Борис Васильев - Скобелев, или Есть только миг…

• Название: Скобелев, или Есть только миг…
• Автор: Борис Васильев
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: ISBN 5-9533-0258-4

Генерал Михаил Дмитриевич Скобелев стал легендарным еще при жизни: участник военных действий в Средней Азии и на Кавказе, неподражаемый герой русско-турецкой войны, герой битв при Плевне и Шипке-Шейново, заслуживший восторженную любовь болгарского народа, которая не угасла и по сей день, и просто сильный, талантливый человек, Скобелев не знал поражений.

Он прожил жизнь короткую, но яркую и ни разу не сдался на чью-либо милость — будь то враг, государь, судьба или женщина. Ему прочили будущность фельдмаршала, его талант сравнивали с талантом Суворова и Наполеона, любовь к нему народа вызывала ревность монархов, а генерал Скобелев всегда ощущал себя простым русским солдатом, который ежедневно защищает честь России и тяжким трудом добывает ей вечную славу.

Роман известного писателя Бориса Васильева предоставляет читателю уникальную возможность взглянуть на судьбу и личность генерала Скобелева с совершенно новой стороны.

---

И начались интриги, против которых по-детски доверчивый Михаил Дмитриевич оказался совершенно бессилен. Все кем-то очень умело раскручивалось, накапливалось, росло, и в конце концов Скобелев не выдержал и… бежал.

В Санкт-Петербург. За правдой к самому Государю-Императору Александру II.

Часть вторая

Глава первая

1

Теплым апрельским вечером по всему местечку Кубея, расположенному у самой румынской границы, весело трещали десятки костров. На центральной площади возле каменной церкви играл полковой оркестр, вокруг костра толпились казаки и молодые офицеры; те, кто постарше, сидели у огня на седлах в тесном кругу бородатых донцов. Со всех сторон доносились песни, озорные посвисты, дружный хохот десятков казачьих глоток, громкое ржание встревоженных, предчувствующих поход лошадей.

— Сегодня всенепременно приказ на выступление должен быть, — говорил увешанный медалями старый вахмистр. — Помяните мое слово, ребята, должен!

Смеялись казаки:

— Печенка чует, Евсеич?

— Не сглазь, отец. Каркаешь третий час.

— У него глаз добрый: глянет — как выстрелит!

— Правду говорю, — убежденно сказал вахмистр. — Ну, с кем об заклад?

— Со мной, борода, — улыбнулся безусый хорунжий. — Что же поставишь?

— Шашку поставлю. Хорошая шашка, кавказская. А ты что взамен, ваше благородие?

— Лошадь могу. У меня заводная есть.

— Тю, лошадь! На твоей лошади только и знай, что девок катать.

— Ну, винчестер хочешь?

— Смотрите, Студеникин, проиграете, — предупредил немолодой сотник. — Евсеич и вправду печенкой поход чувствует, тридцать лет в строю.

— Не беспокойтесь о моем имуществе, Немчинов, — задорно сказал хорунжий. — Пойдет ли винчестер, Евсеич?

— Коль не ломаный, так чего ж ему не пойти?

— Нет, новый.

— Тогда по рукам. При свидетелях.

— Согласен. Только скажи, откуда о походе знаешь?

— Дело нехитрое, — пряча усмешку в косматую, с густой проседью бороду, начал вахмистр. — Задаю я, значит, поутру корм своему Джигиту, а он и рыло в сторону. Что ты, говорю, подлец, морду-то воротишь? Овес отборный, сам бы жрал, да зубы не те. А он повздыхал этак, по сторонам глазом порыскал да и говорит мне…

— Ох-хо-хо! Ха-ха-ха! — ржали казаки. — Ну, Евсеич! Ну, отец! Ну, уморил!

— Что это они там? — хмуро удивился начальствующий рейдовым отрядом полковник Струков, нервно топтавшийся у крыльца каменного дома, занятого под штаб.

— Перед походом, — пояснил командир 29-го казачьего полка хмурый полковник Пономарев. — Евсеич, поди, байки рассказывает, а они зубы скалят.

— Поход, — вздохнул Струков. — Порученца до сей поры нет, вот вам и поход. Неужто отложили?

— Быть того не должно…

Полковник вдруг примолк и напрягся, вслушиваясь. Из Степи донесся далекий перезвон почтового колокольчика.

— Вот и порученец, Александр Петрович. Ну, дай-то Бог, чтоб не ошибся я.

— Доложите князю Шаховскому! — крикнул полковник и, подхватив саблю, молодо выбежал на площадь. — Место, казаки, быстро! Освобождай проезд!

Было уже начало одиннадцатого, когда перед штабом остановилась взмыленная фельдъегерская тройка. Из коляски вылез офицер по особым поручениям полковник Золотарев.

— Здравствуйте, господа. Заждались?

— Признаться, заждались, — сказал Струков. — Где вас носило, Золотарев?

— Так ведь грязи непролазные, господа, лошадям по колени. Где князь?

— С нетерпением ожидает вас в штабе.

