Юлий Дубов - Теория катастроф

• Название: Теория катастроф
• Автор: Юлий Дубов
• Жанр: Современная проза

Юлий Дубов — в прошлом генеральный директор «ЛОГОВАЗа» — автор знаменитого психологическо-экономического триллера «Большая пайка» и сценария фильма «Олигарх». «Теория катастроф» — повесть про современный бизнес, коррупцию, зависимость деловых людей от власть предержащих и прочие актуальные прелести. Повесть о том, как заместитель префекта Петр Иванович Тищенко обманул и ограбил коммерсанта Юрия Тимофеевича Кислицына, и как Юрий Тимофеевич решил Петра Ивановича убить, но в последний момент не смог нажать на курок и сам застрелился... Сюжет закручен довольно лихо, хотя в целом и предсказуем. Ощущение глубокой безнадеги возникает само собой — может быть, и против воли успешного в бизнесе сочинителя.

---

— “Форумом”, — признался Юра. — А что?

— Тут такое дело, Юрий… э-э… Тимофеевич… Есть один человечек… От меня, в общем. Я тут с Халамайзером успел переговорить, он сказал, что дал вам скидку приличную… Так вот… Человек подойдет к вам через час. Вы уж там… на пару тыщ зеленых отпустите ему по цене Халамайзера. А? Надо будет, и я вам чем-нибудь помогу. Ну так как?

Юра быстренько начал соображать. На предлагаемой ему сделке он терял немногим больше тысячи долларов, но приобретал расположение важного начальника. Игра явно стоила свеч.

— О чем речь, Петр Иванович! — сказал Юра. — Как фамилия вашего протеже?

— Кого?

— Вашего человека?

— Пис-ку-нов, — по складам выговорил Петр Иванович, на секунду замешкавшись. — Игорь Матвеевич Пискунов. Ветеран войны, между прочим. Вы уж с ним поласковее.

Пискунов, как и было обещано, появился через час. Он был стар, неухожен и грустен. Жеваные серые брюки пузырились на коленях и волнами спускались на потрескавшиеся от времени ортопедические ботинки. Из-под обтерханного рукава потемневшей от многочисленных стирок рубашки трогательно выглядывали наручные часы “Победа” с разбитым стеклом. На исполосованном красными прожилками носу криво сидели очки. Одна из дужек была перебинтована медицинским пластырем. Дрожащей рукой в старческой сеточке морщин он извлек откуда-то завернутую в газету пачку.

— Вот, — каким-то дребезжащим и больным голосом произнес Пискунов. — Вот. И еще я письмо принес.

Пока Юра пересчитывал деньги, Пискунов вытащил из брючного кармана пропотевший листок бумаги, бережно разгладил его рукой и положил на стол.

Это было письмо Комитета по социальной защите населения, в котором П.И. Тищенко слезно умоляли оказать посильное содействие ветерану и инвалиду И.М. Пискунову, перенесшему тяжелую полостную операцию, и оказать ему материальную помощь, необходимую для улучшения жилищных условий. Сверху красовалась резолюция Тищенко: “Тов. Кислицыну Ю.Т. Прошу рассмотреть согласно договоренности”.

— Зять, — сказал Пискунов, когда Юра дочитал письмо. — Бывший.

— Что? — не понял Юра.

— Петр Иванович — мой зять, — разъяснил Пискунов. — Бывший зять, то есть. Он на моей дочке был женат, а потом развелся и женился на молоденькой. Мне не к кому пойти было. Пошел к нему. Он сказал принести письмо. Я принес. Он к вам направил. Вот.

— Понятно, — протянул Юра. — Ну и как же вы хотите за две тысячи улучшить свои жилищные условия?

— Я подожду, — прошептал Пискунов, и на глаза его навернулись старческие слезы. — Я подожду год. Тогда уже будет шесть тысяч. А еще через полгода — девять. Мне хватит. Мне же много не надо. Лишь бы отдельная… Чтобы сестра могла переехать…

Юра не был сентиментальным человеком. Но спокойно смотреть на этого горестного старика и понимать, что тот отдает последнее и что это последнее пойдет вовсе не на покупку мини-квартиры для него, а в карман Халамайзеру, Юра не мог. И он уж решился было вернуть деду деньги и отговорить его от участия в афере, как снова добралась до него приемная Тищенко.

— Тут такое дело, — с места в карьер заявил Тищенко, будто бы беседа их и не прерывалась. — Надо помочь. Вы у него сейчас примите, как договорились. А за бумагами “Форума” скажите, чтобы завтра пришел. С утра. А сейчас трубочку ему дайте.

Пискунов, узнав, что сейчас с ним будут говорить, встал, поскрипывая суставами, неторопливо накрыл пачку денег письмом из Комитета социальной защиты, стыдливо придвинул поближе к себе, взял трубку, согнулся чуть не вдвое и почтительно промычал:

— Слушаю вас.

Он долго слушал, попеременно останавливая взгляд то на Юре, то на замаскированной пачке, потом еще раз произнес: “Слушаю” — и протянул трубку Юре обратно, дав понять, что разговор закончен.

— Мне Петр Иванович сказал, чтобы я все пока у вас оставил, — сообщил дед. — До завтра. А сегодня он хочет с вами встретиться. Переговорить. Я за вами вечером зайду. В половине седьмого. Провожу.

