Донасьен Альфонс Франсуа де Сад - Жюстина

• Название: Жюстина
• Автор: Донасьен Альфонс Франсуа де Сад
• Жанр: Эротика

«Да, я распутник и признаюсь в этом, я постиг все, что можно было постичь в этой области, но я, конечно, не сделал всего того, что постиг, и, конечно, не сделаю никогда. Я распутник, но не преступник и не убийца… Ты хочешь, чтобы вся вселенная была добродетельной, и не чувствуешь, что все бы моментально погибло, если бы на земле существовала одна добродетель.»

Маркиз де Сад

«Кстати, ни одной книге не суждено вызвать более живого любопытства. Ни в одной другой интерес – эта капризная пружина, которой столь трудно управлять в произведении подобного сорта, – не поддерживается настолько мастерски; ни в одной другой движения души и сердца распутников не разработаны с таким умением, а безумства их воображения не описаны с такой силой. Исходя из этого, нет ли оснований полагать, что „Жюстина“ адресована самым далеким нашим потомкам? Может быть, и сама добродетель, пусть и вздрогнув от ужаса, позабудет про свои слезы из гордости оттого, что во Франции появилось столь пикантное произведение».

Из предисловия издателя «Жюстины» (Париж, 1880 г.)

«Маркиз де Сад, до конца испивший чащу эгоизма, несправедливости и ничтожества, настаивает на истине своих переживаний. Высшая ценность его свидетельств в том, что они лишают нас душевного равновесия. Сад заставляет нас внимательно пересмотреть основную проблему нашего времени: правду об отношении человека к человеку».

Симона де Бовуар

---

– Что это за идиотка? Ну погоди, шлюха, я тебе покажу, как обращаться с таким членом, как у меня! Он вручил свой предмет Доротее, справедливо полагая, что эта блудница сумеет усиливать или ослаблять движения сообразно ощущениям удовольствия, а сам, вооружившись многохвостой плетью, истерзал нежные и податливые ягодицы нашей кроткой Жюстины. Никакое орудие, которыми её истязали, пока она служила разврату, не доставляло ей таких страданий, как плеть Вернея: каждая жила, впиваясь в плоть, оставляла помимо боли, следы, настолько глубокие и кровавые, будто здесь поработали острым ножом, и очень скоро она превратилась в сплошную рану. Потом Верней связал обе жертвы вместе живот к животу и, по-прежнему получая от Доротеи умелые ласки, он подверг их вторичной флагеляции. И тут мадам де Жернанд, ослабленная тремя утренними кровопусканиями, обмякла, потеряла сознание и упала, увлекая за собой Жюстину, и теперь они обе плавали на полу в луже собственной крови, которую пролил их неутомимый палач. Верней перерезал веревки и, бросившись на свою свояченицу, чудесным образом привел её в чувство посредством новой сладострастной пытки, которая, как естественно предположить, едва не разорвала несчастную пополам в силу невероятной диспропорции между ней и её мучителем.

– Стегайте меня! Стегайте сильнее, мадам! – закричал Верней, глядя безумными глазами на Доротею. – Положите на меня Жюстину и отхлещите нас вместе. Благодаря искусству Доротеи и, быть может, ещё больше благодаря чудовищности своих забав гнусный фавн затрясся, глухо выругался и извергнулся, изрыгая истошные крики, наконец, доказав окружающим, что если природа дала ему великолепный детородный орган, она в то же время одарила его невероятным количеством спермы и способностью испытывать бурные кризисы.

– Ну и как, мадам, – спросил он Доротею, – как вы находите меня в деле?

– Это было сказочно, сударь, – ответила она, – но я полагала, что вы не любите сношать влагалища.

– Я сношаю все, мой ангел, все без разбору: лишь бы мой член ранил или раздирал живую плоть – прочие нюансы меня не интересуют.

– Но всё-таки вы предпочитаете задницу?

– Вы хотите, чтобы я в этом поклялся? Хотите я прочищу зад педерасту, чтобы убедить вас?

– Нет, – ответила Доротея, – я хочу, чтобы вы отведали мой зад, если собираетесь убедить меня, вот он, сударь, берите его. И распутник, ещё не остывший от предыдущего акта, вторгся в самую глубину её задницы.

– Только умоляю, мадам: терзайте этих женщин, дока я содомирую вас, – попросил Верней. Не заставляя просить себя дважды, развратница, изнемогая от наслаждения, сжимая анусом огромный и твердый кол, влилась острыми ногтями в тела мадам де Жернанд и Жюстины. Оба кончили под жалобные стоны жертв, и каждый, изливая семя, искусал до крови язык юношей, которые были призваны усилить их наслаждение.

– Пока довольно, мадам, – сказал Доротее Верней, – вы очаровательны, я бы хотел, чтобы мы возобновили наши утехи, но теперь надо передохнуть.

