Юрий Никитин - Куявия

• Название: Куявия
• Автор: Юрий Никитин
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01932-4

Опоздавшего кинозрителя билетерша провела в зал, освещая путь фонариком. Но чаевых жадина не дал. Тогда она наклонилась к его уху и тихонько, чтоб не услышали другие, мстительно шепнула, указывая на экран: «Вон тот в шляпе – убийца».

Старый анекдот, но аннотации или предисловия, где подробно – кто шпион и в каком ключе понимать написанное, все равно прут, как лемминги в буфет. Но эта аннотация (обязательная, видите ли!) ну не вешает на дерево табличку с надписью «Дерево». Не вешает!

Облом-с. Перетопчетесь.

---

– Якун повел их угощать, – объяснил Апоница. Он усмехался, но в глазах была грустная ирония. – От них многое зависит…

– Почему?

– Знатоки, – объяснил Апоница лаконично.

Они сели рядом на каменный заборчик, Иггельд чувствовал, что и бывший наездник драконов испытывает к нему симпатию, хотя ему, Иггельду, едва исполнилось четырнадцать, а наезднику, подумать только, какой старый, уже почти пятьдесят!

Иггельд спросил тоскливо:

– Ну почему, почему отбор так рано?

– Ты же сам видишь, – сказал Апоница с мягким упреком, – кто из них едва жив, а у кого тельце сильное и крепкое. Это видно уже на вторую-третью неделю. Но только через два месяца станет видно, какой детеныш смирный, какой трусливый, а какой чересчур злобный. Мы и так первый отбор проводим только в этом возрасте, чтоб уж совсем точно, хотя напрасно переводим драконье молоко. Потом проводим отбор уже среди сильных, но отбраковываем крайности: чересчур трусливых и чересчур раздражительных… Тут затягивать нельзя, потом вставлять штыри поздно. Или очень трудно. Уже бывало нехорошее…

Иггельд помрачнел. Хоть и говорят, что в раннем возрасте дракончики еще ничего не чувствуют, но почему же они тогда так жалобно кричат, визг и писк доносятся даже до города? И зачем их напаивают дурман-травой?

– Один штырь, – сказал Апоница, словно ощутив мысли мальчишки. – А раньше вживляли в шею три!.. Да, на старых рисунках у дракона три штыря. И наездник сидел чуть ближе к спине, штыри на расстоянии растопыренных рук. А теперь мы научились пользоваться одним, дракону не так больно… Иггельд, не переживай так! Разве коню не больно от шпор? Разве не пользуются плетью, хлыстом? А удила, которыми всадник рвет коню рот, тому в радость?

* * *

Через две недели, помнил Иггельд, старшие смотрители придут снова. Черныш едва-едва в прошлый раз прошел отбор, но сейчас из шести оставшихся если не самый слабенький, то почти самый, другие уже дерутся друг с другом, играя, а Черныш отползает в сторону и смотрит на них большими непонимающими и, хуже всего, испуганными глазами.

Он безвылазно находился в питомнике трое суток, почти не покидал котлована, чтобы не пропустить Хоту Золотой Пояс, главного оценщика. Тот явился после сытного обеда, устроенного в его честь в доме главного смотрителя драконов. За ним неспешно двигались, посапывая и сыто взрыгивая, шестеро членов городского совета.

Иггельд взял на руки Черныша, тот сразу попытался вскарабкаться ему на плечо, Иггельд не пустил, прошептал на ухо:

– Ты должен показать себя сильным и здоровым!.. Постарайся! Я очень тебя прошу!

Наверху заблистали яркие одежды, он отпустил Черныша к остальным, тот сразу заспешил к маминому брюху. Над барьером показалась голова главного оценщика, Хоты Золотой Пояс, рядом появились еще четверо, все рассматривали дракониху и ее потомство холодно и оценивающе. Хота окинул взглядом молодняк, нос поморщился, Иггельд вздрогнул, когда сверху донесся неожиданно резкий неприятный голос:

– Эти два слева чересчур нежные. Медленно соображают, суетливые, костяк хрупкий, утонченны. Мускулатура слабая, плоская. Суставы нерельефные, грудь узкая… Такие часто болеют, до взрослости обычно не доживают, их нужно кормить особо, беречь от жары, холода, ветра, даже от дождя… тьфу! Что вы мне показываете?

Апоница сказал суетливо:

– Это те, что остались от прошлого отбора! А взгляните на вон тех двух…

Иггельд тоже посмотрел на дракончиков, те в сторонке затеяли возню друг с другом, а сверху тут же раздался брюзжащий голос:

– А эти суховаты. Такие возбуждаются по любому поводу, бросаются на стены, а когда надо в бой, уже лежат с высунутыми языками. Эти покрепче, чем те… нежные, но все равно для боя не годятся. Нет, они не струсят, но зачем вам, чтобы бросались в бой, не слушая команды?