В половине седьмого дед уже терся у входа в фондовый магазин. Дождавшись Юру, он двинулся ему навстречу, протягивая вперед полиэтиленовый пакет с чем-то круглым и тяжелым. Из сбивчивых объяснений Юра понял, что дед с первого взгляда полюбил его как родного и хочет сделать ему ценный подарок. Потому что такие хорошие люди встречаются очень-очень редко. Подарок представлял собой две трехлитровые банки с помидорами, которые дед вырастил самолично и замариновал по старинному рецепту. Дед заставил Юру открыть пакет и рассмотреть банки тут же на улице. Каждая банка была аккуратно завернута в газету “Труд”, на крышке красовалась аккуратная наклейка с написанной химическим карандашом датой изготовления, а внутри, в мутном рассоле, посреди укропа, чеснока и смородиновых листьев, виднелись удивительно одинаковые по размеру и цвету помидоры. Заметив любопытствующие взгляды из еще не рассосавшейся очереди за бумагами “Форума” и откровенно хамскую ухмылку водителя, Юра заторопился и запихнул деда в “Вольво”.

— Прямо поедем, — сказал дед, устраивая пакет с банками на Юриных коленях. — А потом налево. На светофоре.

Хотя внешний вид дедушки Пискунова с утра никак не изменился, к вечеру в нем появилась какая-то уверенность в себе. Он вальяжно и неторопливо рассказывал Юре о правильном ведении приусадебного хозяйства, похлопывал его по колену и называл “молодым человеком”, не забывая давать водителю своевременные указания. Когда же Юра, заметив в голосе старика командные нотки и вспомнив слова Тищенко о его ветеранстве, поинтересовался военным прошлым, голос его спутника опять старчески задрожал, он пробормотал что-то невнятное и сказал жалобно, что еще перед войной был вчистую комиссован, но свое отслужил в тыловых частях.

Петр Иванович Тищенко поджидал Юру в ресторане “Прощание славянки”. Юра здесь никогда раньше не был и даже ничего об этом заведении не слышал. Но, расставшись у входа с дедом, засеменившим в сторону ближайшей трамвайной остановки, отметил с удивлением внушительный размер автостоянки, выправку и вышколенность охраны, безукоризненную чистоту при входе и внутри. Несмотря на относительно ранний час, в ресторане было довольно много народу, а на столиках, еще остававшихся свободными, стояли таблички с надписью “Заказ”.

Петр Иванович, успевший до Юриного прихода немного принять, перешел к делу мгновенно.

— Надо сделать, — приказным тоном сказал он, как только Юра опустился в кресло напротив. — Бывший тесть, понимаешь. Затрахал меня напрочь. В прежние времена мне бы ничего не стоило выписать ордер. Пять минут — и все дела. А сейчас, — он выругался, подцепил вилкой маслину, прожевал и выплюнул косточку на блюдце для хлеба, — ревизоры замучают. Не отмоешься потом. Короче. В следующем месяце мы вводим новый дом. Элитный. Но одна секция — специально для этих… социально незащищенных. Понял? Метр там стоит… — Петр Иванович задумался. — Триста долларов. Или триста пятьдесят, что-то в этом роде. Однокомнатная там тянет тысяч на двадцать.

Юра недоуменно поднял брови. Перед встречей он навел о Тищенко кое-какие справки, и из них следовало, что тот вполне может выложить для бывшего тестя двадцать штук и даже не заметить. Это уж во всяком случае было легче, чем наварить десять к одному на бумажках Халамайзера.

— Тут одна заковыка есть, — сообщил Петр Иванович, заметив реакцию Юры. — Понимаешь… Дед — принципиальный. Все газеты читает, сволочь такая. Я ему — возьми бабки. А он мне — не могу, дескать. Надо будет заявить в налоговую инспекцию, налог заплатить, все такое. Он ведь эти две тысячи тоже не у меня взял — у него машина была, старая “копейка”, полгода продавал, пока продал. Я, короче, подумал и решил вот такую штуку сделать… Пусть он на бумагах Халамайзера заработает.

Петр Иванович подмигнул и повторил с удовольствием:

— Пусть заработает. На квартиру. А?

— Хрен он на них заработает, — откровенно сказал Юра. — На них только Халамайзер и заработает. Ну срубит дед тысчонку-две — при хорошей поддержке. И все. Двадцать тысяч никак невозможно. Я вам как профессионал говорю.

— А чего ж мы тут сидим? — В глазах Петра Ивановича промелькнула ярко-зеленая искра. — Мы тут, милый друг, для того и сидим, чтобы заработал. У меня ведь конкретное предложение есть. Только давай в отдельный зальчик перейдем.

Отдельный зал был невелик размером, отделан под венецианскую штукатурку, богато украшен коврами и бархатными портьерами и уставлен копиями флорентийских скульптур. Юра и Петр Иванович сидели за столом, пили французский коньяк, и Петр Иванович раскрывал Юре существо задуманной комбинации.

— Завтра утром он к тебе придет, — объяснял Петр Иванович. — Если по номиналу, ты ему, — он начертил на салфетке цифру, — должен вот столько бумажек отдать. Правильно? Так вот. У тебя есть скидка. Я же понимаю. Если отдашь со скидкой, сразу попадаешь под налоги. Верно? Идея какая. Дашь ему ровно по деньгам, но бумаги первого выпуска. Которые сейчас у Халамайзера в погашение выходят.