– Я заставлю вас испытать множество других, сударь: я тешу себя надеждой, что чем лучше мы узнаем друг друга, тем лучше поладим. Они присоединились к остальным, и Жюстина осталась одна со своей госпожой. Между тем и остальные участники не бездействовали, но более терпеливые, чем братец Жернанда, испытывая не столь острую потребность растрачивать энергию, они все ещё находились в стадии предварительных упражнений, когда вернулись Верней и Доротея. Д'Эстерваль, Брессак и Жернанд находились в апартаментах мадам де Верней. Злодеи раздели бедную женщину, не дав ей отдохнуть после поездки. Жестокий Жернанд убеждал свою свояченицу в том, что ей совершенно необходимо кровопускание и что оно освежит её. Операция уже почти начиналась, когда оба персонажа, чьи шалости мы столь красочно описали, явились к мадам де Верней. Эта красивая дама убедила бы любого из мужчин, что не существует на свете более совершенного создания. Ни единого неверного или небрежного штриха в пропорциях, вся свежесть, вся грация богини красоты – столько прав на милосердие, на ^всеобщее восхищение заслужили свояченице Жернанда ещё больше оскорблений и презрения со стороны распутников, главным образом от хозяина замка. После самого тщательного обследования прелестей этой великолепной женщины начались истязания. Брессак и Д'Эстерваль усердствовали не меньше, чем Жернанд: все по очереди щипали, кусали, хлестали по щекам несчастную жертву, её роскошные груди и ягодицы покрылись многочисленными ранами, её заставляли подставлять то рот, то вагину, то зад. Жернанд предпочел рот, Брессак выбрал анус, а Д'Эстерваль – влагалище; Верней содомировал Доротею и кончил в третий раз, лаская ягодицы племянника, которого он не переставал возносить до небес.

– Теперь отобедаем, друг мой, – обратился Верней к брату, – пора восстановить силы. Говорят, пьяницы знакомятся только с бокалом в руке, а вот сластолюбцы должны делать это с членом в заднице: ничего не поделаешь – такова наша участь. После обильнейшей и изысканнейшей трапезы компания разделилась, и господин де Жернанд, приказав Жюстине следовать за ним, направился в сад, где в тенистой беседке имел с ней следующий разговор. Вначале он потребовал подробно рассказать обо всем, что его брат делал с графиней, когда же Жюстина бегло рассказала о происшедшем, он попросил уточнить некоторые детали. Тогда Жюстина пожаловалась, что с ней обращались с той же суровостью, что испытала мадам де Жернанд.

– Покажи, не скрывай ничего. И он долго и восхищенно рассматривал следы жестокого обращения.

– Надеюсь, моя жена пострадала не меньше? – спросил бессердечный муж.

– Еще больше, сударь.

– Ага, это хорошо; я был бы огорчен, если бы мой брат пощадил эту потаскуху.

– Неужели вы её настолько ненавидите, сударь?

– Безумно, Жюстина. Долго она у меня не задержится, я ещё не встречал женщины, которая внушала бы мне такое отвращение. А известно ли тебе, девочка, что Верней много развратнее, чем я?

– Вряд ли это возможно, сударь.

– Тем не менее это так: дороже всего для его распутной души восхитительные наслаждения инцеста, сопровождаемые удовольствиями жестокости. Ты даже не представляешь, Жюстина, в чем заключается его самая большая страсть.

– Малолетние предметы, плеть, ужасы…

– Это всего лишь эпизоды: повторяю, дорогая, что инцест – это и есть самое сладостное удовольствие моего брата. Завтра ты увидишь, как он будет наслаждаться этим злодейским пороком пятью или шестью различными способами. Та красивая женщина, которую ты приняла за горничную мадам де Верней – кстати, ей около сорока лет, – так вот, Жюстина, это одна из наших сест`р, тетя Брессака, сестра его матери, чью смерть ты так долго оплакивала. Нашу семью можно сравнить с семейством Эдипа, милая Жюстина: нет ни одного порока, которого бы ты не нашла среди нас. Мы потеряли родителей, когда были совсем юными, злые языки даже утверждают, что они умерли не без нашей помощи. В сущности здесь нет ничего неправдоподобного, так как мы позволяли себе такие вещи… У нас было три сестры: одна, вышедшая замуж ещё до смерти наших родителей, произвела на свет Брессака, вторая пала жертвой нашего злодейства, третью ты уже видела, её зовут Марселина. Мы скрыли от неё, кем она родилась, и воспитывали как будущую служанку; мой брат, женившись, приставил её к своей жене. Юная особа, также прибывшая вместе с мадам де Верней, – дочь Марселины и моего брата, то есть одновременно и его племянница и его дочь. Она – мать двух малолетних детей, которыми ты так любовалась и которые обязаны жизнью опять-таки моему брату. Оба ещё девственники, и Верней хочет сорвать эти цветочки в моем доме и особое наслаждение думает получить от младшей девочки, которая, стало быть, является для него дочерью, внучкой и племянницей в одном лице. Больше всего он любит топтать эти химерические кровные узы и не щадит даже своих законных детей.

– Я уже слышала об этом, сударь.

– Но это надо видеть, Жюстина; надо видеть, как он воспитал сына, как тот, по примеру отца, попирает все общественные институты. Ты увидишь, как мальчик обращается со своей матерью, как он отвергает все религиозные и моральные предрассудки; это прелестный ребенок, я от него без ума, мне хотелось позабавиться с ним нынче вечером, но его отец хочет, чтобы он отдохнул до завтрашнего дня.

– До завтрашнего дня, сударь?

– Да, завтра у нас будет грандиозный праздник: день рождения моей жены, не исключено, что Парки пожелают перерезать нить судьбы… Как знать? Сам Господь Бог, тот Бог, в чье невероятное существование ты так веришь, не может предугадать, что придет в голову таким злодеям, как мы. . – О сударь, – встревожилась Жюстина, – я была бы вам признательна, если бы вы обошлись без меня в завтрашней оргии! Ведь у вас много служанок, неужели я вам так необходима?