Дзюнъитиро Танидзаки - Ключ

• Название: Ключ
• Автор: Дзюнъитиро Танидзаки
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Классическая проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-94145-276-4

Роман «Ключ» – самое известное произведение Дзюнъитиро Танидзаки, одного из столпов японской литературы XX века. В этом романе, действие которого разворачивается в Киото, два дневника – два голоса, мужа и жены, – искушают, противоборствуют, увлекают в западню. С изощренным психологизмом рисует автор сложную мозаику чувств, прихотливую смену настроений, многозначную символику взаимоотношений мужчины и женщины.

Роман был дважды экранизирован: японским режиссером Коном Итикавой (приз на МКФ в Канне, 1960) и, в вольной интерпретации, Тинто Брассом (1983).

---

Дневник Жены

–

19 марта

...Хочу на всякий случай подробно описать все, что произошло прошлым вечером. Я знала, что муж вернется поздно, и заранее предупредила его, что, возможно, мы пойдем в кино. В половине пятого Кимура зашел за мной, но Тосико опоздала и появилась только в пять. «Не поздно?» – спросила я. «Сейчас время между двумя сеансами, – сказала Тосико, – может, нам пока пообедать? Пойдем ко мне, мама, сегодня я за хозяйку. Ты еще ни разу у меня не была!.. Я купила немного курятины». И она принялась уговаривать нас с Кимурой, продемонстрировав пакеты с курицей и овощами. «А это от вашего стола нашему!» – сказала она, схватив едва початую бутылку Курвуазье. «Не бери, отца нет дома», – сказала я. «Но без этого какая еда!» – сказала она. «Лично я не собираюсь наедаться. Мы же собрались в кино, достаточно просто перекусить». – «Что может быть проще скияки?» – сказала она. Мы сдвинули перед пианино два низких столика и сразу начали готовить на газовой плитке, которую, как и котелок, Тосико позаимствовала у хозяйки, но меня удивило, что дочь набрала так много продуктов и таких разнообразных. Помимо лука, вермишели и тофу были пшеничный крахмал, сушеные пенки бобового молока, луковицы лилии, китайская капуста и много прочей снеди. Тосико нарочно не стала выкладывать все сразу, а подавала постепенно, одно за другим на место съеденного. Но мне показалось, что и курятины, в конце концов, было бы достаточно. Разумеется, довольно скоро мы наелись и перешли к коньяку. «Никогда не видел, чтобы ваша дочь разливала коньяк!» – сказал Кимура, но сам пил больше обычного. «В кино мы уже опоздали!» – объявила Тосико, дождавшись, когда идти и вправду было поздно. Что касается меня, я была слишком пьяна для кино. Впрочем, вовсе не чувствовала, что много выпила. Со мной так каждый раз, пью, подавляя опьянение, и до определенного предела держусь вполне уверенно, но стоит мне превысить свою норму, я сразу теряю контроль над собой. Вчера, заподозрив, что Тосико хочет меня напоить, я старалась блюсти себя. Но должна признаться, что при этом все время чего-то ждала, на что-то надеялась. Не знаю, были ли в сговоре Кимура и Тосико. Я не стала спрашивать, они бы все равно не сознались. Раз только Кимура спросил: «Ничего, что вы так много пьете без вашего мужа?», но он сам в последнее время стал неравнодушен к спиртному и не уставал подливать мне и себе. Мне казалось, и, думаю, Кимура разделял мои мысли, что мы не делаем ничего такого, что шло бы вразрез с желаниями моего мужа. Я знаю, что, заставляя мужа ревновать, я делаю его счастливым. Разумеется, возбудить мужа не было моей единственной целью, но это меня успокаивало, я пила и пила. И вот еще что надо здесь ясно сказать. Не буду спешить с утверждением, что я влюблена в Кимуру, но то, что он мне нравится, факт. Даже могла бы в него влюбиться, если б захотела. Я зашла так далеко из необходимости возбуждать в муже ревность, но вряд ли бы это случилось, не будь я изначально неравнодушна к Кимуре. До сих пор, проведя черту, я старалась ни при каких обстоятельствах не переступать ее, но сейчас я стала за себя опасаться. Муж не должен слишком доверять моей непорочности. Выполняя его требования, пройдя через все испытания, я подступила к самому краю и теперь начала терять уверенность в себе... Признаюсь, меня мучит любопытство хоть раз своими глазами увидеть, без помех со стороны мужа, Кимуру нагим, каким я неотвязно вижу его во сне, не различая, сон это или явь: думаю, что обнаженный человек – Кимура, а это муж, думаю, что муж, а оказывается – Кимура... Почувствовав, что пьянею, я спряталась в туалете, но тотчас из-за двери послышался голос Тосико: «Мама, хозяйка нагрела горячую воду, почему бы тебе не принять ванну?» Краешком помутившегося сознания я уже знала, что упаду, как только ступлю в ванну, и что поднимать меня прибежит Кимура, а не Тосико. Помню, как Тосико несколько раз повторила: «Ну, мама, иди же!» Еще помню, как отыскала ванную комнату, открыла стеклянную дверь и разделась, но что было потом, совершенно стерлось...

