Франц Бенгтссон - Рыжий Орм

• Название: Рыжий Орм
• Автор: Франц Бенгтссон
• Жанр: Путешествия и география
• Год: 1996
• ISBN: 5-300-00293-3

Это пародия на классический викингский роман о невероятных приключениях Рыжего Орма — его пленении, рабстве у халифа Кордовы, работе гребцом на галерах, принятии христианства, освобождении, женитьбе на дочери конунга Харальда и под конец — поиске клада у днепровских порогов.

«Самое увлекательное чтение о норманнах», «Чудесный роман, где при помощи писательской фантазии истлевший скелет викинга превращается в живого смелого воина…»

Вот в каких словах отзывались придирчивые критики об этом «сокровище» мировой литературы, ибо «Рыжий Орм» уже давно и по праву считается классикой.

Выверенность исторического материала в сочетании с едкой иронией автора, который не упускает случая поиздеваться над викингами, их нравами и обычаями, делает романы невероятно увлекательными, и оторваться от них невозможно — недаром вот уже пять десятков лет «Рыжий Орм» не выходит из списка наиболее читаемых книг во всем мире.

Надеемся, что и нашим читателям сага о смелом и остроумном викинге понравится.

Счастливого плавания на викингских драккарах! [1]

---

Таким предстал конунг Харальд Синезубый, когда Орм и его люди увидели его впервые; и Токе сказал потом, что немного найдется старых королей с больными зубами, которые смогли бы держаться столь же величественно.

Епископа Поппона в покоях не было, потому что он провел всю ночь близ конунга, воссылая молитвы о нем и слыша в ответ ругань и угрозы, когда боль усиливалась, так что теперь, наконец, ему пришлось уйти отдохнуть. Но брат Виллибальд, который всю ночь вместе с братом Маттиасом пробовали различные средства для излечения короля, оставался по-прежнему бодрым и прытким. Это был маленький сухощавый человек, совершенно лысый, с большим носом и плотно сжатым ртом, на макушке у него багровел шрам. Он усердно кивал в течение всего рассказа брата Маттиаса и простер вперед руки, когда внесли колокол.

— Это воистину чудо, — сказал он пронзительным и резким голосом. — Как вороны небесные приносили пищу в пустыне пророку Илии, так и этих путешественников прислали сюда силы небесные нам в помощь. Мирскими снадобьями мы смогли лишь утишить эту боль на краткое время; как только государь наш конунг откроет в нетерпении рот, боль возвращается снова: так было всю ночь напролет. Но это средство верное. Ты, брат Маттиас, должен вымыть колокол святой водой; мне кажется, лучше положить колокол набок и вымыть изнутри, потому что снаружи я не вижу пыли. Тем временем я подготовлю остальное.

Колокол положили набок, и брат Маттиас стал мыть его тряпкой, которую обмакнули в святую воду, а после мытья выжимал в чашу. В колоколе оказалось достаточно пыли, так что выжатая из тряпки вода стала черной, а брат Маттиас этому сильно обрадовался. Тем временем брат Виллибальд принялся рыться в своих снадобьях, которые хранил в большом кожаном коробе, попутно растолковывая всем, кто желал его слушать:

— Наилучшим в нашем случае будет старинное григорианское предписание, при зубной боли очень несложное, и в нем нет никакого секрета. Сок терна, свиная желчь, селитра и бычья кровь, щепоть порошка хрена и несколько капель можжевелового масла: все смешать с одной частью святой воды, в которой омыли святую реликвию. Держать за щекой в течение трех стихов псалма, и трижды повторить. Это вернейшее средство от зубной боли из всех, какие известны; если реликвия достаточно сильная, оно не подводит. Апулийские лекари старого императора Отгона брали, правда, жабью кровь вместо бычьей, но теперь от этого отказались, и видно, так вышло оттого, что зимой жабьей крови трудно достать.

Он вынул из своего короба несколько маленьких металлических фляжек, вытащил пробки и понюхал, после чего почесал в затылке и послал слугу на кухню за свежей кровью и свежей желчью.

— Ибо в нашем случае годится только самое лучшее, — сказал он. — И даже если реликвия такая сильная, надо с большим тщанием, подобрать все остальные добавки.

Прошло какое-то время, и Харальда боль стала беспокоить меньше. Он остановил взгляд на Орме и Токе и словно бы наконец удивился, увидя незнакомцев в чужеземной одежде, ибо они были в красных плащах, при Альмансуровых разукрашенных щитах и в шлемах с наносниками, которые прикрывали щеки и шею. Конунг знаком велел им приблизиться.

— Чьи вы люди? — спросил он.

— Мы твои люди, государь наш конунг, — отвечал Орм. — Но сюда мы прибыли из Андалусии. Там мы служили Альмансуру Кордовскому, могучему владыке, покуда меж ним и нами не пролилась кровь. Крок из Листера был нашим первым хёвдингом, и с ним мы вышли в поход на трех кораблях. Но он мертв, как и многие другие, а я Орм сын Тосте с Холма в Сконе и хёвдинг оставшихся в живых. Мы прибыли к тебе с этим колоколом. Мы решили, что он будет хорошим подарком тебе, государь, когда услышали, что ты решил принять христианство. О его власти над зубной болью я не знаю, но в море он нам хорошо помогал. И это был самый большой колокол над гробницей Святого Иакова в Астурии, где много всяких диковин; туда мы пришли с нашим господином Альмансуром, и он считал этот колокол великой ценностью.

