного удивительного открытия к другому…

---

Слово было произнесено. Оно вылетело из уст Морозини, пронеслось по просторной комнате, словно камень, выпущенный из пращи, и, прежде чем вылететь в открытое окно, задело старика, заставив его склонить голову. Воцарилось молчание. Тишину нарушали лишь доносившиеся из сада звуки. Адальбер и Альдо не решались потревожить того, кто, совершенно очевидно, был сражен жгучей болью. В конце концов сэр Перси поднял голову, и стала видна блестящая дорожка от слезы, прокатившейся по его щеке. Но глаза сразу же обрели прежнее жесткое выражение, и можно было подумать, что слезу эту пролила мраморная статуя.

— Она сказала вам правду. Кипрос, которую мне удалось убедить на какое-то время принять имя Александры, на самом деле была моей дочерью. Единственным ребенком за всю мою жизнь… Но, несмотря на это, я не получал от нее никаких известий больше десяти лет…

— К несчастью, нам тоже нечего рассказать вам о ней, кроме того, что уже было сказано. Мы еще знаем только, что она изучала французский язык в Ливане.

— У нее были прекрасные способности к языкам. Как и ко многому другому. Знаете, мне кажется, пора рассказать вам нашу историю, как вы думаете? Если, конечно, я не отнимаю у вас время…

— Мы готовы слушать вас сколько угодно, — ответил Морозини. — И мы очень гордимся тем, что вы сочли нас достойными узнать вашу историю.

— Это совершенно естественно, что тут говорить… Разве вы не были ее последними друзьями, а ведь у нее за всю жизнь было так мало друзей… Могу я вам что-нибудь предложить выпить… Я не стану предлагать вам чай, это наш, английский обычай, а вы наверняка его не любите. Может быть, виски… или бренди?

— Как то, так и другое было бы прекрасно! Повинуясь приказу хозяина, слуга, одетый в белое, вывез инвалидную коляску на террасу, затем принес туда поднос, заставленный бутылками и стаканами. В пейзаже, открывавшемся с террасы, было что-то магическое, волшебное… В косых лучах заходящего солнца позолоченный купол Омаровой мечети, которую называли еще мечетью Скалы, поскольку она сама служила как бы куполом, прикрывающим священную скалу — вершину горы Мориа, отливал багрянцем. Старые городские стены, белые дома, будто сложенные из кубиков, колокольни церквей, башни, минареты и сады закат окрасил во все оттенки цветов радуги — от бледно-зеленого до оранжевого, — и вид Старого города, подернутого дымкой, какую увидишь только в Иерусалиме, ясно говорил о том, почему паломники прежних времен, попав сюда, полагали, что дошли наконец до Земли Обетованной. Именно этот божественный вид и выбрал старый англичанин фоном для того, чтобы поведать венецианцу и французу историю той, кого называли Набатеянкой… — Мне было чуть за двадцать, — начал сэр Персиваль, — когда я впервые отправился в Палестину. Меня взял с собой мой дядя, сэр Персиваль Мур, который организовал тогда археологическую экспедицию с целью разведать после открытия мертвого города Петры караванные пути древних набатеев. Были все основания считать, что они строили на каждом этапе пути настоящие крепости, и самой мощной из них была Обода, расположенная между Петрой и Газой. Я тогда только что закончил Кембридж, но уже за два или за три года до того понял, что археология станет самой большой страстью всей моей жизни. Всем своим существом я стремился к знаниям, и это, пожалуй, было единственным, что меня по-настоящему интересовало… Все остальное, даже женщины, если только им не было три или четыре тысячи лет от роду, совершенно меня не привлекало. А уж с тех пор, как я ступил на эту священную землю, где все проникнуто ароматом древности, я осознал: вся моя жизнь пройдет именно здесь и только здесь находятся ключи к моему полному счастью. Я, дитя туманов, дождей и зеленых английских газонов, был околдован сухой, выжженной солнцем бесплодной пустыней, да она и сейчас не меньше чарует меня… Могу сказать, что в течение первых месяцев я работал больше любого раба, пытаясь вырвать у песков их секреты. Мои глаза и уши не воспринимали ничего, что не было бы связано с этими тайнами. И так продолжалось до тех пор, пока в поистине волшебном месте я не встретил юную девушку…

В трех или четырех километрах к северу от города, выстроенного некогда набатейским королем Ободасом Первым, в глубине горного ущелья находился источник. Его прозрачная, отливающая бирюзой вода выделялась среди охряных скал, и только благодаря этим чистым водам здесь появилась невиданная для этих мест растительность, и под зизифусы приходили утолять жажду каменные бараны, которых называли ибексами. Именно здесь я и увидел впервые Арету, которая пришла с кувшином по воду, — в лучших традициях библейских историй. Ей было всего шестнадцать лет, и она была так же красива, как, должно быть, были красивы эти древние царицы, которые очаровывали завоевателей: Клеопатра. Береника или Балкис, царица Савская… В ее жилах текла кровь царей набатейских, а я… я был всего лишь молодым англичанином, которого попросту ослепило чудесное видение, дарованное Судьбой… Мы с первого взгляда полюбили друг друга, и полюбили так сильно, как бывает только раз в жизни. Каждую ночь я сбегал из нашего лагеря, чтобы встретиться с нею под самым прекрасным в мире небом. Почти восемь километров туда и обратно! — с улыбкой добавил рассказчик. — Я почти не спал и настолько неохотно работал, что это не ускользнуло от внимания дяди, который решил понаблюдать за мной. Таким образом была довольно скоро раскрыта тайна моей любви к той, кого среди нас, приезжих, пренебрежительно называли «местной»…