Дневник Мужа

–

24 марта

...Вчера ночью жена вновь потеряла сознание у Тосико в Сэкидэн. После ужина Кимура и Тосико зашли якобы для того, чтобы взять жену с собой в кинотеатр. В двенадцатом часу ее все еще не было, и я сразу заподозрил, не случилось ли опять что-либо подобное. Время шло, я уже собрался звонить по телефону, но посчитал это глупым и стал ждать их звонка (ждал с обычным нетерпеливым раздражением, с замиранием сердца). В первом часу ночи приехала Тосико, одна. Оставив такси дожидаться, она вошла в дом. «С мамой опять та же история», – сказала она. После кино (так следовало из ее слов, но так ли это было на самом деле, еще вопрос), когда они хотели проводить Кимуру, тот сказал, что лучше он проводит их, все трое дошли до Сэкидэн и зашли посидеть на минутку. Разливая чай, Тосико вспомнила, что осталось еще с четверть бутылки Курвуазье, и добавила по чайной ложке в чашки. Войдя во вкус, жена и Кимура на этом не остановились и пили, пока не опустошили всю бутылку. В этот вечер вода в ванне была нагрета, и события развивались по тому же сценарию, что и в прошлый раз. Так, по крайней мере, следовало из сбивчивых объяснений Тосико. «И ты уехала, оставив их вдвоем?» – спросил я «Да, телефон мне еще не провели, а идти к хозяевам было неудобно, – сказала Тосико. – И потом, я подумала, что тебе все равно понадобится машина, поэтому и приехала на такси». Она посмотрела на меня с обычной злобой. «В прошлый раз повезло, а сегодня никак не могла поймать такси. Постояла на улице, но было уже слишком поздно, не проехало ни одного. Пришлось идти к стоянке у реки, стучать в стекло машины, будить спящего водителя, и вот я здесь». И хотя я не спрашивал, она пробормотала, как бы про себя: «Я вышла из дома минут двадцать назад». Я смекнул, с какой задней мыслью она это сказала, но не подал вида и просто ответил: «Молодец, спасибо. Побудь здесь, пока я обернусь» – и, прихватив все необходимое для инъекции, сел в ожидавшее такси. Мне, как и прежде, было неясно, насколько согласованно эта троица все спланировала и осуществила. Я мог только предполагать, что Тосико выступила заводилой и что она умышленно оставила их вдвоем, больше двадцати минут потратив на дорогу (может, и не двадцать, и не тридцать, небось целый час болталась где-то). Сидя в такси, я старался не думать о том, что могло произойти за двадцать минут или за час во флигеле. Как и в ту ночь, жена спала в одном исподнем. Ее верхнее кимоно и накидка висели все на тех же вешалках. Кимура принес кипяток и таз. Жена была в беспамятстве и, похоже, опьянела еще сильнее, чем в прошлый раз, но, несмотря на представшее моим глазам, я в эту ночь как-то даже слишком отчетливо осознал, что она разыгрывает комедию и ничего особенного с ней не произошло. Пульс был довольно ровный. Раз так, было бы глупо делать настоящую инъекцию, я решил изобразить, что ввожу камфару, ограничившись витамином, но Кимура заметил и шепотом спросил: «Вы считаете, этого достаточно?» – «Да, – сказал я, – вполне, можно было бы обойтись и без этого», и невозмутимо вогнал иглу.

Позже она беспрестанно звала: «Кимура! Кимура!» Но тембр голоса был совсем не таким, как прежде. То не было обычное сонное бормотание, она взывала сильным, требовательным голосом, срываясь на крик. Приближаясь к экстазу, она уже вопила. Вдруг я почувствовал укус на кончике языка... Затем на мочке уха... Такого никогда не случалось прежде... Примысли о том, что именно Кимура за одну ночь превратил мою жену в такую смелую, такую активную женщину, я испытывал жесточайшую ревность к нему и в то же время благодарность. Нет, я должен возблагодарить и Тосико. Забавно, что, желая меня помучить, она против своей воли доставила мне такое наслаждение... Странные извороты моего ума выше ее понимания...

...На рассвете, после соития, ужасное головокружение. Ее лицо, шея, плечи, руки, весь контур ее тела начал двоиться, так, будто на нее сверху легла еще одна женщина. Вскоре я, видимо, уснул, но и во сне жена предстала мне раздвоенной. Вначале я видел все ее тело двойным, но вскоре оно распалось на отдельные, не связанные между собой части. Рядом с четырьмя глазами – два носа, немного в стороне два рта, и все необычайно яркого цвета... Пространство вокруг небесно-лазурное, волосы – черные, губы – алые, нос сиял белизной... И эта чернота, алость, белизна были гораздо ярче, чем наяву, ядовитые, как краски на афише кинотеатра. Сквозь сон я подумал, что столь красочное сновидение подтверждает серьезность моей неврастении, но продолжал еще пристальнее вглядываться. Две правых ноги и две левых плавно колыхались, точно в толще воды, сияя неземной белизной. Но по виду это были безусловно ее ноги. Рядом с ногами, отдельно, плыли ступни. Заполняя пределы видимости, навалился огромный белый ком, похожий на пышное облако, и я тотчас понял, что это обращенный ко мне, точь-в-точь как на одном из моих снимков, ее великолепный зад... Не знаю, сколько прошло часов, прежде чем я увидел еще один сон. Кимура стоял голый, но голова на его туловище была то его, то моей, порой обе наши головы росли из одного тела, и всё двоилось...