Евгений Войскунский - Незаконная планета

• Название: Незаконная планета
• Автор: Евгений Войскунский
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 1980

Научно-фантастический роман о людях XXI века, о сложных судьбах исследователей новой формы жизни, питаемой космическим излучением, о проблемах эволюции биологической жизни на Земле, о скрытых возможностях мозга человека.

---

На юге, в двух-трех километрах, виднелся в ярком свете прожекторов задранный в зенит нос десантной лодки. А впереди Баркли увидел экран, по которому плыли прекрасные земные пейзажи, и две фигуры в белых скафандрах возле него. Второй — это, конечно, Грегори. Вон его вездеход с массивной решетчатой башней-антенной. Наверное, он уже отправил на Землю телерепортаж о тау-станции, успел побывать у Драммонда и теперь приехал сюда, чтобы запечатлеть Великий Контакт. Предполагалось, что вчерашний Единственный Зритель снова придет смотреть фильмы.

— Ну что, — спросил Баркли, подойдя к коллегам, — пустует кинозал? Или уже приходил тот зевака?

— Пока не приходил, — сказал Коротков. — Вот, Грегори говорит, сегодня их много скопилось там, где идет разведка. Человек пятнадцать.

— Весь совет министров, — подтвердил Грегори.

— Должно быть, и наш зритель там бегает. Ничего, подождем. Придет.

— Блажен, кто верует, — пробормотал Баркли. — Были сегодня нападения на роботов?

— Нападений не было, — сказал Грегори, — но черт их знает, что они замышляют.

— Пойду отдохну немного, — сказал Баркли.

В кабине вездехода он с жадностью выпил банку витакола и повалился в кресло. Но уже минут через десять заставил себя подняться и выложил на столик ленты, снятые с самописцев сейсмографа. Некоторое время он работал, отмечая на карте новые данные. Тоннель на протяжении километра и двухсот метров тянулся по прямой в направлении хребта — и вдруг оборвался. Дальше запись отраженных сигналов показала на шестиметровой глубине выступ, отличный от материала грунта. За выступом последовала широкая впадина, а потом — опять такой же выступ. И снова впадина.

Вычертив профиль этих чередований с указанием глубин, Баркли бросил карандаш и, подперев лоб ладонью, задумался. Лоб был горячий и влажный. «Что за дьявольщина, — подумал он, — никогда я так не уставал».

Он слышал, как, захлопнув дверь шлюза, вошли в кабину Коротков и Грегори Станко. Слышал, как Короткое звал его обедать. Баркли помотал головой и сказал, что не хочет есть.

— Да не заболели ли вы, Джон?

Он почувствовал холодную ладонь Короткова на своем лбу. Потом увидел перед собой таблетку на той же ладони и открытую банку с витаколом.

— Нет, — с трудом шевельнул он языком. — Просто устал немного.

Но Коротков был настойчив, он заставил Баркли проглотить таблетку, а потом с помощью Грегори поднял его под мышки и повел к дивану, откинутому от борта. Баркли хотел сказать про странные выступы и впадины, обнаруженные сейсморазведкой у подножия хребта, но, улегшись на диван, сразу провалился в черную яму сна.

Должно быть, он несколько раз просыпался.

В тусклом свете, видел он, в кресле сидел Грегори и ел сосиску. Тень от поднятой руки перечеркнула наискось знак экспедиции на груди его скафандра.

— А почему Драммонд называет их ахондропластами? — спросил Грегори. — Что это значит?

Коротков, невысокий и широкоплечий, прохаживался по кабине — пять шагов вперед, пять назад. Его белобрысая голова упрямо торчала на крепкой мускулистой шее из горла скафандра, — так уж ему, Баркли, показалось, что вид у нее упрямый.

— Ахондропласты, — сказал Коротков, — это уроды с укороченными конечностями. Драммонд не прав, когда называет так аборигенов.

Драммонд не прав… Драммонд не прав…

Он снова заснул.

А когда проснулся, первое, о чем он подумал, поразило его настолько, что Баркли вскочил на ноги и поспешил к столику с картой и лентами самописца. Да, было похоже, что тут, у подножия хребта…

Он огляделся — в вездеходе никого не было. Баркли посмотрел в иллюминатор и увидел: перед мерцающим экраном стоял абориген с разрядником в руке. Ага, заявился все-таки Единственный Зритель…

Он надел шлем, щелкнув замками. В руках была слабость. И ноги были будто чужие. Пройдя через шлюз, Баркли вышел из вездехода как раз в тот момент, когда Коротков подступил к любознательному «жезлоносцу», знаками приглашая к общению. На чистом листе большого блокнота Коротков быстро нарисовал две фигуры — аборигена и человека в скафандре, пожимающих друг другу руки. Было непонятно, смотрит ли «жезлоносец» на рисунок или на экран, — в узких прорезях его глаз черные зрачки казались неживыми. Странно застывшим выглядело это плоское лицо без рта, без подбородка. Только вздрагивали, будто принюхиваясь, широкие ноздри.