Старик так произнес это определение, словно оно обжигало его губы. Гнев и печаль, соединившиеся в простом слове, болью отзывались в сердцах слушателей. А сэр Перси тем временем продолжил свою историю:

— Мой дядя был человеком суровым, несгибаемым, с твердыми принципами, да и жили мы в викторианском веке… Он настоял на моем возвращении в Англию. Я был еще несовершеннолетним, пришлось повиноваться. А когда я попал домой, то успел как раз вовремя, чтобы еще застать моего отца живым. Вскоре он скончался, и я стал наследником титула, состояния, стал свободен, как птица, мог делать все, что только захочется… Тогда меня преследовала одна навязчивая идея — вернуться к голубому источнику среди рыжих скал. И чем больше проходило времени, тем сильнее становилось это желание, но я оказался не способен вот так, сразу, оставить мать и сестер, тяжело переживавших потерю… А время шло, наступила зима, душа моя рвалась назад, в пустыню, — ведь там, ко всему прочему, оставалось дело, которое я страстно любил и которое стало мне еще дороже в душной атмосфере лондонских гостиных. В общем, выдержки моей хватило на полтора года. Поскольку теперь я мог снарядить собственную археологическую экспедицию, я это и сделал спустя восемнадцать месяцев после кончины отца. И решил, естественно, направиться прямо в Ободу. Тем более что в Британском музее я узнал: мой дядя сменил место своих изысканий из-за проблем с окрестными племенами и перебрался к Петре. Путь был свободен, и я вернулся к скалам, помнившим царя Ободаса, возвышавшимся над обширным плато. Я вновь увидел ущелье Нахаль-Зин, вновь увидел источник, но, несмотря на все мои поиски, никак не мог найти Арету. Она была дочерью вождя племени кочевников, и никто не мог сказать мне, куда это племя двинулось за прошедшие месяцы. Пустыня молчала в ответ на мой зов, следы замело песками…

Восемь лет спустя я вел раскопки на берегу Красного моря, поблизости от тех мест, где некогда находился порт Эзион-Гебер, куда приходили корабли царя Соломона, нагруженные золотом, сандаловым деревом, драгоценными камнями или слоновой костью. Здесь-то я и встретился снова с Аретой. Она жила в бедности, добывала в заливе кораллы и, преодолевая множество трудностей, воспитывала маленькую дочку: девочке было около десяти лет. Оказалось, что я напрасно пытался отыскать след ее соплеменников: после моего отъезда ее изгнали из племени, несмотря на то что она ждала ребенка, и предоставили ей выживать, как сама сможет. Но малышка была прелестна!

Говорят, что Судьба играет человеком. Я испытал это на себе в полной мере. В момент, когда я снова увидел Арету, ее земному существованию приходил конец: во время одного из погружений под воду что-то задержало ее там дольше, чем позволяло дыхание, и она утонула. Девочка осталась одна. Я взял ее с собой и хотел воспитать ее и дать ей образование, а затем обеспечить достойное существование. С этой целью я прежде всего отвез ее в Ливан, где поместил к родственнице-ирландке, замечательной женщине. Я представил ей Александру как свою приемную дочь и попросил научить ее жить по правилам западного мира. Девочка очень хорошо училась, вскоре она стала увлекаться историей и географией в целом, археологией, а моими работами — в особенности. Кроме этих явных склонностей, насчет нее трудно было хоть что-то понять: малышка оказалась довольно скрытной. Впрочем, она была достаточно вежлива, хорошо воспитана и настолько талантлива во всем, что касалось языков, что я из чистого удовольствия стал учить ее арамейскому и древнегреческому, побуждал писать. Вскоре я обнаружил, что ее мать, пока была жива, познакомила Александру с традициями изгнавшего ее племени, с его историей и даже с его легендами. Чуть ли не с младенчества, во всяком случае с того возраста, когда девочка хоть что-то научилась понимать, она знала о двух женщинах, носивших имя «Кипрос»: о той, которая была женой Ирода Агриппы, и о другой, ее тезке, — тоже набатеянке, которая оказалась в осажденной крепости вместе с любимым человеком, неким зелотом по имени Симон. Эта Кипрос была так хороша собой, что в момент массового самоубийства защитников Масады ни у кого не хватило духа убить ее, и она оказалась одной из тех двух женщин, которых Флавий Сильва взял в рабыни. Но и он был покорен ее красотой и, возвращаясь в Рим, увез ее с собой, как Тит увез Беренику, служанкой которой впоследствии и стала Кипрос.