Подошел еще один, Иггельд не знал, кто это, не из дракозников, тогда бы узнал, явно один из тех загадочных и страшных людей, что дают деньги на прокорм, дают то больше, то меньше, а могут, как не раз он слышал разговоры взрослых, могут и вовсе перестать давать, драконы почти не приносят прибыли. Он держался гордо, спесиво, перед ним гнулись, а он заговорил громко и важно, любуясь каждым словом:

– По голове дракона можно понять о нем все! Величина головы и выступающие кости говорят о развитости всего костяка, грубости или нежности телосложения. Голова дракона бывает грубой, тяжелой или сухой…

Иггельд посматривал на дракозников, слушают эту чушь, как будто слышат впервые, ни один не повел даже бровью, когда этот важный заявил, что у здорового дракона кончик носа всегда влажный, если не спит, конечно, и не болен, ни один не сказал, что здесь это все дети знают, молчали и кивали, пока он не устал или не сказал уже все, что знал о драконах…

– Ну-ка, – раздался наконец сверху рычащий голос Хоты, – давай собирай всех в корзину…

Иггельд не понял, что и зачем, послушно носил детенышей, дракониха подняла голову и наблюдала за ним, а когда он отнес последних, забеспокоилась, поднялась, явно намереваясь пойти следом и в пасти попереносить всех обратно.

– Давай! – раздался сверху голос.

Раздался страшный хлопок с треском, Иггельд невольно вздрогнул, это наверху кто-то ударил дубиной по туго надутому бычьему пузырю, и тот лопнул. Одновременно упали стенки корзины, трое детенышей с жалобным писком помчались к матери, Черныш спешил третьим, но не потому, что испугался меньше, он от ужаса спотыкался и падал, в то время как другие неслись почти прыжками, добежали до материнского брюха и прижались, дрожащие, перепуганные.

Лишь трое щенков не бежали, хотя один сперва было выскочил, но тут же начал с любопытством осматриваться, отыскивая, что же это за странный новый звук. Двое остались в корзине, один рыча скалил зубы, а второй пытался взъерошить несуществующий гребень на спине.

Сверху послышались голоса:

– Я думаю, все ясно…

– Да, не пришлось долго отбирать…

– Удачно, что все они проявили себя так явно.

– И так ярко! Никаких колебаний.

– Вы тоже так думаете? Тогда на этом и решим. Апоница, из этих трех одного отберем через неделю, а тех можете сегодня же… Поздравляю, эти показали себя неплохо. В прошлом помете, как вы помните, только один не струсил. Да и то, гм, можно сказать, с натяжкой.

Голоса отдалились, истончились, стихли. Дракончики, не слыша повторения странного звука, пошли к матери. Пошли неспешно, без страха, с достоинством. Иггельд потерянно смотрел на Черныша, в глазах защипало, испуганный дракончик задрожал и расплылся, а его огромная мать как будто вошла в огромное серое облако и ворочалась там, утробно вздыхая.

Ноги дрожали, он весь трясся, как осиновый лист, а когда пошел к корзине, его повело в сторону, и он ударился о каменную стену. Наконец перенес ноги через край, ухватился и ворот. Пошло очень легко, а когда поднялся, Апоница закрепил ручку и сделал шаг навстречу. Морщинистое лицо старого наездника было грустным, в глазах Иггельд увидел море сочувствия.

– Сядь, – предложил Апоница мягко, – переведи дух. День был трудным и… тяжелым.

Иггельд вскричал, слезы брызнули из глаз:

– Что, это все? Все?

– Все, – подтвердил Апоница.

– Так быстро?

– На этот раз… да.

Он заплакал громче, плечи затряслись, рыдания распирали грудь и становились комом в горле.

– Но разве так можно? Так просто?

– Это жизнь, – сказал Апоница.

– Я не отдам!.. Я не отдам его убивать!

Апоница с сочувствием привлек его к себе на грудь, широкая шершавая ладонь с твердыми мозолями с неловкостью прошлась по спине, по плечам, пригладила волосы.

– Я понимаю, – сказал он тихо. – Думаешь, я с легким сердцем отдаю на смерть? А чего же я тогда в такие вот дни напиваюсь… трое суток меня корчит! А за все эти годы должен бы привыкнуть, как думаешь?

Иггельд оторопел, даже слезы высохли. Неверящими глазами смотрел на главного смотрителя. Да, все знали, и он знал про запои лучшего знатока драконов, но как-то не приходило в голову связать их с отбраковкой молодняка.

– Как же вам тогда плохо, – вырвалось у него.

– Очень, – признался Апоница. – Но что делать? Ты можешь предложить другой выход?

Иггельд дернулся.

– Нет, не могу!.. Но и отдать Черныша на смерть не могу. Это же мой… Я его с рук кормил! Он мой палец сосет, когда спит. Он такой теплый, такой ласковый… Он все понимает!

– Он слабый, – обронил Апоница грустно.

– Он не слабый!

– Слабее других, – уточнил Апоница.

– Ну и что?

– Для дракона, малыш, это самое главное – не быть слабым. И так намного слабее людей… в сравнении, конечно. У человека почти все рождаются нормальными, уроды – редко. У драконов почти все уроды, ты сам видел безглазых, безлапых, двух– и трехголовых… Другие вроде бы с виду нормальные, но не смогут давать племя, у кого-то не отрастут крылья, иные помрут от неведомых болезней… Это все наказание, как говорят маги, за грех подражания Творцу. А по-моему, никакое это не наказание, а просто неумение сотворить живое Одно дело Творец, другое – эти критиканы, что решили утереть нос старику и показать, как надо. Так что, если хотим спасти драконов, должны заранее отбраковывать всех, кто помешает полноценным. Иггельд, мы могли бы прокормить вдвое больше драконов. Даже втрое!.. Но отбираем только самых здоровых. И то, сам видишь, сколько больного потомства от этих самых здоровых.