Грегори, медленно кружа вокруг этих двоих, снимал сцену контакта. На следующем блокнотном листе Коротков нарисовал в середине кружок и указал на Солнце — яркую звезду на черном небе, пылавшую невысоко над горизонтом. Потом разместил на орбитах девять кружков поменьше, ткнул пальцем в третий кружок и указал на себя, упер палец в девятый, последний кружок, и указал на своего мохнатого «собеседника». И опять было непонятно, смотрел ли тот на рисунок и следил ли за жестами Короткова. Снова и снова Коротков пытался привлечь внимание аборигена к своему чертежику, и вид у него был как у добросовестного учителя, добивающегося правильного ответа от туповатого ученика.

Нет, не получалось контакта. А когда Коротков подступил слишком уж близко и сунул блокнот прямо под нос аборигену, тот, раздувая ноздри, отступил, отпрыгнул на несколько шагов. И тут прилетели еще трое «жезлоносцев» — в одном из них Баркли узнал давешнего седоватого «старичка», — и было похоже, что они, тесно встав вокруг Единственного Зрителя, совещаются… или препираются? Потом все разом ускакали в разные стороны.

— Не огорчайтесь, мальчики, — сказал Баркли, с удивлением ощущая, что ноги плохо держат его. — Послушайте… Я, кажется, обнаружил там, у хребта, их город… погребенный город…

Пока Коротков в корабельном лазарете проделывал экспресс-анализы, Баркли покойно лежал на койке, закрыв глаза и выставив поверх простыни черный веник бороды. Коротков сочувственно посматривал на его бледное лицо. Когда, закончив анализы, он вытер марлевой салфеткой влажный от пота лоб Баркли, американец открыл глаза и сказал:

— Вы уходите, Станислав? Погодите… посидите немножко.

Коротков кивнул и сел на крутящийся табурет рядом с койкой.

— Вот вы, молодой ученый, — продолжал Баркли, — скажите мне, какая идея, в профессиональном, конечно, плане, является для вас основной… главной…

— В профессиональном плане? — Коротков подумал несколько секунд. — Ну вот, пожалуй: принцип единства организма и среды.

— Единство, да… А я думаю, что в основе мироздания — контраст. Тепло и холод. Плотность и вакуум. Сама жизнь, стремящаяся к порядку и организации, возникла в хаосогенных областях Вселенной. Разум активно противостоит энтропии…

— Ну, Джон, это не ново. Это нисколько не противоречит принципу единства…

— Знаю, знаю, я знаком с диалектикой. Кстати, не кажется ли вам, что здесь, на Плутоне, мы наблюдаем противостояние разума энтропии в чистом виде? Ну, неважно… А вот еще пример контраста как движущей силы: всю сознательную жизнь я работаю в космосе, а теперь космос выбрасывает меня.

— То есть как, Джон? Что вы хотите сказать?

— Милый мой Станислав, я ведь не спрашиваю, какие у меня анализы… какая болезнь… Не спрашиваю, потому что знаю: когда отнимаются руки и ноги — это начало космической болезни.

Коротков с печалью смотрел на черную бороду, распластавшуюся на белой простыне.

— Не торопитесь ставить диагноз, — сказал он. — Может быть, просто переутомление…

— Да бросьте вы. Не надо утешать. Почти двадцать лет я кручусь на разных паршивых шариках — собственно говоря, я и не землянин вовсе. Известно вам, что я родился на Луне? Да, представьте себе. Я прекрасно чувствовал себя на Ганимеде, на Тритоне, на Титане и прочих небесных телах. Да, сэр! Я хуже себя чувствую без скафандра!

— Джон, прошу вас — спокойнее…

— А если не верите, то спросите у Морозова — мы с ним когда-то встречались на Тритоне.

— Я знаю…

— Ни черта вы не знаете! — Баркли вытянул руку из-под простыни и сжал бороду в кулак, но скоро рука разжалась и бессильно упала на грудь. — Ну ладно, — сказал он погасшим голосом. — Это я так… ни к чему… Вы славный малый, напористый, честолюбивый…

— Джон, прошу вас…

— Вы вернетесь на Землю, напишете труд о проблемах контакта и вообще… прославите свое имя.

— Можно подумать, что вы не писали труды, — сказал Коротков недовольно, — что вы не старались врубить свое имя в науку.

— Писал… старался… Потому что был молод. Мне нравилось прилетать на Землю и привлекать к себе внимание. Особенно женское. — Баркли невесело засмеялся, но тут же оборвал смех. — Для чего вы занимаетесь наукой, Станислав? — спросил он, помолчав.

— Как — для чего? — Коротков пожал плечами. — Чтобы приносить пользу обществу, людям.

— Ну, конечно. Я и не ожидал другого ответа.

— А вы бы дали не такой ответ?