Юрий Никитин - Куявия

• Название: Куявия
• Автор: Юрий Никитин
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01932-4

Опоздавшего кинозрителя билетерша провела в зал, освещая путь фонариком. Но чаевых жадина не дал. Тогда она наклонилась к его уху и тихонько, чтоб не услышали другие, мстительно шепнула, указывая на экран: «Вон тот в шляпе – убийца».

Старый анекдот, но аннотации или предисловия, где подробно – кто шпион и в каком ключе понимать написанное, все равно прут, как лемминги в буфет. Но эта аннотация (обязательная, видите ли!) ну не вешает на дерево табличку с надписью «Дерево». Не вешает!

Облом-с. Перетопчетесь.

---

Черныш налопался так, что заснул, не выпуская соска из порозовевшей пасти. Лапки дергались, словно полз к теплому боку.

Иггельд потихоньку оставил его там, попятился, только возле корзины повернулся, переступил через борт, но прикоснуться к колесу не успел, корзина сама пошла вверх с большой скоростью. Когда поравнялась с краем, увидел, что за ручку бешено крутит Ратша, а у борта застыли: Апоница, престарелый Якун и молодой энергичный наездник Шварн. Смотрят выпученными глазами.

Апоница покачал головой, из узкой груди вырвался тяжелый вздох.

– Фу-у… ты рехнулся, малыш!.. Это же зверь, а в такой период на всех бросается!.. Вон Якун по ней как угодно топчется, метлой уши чистит, и то сейчас близко не подходит!.. А ты?

Ратша закрепил ручку, глаза сердито поблескивали, но на Иггельда посматривал с некоторым уважением.

– Как он, а? – сказал почти весело. – Подбежал так это по-хозяйски! Мол, отодвинься, дура.

Апоница сказал строго:

– Еще раз сотворишь подобное – больше с драконами не общаться!

Иггельд взмолился:

– Но я же знал, что не тронет!

– Откуда знал?

Иггельд растерянно переступил с ноги на ногу, развел руками. Неожиданно старый и рассудительный Якун сказал неторопливо:

– Апоня, остынь… Он, конечно, рисковал, не спорю. Ты, Иггельд, больше так не делай, понял?.. А не тронула потому, что сам еще… щенок. Любого из нас сразу бы в клочья. И сожрала бы, как… как мясо. А он… гм… от него самого еще материнском молоком пахнет. Не сочла, что вот такое мелкое – угроза. Наверное, и его бы накормила!

Он захохотал, довольный шуткой, Иггельд побагровел от обиды, Апоница покачал головой.

– А что, все может быть. До сего дня за драконами ухаживали только взрослые.

Якун перестал хохотать, сказал серьезно:

– Это значит, что с помощью мальца можно начинать заниматься молодым выводком намного раньше.

– Тогда уже с помощью мальцов, – буркнул Апоница. – Но где их взять столько? Это только Иггельд сумасшедший. Остальные грезят о мечах и кровавых схватках врукопашную. Впрочем, ты прав, этого мальца я использую теперь на всю длину веревки.

* * *

С того дня Иггельд получил под личную опеку детенышей, но все равно для себя выделял этого самого жалобного дракончика, которого назвал Чернышом. Но главное, должен теперь спускаться в котлован и помогать драконихе с ее приплодом. Она вскоре привыкла и уже с третьего дня перестала грозно взревывать, когда массировал животики щенкам, чтобы опорожнили кишечник, а они на это жалобно пищали. Правда, после этого обязательно облизывала их сама, проверяла его работу.

Вообще-то с детства обожал драконов, грезил ими, лепил из глины их фигурки, говорил только о них и знал про драконов больше, чем иной из тех, кто их выращивал. Это и оказалось решающим, что Апоница, главный смотритель питомника, видя, как управился в тот раз, решил допустить к новорожденным, хотя мальчишка из чужаков, переселившихся в их город недавно, не имеет чести принадлежать к привилегированной касте повелителей драконов.

Иггельд с восторгом принял все, что касалось дракончиков: чистку, кормление, уборку нечистот, трехразовое приготовление пищи. Их приходилось постоянно щупать, массировать толстые животики, но делал все с удовольствием, счастливо, и Апоница, наблюдая за ним, уверился, что мальчишка на своем месте. Да и характер ровный, сильный, спокойный, твердый и терпеливый.

Как раз то, что нужно, чтобы день за днем поворачивать воспитание дракона в нужном человеку направлении и так же терпеливо изживать то, что повредит потом.

Иггельд с жалостью видел, что эти детеныши грозного дракона – всего лишь ящерицы, у них нет своего тепла, греются только под горячим материнским боком да еще у него за пазухой. Только к концу недели у них появилось собственное тепло, хоть и очень слабенькое, начали открываться глаза и уши, но по-прежнему ничего не различают, судорожно тыкаются мордочками во все стороны, стараясь понять, что же за пятна появились в их уже привычном темном мире.

Ползали только на передних лапках почти месяц, и все это время упорно следил, чтобы более сильные не оттесняли Черныша от задних сосков, где молока больше всего. Уставал дико, до изнеможения. Однажды Апоница, не обнаружив его вместе с остальными работниками, подошел к котловану и увидел, что мальчишка скрючился под боком у драконихи. Апоница пару раз окликнул, но измученный малец спал мертвецки, а дракониха подняла голову и посмотрела с явным раздражением.

– Все-все, – сказал Апоница торопливо. – Ты права. Во всем права, не сердись… Я ухожу.

На следующий день ничего не сказал мальчишке, только начал присматриваться внимательнее. Тот уже настолько пропитался запахом дракончиков и так примелькался, что Якун прав: она уже допустила бы и до сосков. А возможно, так и бывало, ведь, чтобы пообедать, надо долго выбираться из котлована в корзине, а для Иггельда любое расставание с драконами кажется наказанием.

Правда, в первое время заботиться приходилось больше о самой драконихе, чем о ее выводке. Чтобы молока хватало на всех, ее кормили особо обильно. Перед ней, стараниями Иггельда, всегда стояла бадья с водой, он чистил огромное закованное в костяные доспехи тело, скреб, топтался на спине и колотил по бокам, она сладострастно кряхтела и пробовала перевернуться на спину, а он истошно орал, чтобы не задавила детей.

Правда, они сами поднимали визг, едва прижимала кому-то хвостик или лапку, но Иггельд тоже бдил, как никто. В результате только у нее выжили и уцелели все двенадцать детенышей, небывалое дело; когда выживала треть, считалось событием.

Апоница хмурился, качал головой.

– Перестарался, – сказал он недовольно. – Слабые должны умереть. Природа всегда отбраковывает слабых!.. А ты выходил всех. Ну и что? Допустим… только допустим!., что слабые и дальше выживут и вырастут. Тогда и они дадут потомство. А уж оно точно будет больным и хилым.

– Черныш не слабый! – запротестовал Иггельд.

– У тебя доброе сердце, – упрекнул Апоница.

– Это плохо?

– Вообще-то хорошо, но доброта бывает малая и большая.

– Как это?

– А вот смотри. Ты пожалел самого слабенького, это хорошо, выказал доброту, не дал ему умереть. Теперь вырастет, даст потомство. Слабое. Уже не один слабый, а двенадцатеро. Придется убивать уже двенадцать детенышей… А разве одного убить труднее, чем двенадцать? Но если оставить жить, то в бою не покажут всей драконьей мощи. Или струсят… Или накинутся, без команды, не разбирая ни своих, ни чужих. Вот так малая доброта может привести к большой… гм… недоброте. Недоброте к людям и драконам.

Иггельд с тоской смотрел на крохотного дракончика, что уже ползал за ним на подгибающихся лапках, падал, скулил от горькой обиды, что могучий друг перестал обращать на него внимание.

– Он не слабенький, – выговорил он наконец, – он просто… отстает от других!

Апоница вздохнул. Широкая ладонь опустилась на голову мальчика.

– Ладно, почаще перекладывай к задним соскам. Там молока больше. А потом начинай подкармливать мясом. Первую неделю придется жевать для него самому.

– Все сделаю!

– Но материнским молоком старайся как можно дольше, – предупредил Апоница. – Ничто не сравнится с материнским! Никакая еда.

Самые крепкие и сильные дракончики пробовали взбираться на спину мамаши, у нее панцирь весь из плотно подогнанных костяных плит, крохотные коготки легко цеплялись за едва заметные щелочки, Иггельд не понимал, почему сразу настораживается и, едва начинают приближаться к загривку, грозно взревывает, слегка встряхивается, и все позорно катятся, как со снежной или покрытой травой горки.

Один, самый шустрый сумел добраться до металлического штыря в ее загривке. Иггельд видел, как все ее тело конвульсивно дернулось, она приподнялась на всех четырех лапах и тут же рухнула обратно, но, к счастью, никого не придавила.

Теперь уже сам перехватывал шустриков, затеявших опасную игру в наездника драконов, ссаживал. Дракониха сперва следила с недоверием, потом то ли поняла, то ли увидела, что не обижает детей, тяжело вздохнула и опустила в полудреме тяжелые кожаные веки.

Однажды дракониха начала беспокоиться, даже отпихивала требовательно пищащих щенков. По совету Апоницы Иггельд подстриг им быстро подрастающие коготки, и дракониха успокоилась, позволяла подолгу теребить соски лапками, выдавливая остатки молока.

Через две недели Иггельд заметил, что дракончики часто пищат, много ползают и перебирают соски. Пришлось давать матери мяса на треть больше, щенки успокоились на целую неделю, затем все началось снова. Пробовали увеличить норму еды для матери, но все равно лежала исхудавшая, тощая, обессиленная.

Это был сигнал, что пора начинать прикорм. Иггельд так и сделал, но слабенького Черныша продолжал прикладывать к задним соскам. Остальные жадно глотали коровье молоко, потом молоко с куриными яйцами, затем уже пережеванное мясо, только Черныш еще целую неделю питался материнским молоком, но затем прорезались зубки, мать стала отпихивать кусачего, и Черныш поневоле перешел на мясо.