Командир 11-го корпуса генерал-лейтенант князь Алексей Иванович Шаховской ожидал порученца стоя и несколько торжественно. Нетерпеливым жестом прервав рапорт, требовательно протянул руку за пакетом. Перед тем как надорвать его, обвел офицеров штаба суровым взглядом из-под седых насупленных бровей. Рванул сургуч, вынул бумагу, торопливо пробежал ее глазами, глубоко, облегченно вздохнул и широко перекрестился.

— Война, господа.

— Ура! — коротко и дружно отозвались офицеры.

Князь поднял руку, и все примолкли.

— Никому ни слова о сем. Высочайший манифест будет опубликован завтра в два часа пополудни. А сегодня… Где селенгинцы, полковник Струков?

— На подходе, ваше сиятельство.

— Дороги очень тяжелые, ваше сиятельство, — поспешно пояснил Золотарев. — Передовую колонну Селенгинского полка обогнал верстах в семи отсюда, артиллерия отстала безнадежно.

— Так, — вздохнул Шаховской. — Начать не успели, а уж в грязи по уши.

— Время уходит, ваше сиятельство, — негромко напомнил Струков.

— Селенгинцы после марша за мною все равно не угонятся, а артиллерия ранее утра вообще не подойдет.

Корпусной командир промолчал. Подошел к столу, долго изучал расстеленную карту. Сказал, не поднимая головы:

— Сто десять верст марша да переправа через Прут. Где гарантия, что паром не снесло разливом?

— Вчера с той стороны перебежал болгарин, — сказал начальник штаба корпуса полковник Бискупский. — Утверждает, что паром — на этом берегу.

— Следовало проверить своевременно.

Князь Шаховской был старым, кавказским воякой, заслужившим личной отвагой одобрение самого Шамиля[27]. Он, как никто, ценил риск, неожиданные обходы, стремился к глубоким рейдам и всегда безоговорочно верил в победу. Но начинать эту освободительную войну за сутки до ее официального объявления без достаточной подготовки решиться ему было нелегко. Повздыхал, сердито двигая седыми клочковатыми бровями, сказал сухо:

— Повременим. Свободны. Бискупскому остаться.

Недовольный Струков сознательно замешкался в дверях, пропуская поваливших из комнаты офицеров. Глянул на часы, вздохнул, сказал просительно:

— Разрешите хоть рекогносцировку с офицерами провести, ваша светлость.

— Экий ты, братец, упрямый, — проворчал генерал. — Ну, проведи. Не помешает.

Оставив Пономарева заниматься подготовкой к походу, Струков вывел офицеров на границу — на сам Траянов вал[28], режущий землю на Россию и Румынию. Над степью уже сгустилась тьма, но на той, румынской стороне ярко горели окна в таможне и цепочкой от Траянова вала в глубь Румынии тянулось множество костров, точно кто-то высвечивал дорогу рейдовому русскому отряду. Кратко ознакомив офицеров с задачей и сердито оборвав их попытку тут же рявкнуть восторженное «ура», указал примерный маршрут. Перечислил основные населенные пункты, которые предстояло миновать отряду, и обратил особое внимание на цепочку костров:

— Это светят нам, освободительной русской армии, господа. Деревенька, что перед нами, населена болгарами, бежавшими от трехсотлетнего турецкого ига, а посему и носит она название совершенно особое, я бы сказал даже символическое — Болгария. Это наша первая и одновременно конечная цель в этой святой освободительной войне, господа.

Еще раз напоминаю о порядке и осторожности нашего поиска. Какие бы то ни было самовольные перемещения, курение и разговоры запрещаю категорически. Учтите, что поход будет проходить по территории дружественного нам союзного уверенного государства. Растолкуйте это казакам, чтобы дошло до каждого. И помните, господа: на нас смотрит не только вся Россия. На нас смотрит вся Европа, потому что мы первыми начинаем освободительный поход против многовековой тирании Османской империи.

Когда вернулись в Кубею, полк был готов к длительному маршу. Кони взнузданы, тюки увязаны, тороки[29] пригнаны; казаки еще балагурили у затухающих костров, но за их спинами коноводы уже держали лошадей в поводу.

В начале двенадцатого послышался мерный тяжелый топот: шел усталый Селенгинский пехотный полк. Остановился у выхода на площадь, вольно опершись о винтовки, но строго соблюдая строй. Командир спешился у крыльца, доложил о прибытии полка вышедшему навстречу Шаховскому.

— Что артиллерия?

— Застряла, ваше сиятельство, — виновато вздохнул до погон заляпанный грязью командир Селенгинского полка. — Пехотинцы совершили тридцативерстный переход по тяжелой дороге и сейчас очень нуждаются в отдыхе.

— Ясно, — сердито буркнул Алексей Иванович.

— Ваше сиятельство, — умоляюще сказал Струков. — Позвольте с одними казаками поиск произвести.

Генерал хмуро помолчал, и все с затаенным нетерпением молча смотрели на него.

— Грязи, грязи… — Шаховской потоптался, недовольно вздохнул.

— Делать более нечего, рискуйте, полковник. Только…

— Ур-ра! — загремела притихшая площадь, заглушая генеральские слова. — Поход, ребята! По местам, казаки!

Командир корпуса неожиданно оглушительно рассмеялся, выпрямился как на смотру, развернул плечи. Крикнул, поднатужившись, хриплым, сорванным басом: