Андрей Валентинов - Ты, уставший ненавидеть

• Название: Ты, уставший ненавидеть
• Автор: Андрей Валентинов
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 1997
• ISBN: 5-7921-0097-7

37-й год, Москва. Тайные и явные правители страны продолжают свой эксперимент. Аресты, «чистки», расправы идут с небывалым прежде размахом. Сотрудников вездесущего НКВД интересует все – и действия таинственнойконтрреволюционной группы «Вандея», и древние заклинания крохотного народа, укрывшегося от репрессий в уральских лесах.

Сумеют ли герои романа противостоять силам Зла, чьи замыслы неведомы никому?

---

Юрий представил себя в тесной кладовке, что находилась сразу же за стойкой, рядом с этими двумя типами, поглощающими пиво. Зрелище походило на дурной сон, но он прекрасно понимал, что и это вполне возможно. Очевидно, этим двоим действительно надоело бегать за ним. А может, это тоже метод: загонщики постепенно приближаются к жертве. Сначала просто шли сзади, затем попросили закурить, подальше вместе шли в ближайшую пивную и петля, уже сомкнувшаяся на шее обреченного, становилась все теснее и теснее…

– А то пошли в зоосад, – внезапно предложил молодой, – Зверюшек посмотришь…

– Там клетки – не разбежишься, – хмыкнул первый. – Ладно, Орловский, гуляй, коли есть охота. Можешь таксомотор взять – для разнообразия. А лучше ступай домой: бельишко собери, папирос… Пригодится. А то у нас наряд только на сегодня…

Юрий понял. Ему говорили прямо, что этот день на свободе – последний. Придут, скорее всего, под утро, чтобы вытащить одуревшего человека из постели, поставить его в одних кальсонах посреди комнаты и начать неторопливый основательный обыск…

Орловский повернулся, и, уже не обращая внимания на тут же тронувшихся с места агентов, не спеша пошел к трамвайной остановке. Выходит, он поступил верно, что не пошел вчера на встречу с Терапевтом. Ведь за ним могли начать слежку сразу. Правда, это означало, что они могли увидеть Нику…

Сердце на миг упало, но еще через мгновенье Юрий невесело усмехнулся. Думать об этом поздно. Они оба выбрали этот путь: он – взявшись писать книгу, она – связавшись с ним. Не раз и не два, он просил ее уйти, беспокоясь о том, что неизбежно должно было случиться. Ника даже не обижалась – шутила и уверяла, что с ее фамилией она может не бояться даже Большого Дома.

Отчасти это была правда. Правдой было и то, что Терапевт обещал помочь обещал твердо и даже намекнул, что можно сделать в такой ситуации. Именно тогда Юрий узнал кое-что о человеке, которого они решили назвать Флавием. Странный псевдоним казался тогда очередной выдумкой Терапевта, и лишь значительно позже Юрий узнал, что Флавий окрестил себя сам. Юрий поинтересовался, кого из трех римских императоров этой династии Веспасиана, Тита или Домициана – имел в виду их неизвестный товарищ. Терапевт засмеялся и предположил, что тот имел в виду четвертого Флавия Иосифа, перешедшего на сторону победителей-римлян, но в душе оставшегося верным своему народу. Помнится, Юрий удивился и спросил, неужели Флавий еврей, но Терапевт рассмеялся, заявив, что тот, судя по его характеру, скорее всего, китаец.

Да, Терапевт и тем более Флавий, могли помочь Нике. Это успокаивало, тем более, что она сама едва ли могла всерьез заинтересовать обитателей Большого Дома. Собственно, кто такая Ника, если взглянуть со стороны? Очень красивая женщина, супруга человека, о работе которого не положено говорить вслух, дама, привыкшая отдыхать в Сочи и одеваться у Ламановой, бывавшая на правительственных приемах, сидевшая пару раз за одним столом с самим товарищем Сталиным, и (кто без греха?) имевшая любовника – крайне сомнительную с точки зрения советской власти личность, но, в общем-то, личность совершенно случайную, которую можно и нужно поскорее забыть, буде что случится…

Они говорили с Никой на эту тему один-единственный раз. Ника слушала молча, сжимая в зубах папиросу – курить она никогда не курила, но в минуты волнения часто закусывала зубами папиросный мундштук, уверяя, что это ее успокаивает; а затем назвала Юрия дураком – тоже единственный раз за эти два года. Спокойно, без своей обычной улыбки она спросила Юрия, неужто тот считает, что она дорожит хоть чем-нибудь из всего этого. И что не бросит всю эту мишуру к черту, если он позовет ее в свой холодный флигель. И в тот момент Юрий понял, что Ника действительно не шутит, что она сделает это, и ему стало радостно и, одновременно, – страшно. Будь Орловский просто рядовым полунищим интеллигентом, кто знает, может он бы и решился, поскольку уже тогда понимал, что Ника – это самое лучшее что послала ему жизнь. Но его книга была уже почти закончена, значит – впереди неизбежный приговор и, в лучшем случае, – бегство. Его любовницу могут и не тронуть, жену же врага народа Юрия Орловского ждал только один исход.

Тогда он как-то отшутился, переведя разговор на свою неказистую внешность, и уверяя, что им будет невозможно даже показаться у приличных знакомых. Это была его любимая тема – подшучивать над своим невысоким ростом, сутулостью и ранними залысинами. В конце концов, Ника засмеялась, назвала его, как обычно в подобных случаях, «ушастым ежом» и «редким эндемиком», и опасный разговор удалось остановить.

…Домой он добрался часа через два. Преследователи не отставали, но держались теперь в отдалении. Очевидно, они поняли, что жертва решила забиться в нору и можно не тратить силы, а просто ждать, покуда не придут охотники и не выкурят ее оттуда…

Юрий разделся и рухнул на диван. Хотелось полежать, просто полежать, глядя в покрытый паутиной потолок. Ника много раз грозилась устроить у него уборку, и каждый раз Юрий отбивался, уверяя, что уберет все сам. Он и в самом деле регулярно наводил порядок в своем холостяцком жилище, но до потолка руки не доходили, и Ника то и дело спрашивала его, каков настриг паутины и выполняют ли его подопечные пятилетний план. Теперь уже незачем было разрушать хитрые невесомые витражи. Орловский хотел было еще раз обдумать то, что должно было неизбежно случиться, но мысли не шли на ум, и внезапно для самого себя он заснул, провалившись в темный омут без сновидений и раздумий.

Когда он проснулся, был уже вечер. Стемнело, в окно падал свет горевшего неподалеку фонаря. Юрий вышел на крыльцо и поглядел в сторону ворот. Там по-прежнему стояли двое – правда, другие. Очевидно, дневная парочка уже успела честно отработать свой нелегкий хлеб.

Внезапно ему показалось, что он уже арестован. Собственно, так оно и было, просто покуда тюрьмой служило его собственное неказистое жилище. Юрий понял, почему многие, о чем он уже неоднократно слыхал, воспринимают арест с облегчением. Вначале это представилось странным, но теперь причина была очевидна. Никто, даже совершенно невинный перед Большим Домом человек, не выдержит нескольких дней такой слежки. Лично с него хватило и суток. Лучше уж сразу, чтобы не ждать, не прислушаваться, не зашумит ли мотор на улице, не раздадутся ли на крыльце тяжелые шаги…

Юрий крепко запер замок, навесил щеколду и даже подпер дверь валявшимся с зимы поленом. Потом, вспомнив свой первый арест, когда за ним тоже пришли ночью, он наполнил ведро водой, поставив его прямо посреди темного коридора. Это заставило его улыбнуться. Юрий был рад, что выспался: теперь можно не спать ночь, и доблестные чекисты не застанут его спросонья и в одних кальсонах. Ну а дверь… Он вновь улыбнулся и прошел в комнату.

Орловский еще раз внимательно оглядел стол, подоконник и полки. Вчера он поработал на совесть: ничего опасного не осталось. Хотя… На полке он заметил маленький томик Теннисона. Ну конечно, его принесла вчера Ника, вручив ему сразу, еще на пороге, а потом она заметила дым от горящих бумаг и началось то, о чем вспоминать сейчас не было сил. Тогда Юрий механически поставил книгу на полку. Он схватил томик и быстро его перелистал – так и есть. На форзаце карандашом была написана фамилия Ники – еще девичья. Юрий на миг задумался, затем, мысленно пожалев прекрасное издание, вырвал форзацный лист и аккуратно сжег его в пепельнице.

Оставалось подумать, как убить ночь. Пустая комната пугала, и Юрий быстро зажег вторую лампу. Стало светлее, и он усмехнулся. Итак, жизнь, которой он жил все эти годы, какой она ни была, заканчивается. Но впереди не просто гибель – впереди путь, который ему предстояло пройти как можно достойнее. Он вдруг вспомнил, что говорил ему Терапевт, когда они беседовали о неизбежности провала. «Поймите, Юрий, – Терапевт сделал тогда паузу и посмотрел ему прямо в глаза, что бывало крайне редко, – вы не нужны мертвый. Ни мне, ни вашим друзьям. Вы нужны живой. Постарайтесь выжить. Если они заставят признаться в какой-нибудь ерунде – соглашайтесь сразу. Если поймете, что они знают все, подписывайте. Постарайтесь выжить, Юрий. Но помните: там, куда мы с вами можем попасть, есть только три правила: никому не верить, ничего не бояться и ни о чем не просить…» Тогда Юрий не стал спорить, но дал себе твердый зарок. Он никогда не расскажет им ни о Терапевте, ни о Флавии, ни о Марке. И это было единственное, в чем он уверен наверняка. Он помнил и другое. Для тех, кого сейчас косит страшная коса, кого по ночам забирают «маруси» и «столыпины», арест означал конец, и чаще всего – безвозвратный. Тем, невиновным, кого арестовывали тысячами и тысячами, надо думать только об одном – как уцелеть. Но он, Юрий Орловский, не был случайной жертвой. Он был врагом, ненавидевшим этот проклятый режим, погубивший его Родину. А значит, и после ареста, его сражение не закончено. Правда, теперь бой будет вестись в абсолютно неравных условиях. Песчинка попадает в жернова, мелющие все и вся. Но если песчинка тверда, то оставит на жерновах царапину. Нет, еще ничего не кончено. Он вспомнил отца Леонида и покачал головой. Все-таки священник ошибался: ненависть к врагу – это то, что поддержит его, не даст пропасть напрасно. Ненависть – и любовь к друзьям, к тем, кого уже нет, и кто еще жив, чья жизнь зависит от него, Юрия Орловского…