Король Харальд кивнул, ничего не говоря, но одна из двух молодых женщин, сидевших на корточках у его ног, обернулась и взглянула на Орма и Токе и торопливо сказала по-арабски:

— Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного! Вы — люди Альмансура?

Они оба посмотрели на нее, не ожидая услышать это наречие при дворе короля Харальда. Она была красива на вид, с большими карими глазами, широко посаженными на бледном лице, ее черные волосы спускались с висков двумя длинными косами. Токе так и не успел наловчиться бойко говорить по-арабски, но он так давно не заговаривал с женщинами, что тут быстро нашелся:

— Ты, должно быть, из Андалусии? Там я видывал женщин, похожих на тебя, хотя немногие из них столь красивы.

Она в ответ улыбнулась, сверкнув белыми зубами, и лицо ее вновь сделалось печальным.

— Ты видишь, о незнакомец, говорящий на моем языке, что мне дала моя красота, — произнесла она нежным голосом. — Вот я сижу тут, андалуска знатного происхождения, рабыней среди язычников мрака кромешного, бесстыдно открыв лицо, и растираю старые скрюченные пальцы на ногах этому Синезубому. В этой стране нет ничего, кроме мрака и холода, овчин и вшей и пищи, которую в Севилье сблевали бы и собаки. Поистине, у Аллаха лишь я ищу защиты от того, чем наградила меня моя красота.

— Для такого занятия ты, мне сдается, слишком хороша, — сказал Токе ласково. — Лучше бы для тебя найти мужчину с чем-нибудь еще, кроме скрюченных пальцев на ногах.

Она опять отвечала улыбкой, но теперь в ее глазах стояли слезы. Тут конунг Харальд пошевелился и сердито сказал:

— А ты кто таков, что болтаешь на языке воронов с моими женщинами?

— Я Токе сын Грогулле из Листера, — ответил тот. — Мой меч да язык — это все мое имущество. И никакого поношения тебе, государь мой конунг, не замышлялось в моих речах к этой женщине. Она спросила меня о колоколе, и я ей ответил; и она сказала, что это столь же хороший подарок, как и она сама, и он принесет тебе большую пользу.

Харальд открыл было рот, чтобы ответить, но тотчас лицо его потемнело, и он с криком рухнул на подушки, сбив с ног обеих женщин: боль снова впилась ему в зуб.

Тут в покоях сделался переполох, и те, что стояли ближе к королевскому ложу, попятились прочь от его буйства. Но брат Виллибальд уже приготовил свою смесь и смело выступил вперед, с решительным видом и словами одобрения.

— Сейчас, государь мой конунг! Сейчас! — сказал он, осенив крестным знамением сперва короля, потом чашу со снадобьем, которую держал в руке. В другую руку он взял роговую ложечку и продолжив торжественно:

Пламень велик
в устах пылает,
но сей родник
от мук спасает;
увидишь вмиг,
как боль истает!

Король уставился на него и его чашу, гневно фыркнул, затряс головой и застонал, а затем, корчась от боли, крикнул властно:

— Вон, поп! Вместе с твоими заклинаниями и твоим зельем! Халльбьёрн Стремянный, Арнкель, Грим! За секиры и раскроите голову паршивому попу!

Но его люди, часто слыхавшие такие слова, не обратили внимания на его крик; брат же Виллибальд не испугался и продолжал громким голосом:

— Терпение, терпение, государь мой конунг; сядь и возьми это в рот. Тут великая святая сила и все, что с нею вкупе! Всего три ложицы, государь, и не надобно глотать. Пой, брат Маттиас!

Брат Маттиас, стоявший с большим распятием позади брата| Виллибальда, затянул священную песнь:

Solve vinca reis,
prefer lumen caecis,
mala nostra pelle,
bona cuncta posce! [18]

Короля это песнопение, видимо, успокоило, потому что он позволил себя поднять. Брат Виллибальд проворно сунул ложку со снадобьем ему в рот и принялся тут же петь с братом Маттиасом, покуда все в покоях глядели на них в большом ожидании. Лицо у конунга от действия смеси посинело, но губ он не разжал; когда же три стиха были пропеты, он громко сплюнул то, что держал во рту, следом за чем брат Виллибальд под продолжающееся пение влил туда следующую ложку.

Все, кто это видел, сошлись потом во мнении, что прошел всего какой-то миг после того, как король взял в рот вторую ложку, даже одного стиха не успели пропеть, как он вдруг закрыл глаза и замер. Потом вновь открыл их, сплюнул то, что было во рту, и крикнул пива. Брат Виллибальд прервал свое пение и склонился перед королем:

— Тебе лучше, государь? Что, боль отпустила?

— Отпустила, — сказал конунг и снова сплюнул. — Твое пойло было кислое, но оно помогло.

Брат Виллибальд воздел к небу обе руки от радости:

— Осанна! — возопил он. — Свершилось! Святой Иаков Испанский нас не оставил! Славь же Господа, государь, ибо грядут лучшие времена. Зубная боль не омрачит отныне твоего духа и не возбудит страха в груди твоих слуг.

Харальд кивнул, утирая бороду. Он ухватил обеими руками немалую посудину, принесенную отроком, и поднес ее к губам. Сперва, судя по глоткам, он пил осторожно, опасаясь, что боль вернется, но потом уверенно допил до дна. И немедля повелел наполнить чашу снова и подал ее Орму.