Фридрих Незнанский - И дай умереть другим

• Название: И дай умереть другим
• Автор: Фридрих Незнанский
• Жанр: Детектив

Они бежали из лагеря – группа осужденных пожизненно, звери, бегущие из клетки. Они рвались к свободе, оставляя за собой кровавый след. Они убивали так жестоко, как не убивали еще никогда, – убивали, чтобы жить. И был среди них один – тот, на поиски кого брошены были лучшие силы закона. Почему именно он? Для кого он опасен? Этот вопрос не давал покоя ёважнякуё Турецкому. Вопрос, на который надо было успеть найти ответ. Успеть, пока не поздно…

---

– Ни в коему случае! – испугался Турецкий одной мысли что-то пропустить. Дети – как Пушкин – это наше всё. Но футбол – еще больше. Он вздохнул: – Пока не закончится матч, никак не могу.

– Значит, не дашь.

– Увы.

– Так-так-так. – Нинка забарабанила пальцами по обоям. – Папа, ты ведь Александр?

Турецкий кивнул и, почувствовав недоброе, убрал звук телевизора.

– А раз ты Александр, значит, ты Саша… Тогда вот:

Жадина– говядина,

Турецкий… -

тут она сделала паузу, -

барабан.

Кто на нем играет?

Саша– таракан.

Исчерпав свой обличительный пафос, Ниночка гордо удалилась.

Что делать, отцы и дети – вечная проблема. Такая же вечная, как мультфильмы и футбол.

Турецкий тяжело вздохнул и включил звук.

Репортаж вели два голоса, веселый молодой, незнакомый Турецкому, и слегка надтреснутый, знакомый до боли вот уже лет тридцать. В их диалогах явно ощущалась внутренняя конфронтация. Молодой с энтузиазмом говорил:

«Особую пикантность ситуации придает тот факт, что оба мяча (и в свои, и в чужие ворота!) забил проданный буквально накануне матча из „Буревестника“ в „Баварию“ полузащитник Константин Бруталис. Звезда российского футбола совершенно уникально пробивает штрафные и угловые удары, а в остальной игре – абсолютно бездарна… или бездарен… Как вы полагаете?»

«Я полагаю, – отвечал надтреснутый, – звезда не может быть абсолютно бездарна… или бездарен? Вот ведь черт…»

«Вот именно. И тем не менее рациональные немцы позарились на этот редкий талант».

«Почему же редкий? Помнится, в шестидесятые годы в киевском „Динамо“ был такой полузащитник, Виктор Серебрянников. Он за сезон с одних штрафных ударов забивал не меньше десяти мячей».

«К сожалению, в те времена наши футболисты не могли играть в иностранных командах».

«Почему же – к сожалению?» – снова проскрипел надтреснутый. Кажется, он готов был спорить по любому поводу, просто из принципа.

«Кстати, – сказал молодой, – если уж говорить о киевлянах, Олег Блохин вколотил потрясающий штрафной той же „Баварии“ в матче за суперкубок в семьдесят пятом году. А в восьмидесятых в советском футболе было уже великое множество игроков, помноживших игровую фортуну на профессиональное умение забивать хитрые мячи со штрафных. Причем почему-то особенно в командах остальных союзных республик».

«Да что это вы такое говорите?! – немедленно заорал надтреснутый. – Почему же именно в остальных?! А Гладилин в московском „Спартаке“?!»

«А Плоскин в одесском „Черноморце“?!» – распалился молодой.

«А Желудков в ленинградском „Зените“?!» – парировал надтреснутый.

«А Соколовский в донецком „Шахтере“?!»

«А Добровольский в московском „Динамо“?!»

«А Оганесян в ереванском „Арарате“?!»

«А Якубик в московском „Динамо“?!»

«Какой Якубик, какой Якубик?! Якубик играл в „Пахтакоре“!»

«Якубик играл в „Динамо“! А потом перешел в „Пахтакор“! Эрудиции вам не хватает, молодой человек!»

«Да Якубик играл в „Динамо“ еще в семидесятые! А мы говорили про восьмидесятые!!!»

«Ах так! Ах так… Тогда Андреев в ростовском СКА, вот!»

«Да Андреев вообще штрафные не пробивал! А Нарбековас в „Жальгирисе“?!»

«Как это Андреев не пробивал?! Да… О… На этой оптимистической ноте мы прощаемся с вами, дорогие друзья. Репортаж был подготовлен главной редакцией спортивных программ первого канала Российского телевидения, режиссеры трансляции Ян Садеков и Раиса Панина, комментатор Степан Переверзев».

«И Петр Волков», – успел добавить молодой.

ГРЯЗНОВ

Грязнов делал вид, что думает, а остальные делали вид, что не мешают.

Комиссаров с Дятлом затеяли тихий спор о недостатках и преимуществах кикбоксинга.

Алина куда-то звонила.

Так– так-так.

Увы, бредовая версия, что охранник Чичибабин помогал организовать побег, не проканала. Кабы все было так просто, Рыбака бы взяли тепленьким, в постельке, если он там лежит. Да лежит, лежит, должен же он когда-то спать, в конце концов, даже пятиборцы иногда спят. Конечно, очень редко, наверное, всего пару раз в году, но все-таки.

Ну что ж, делать нечего, придется работать…

Полтора часа назад Грязнов распорядился собрать сведения о всех мужчинах в возрасте тридцати – тридцати пяти лет, исчезнувших несколько дней назад из Москвы и имеющих родственников (предположительно шурина) в деревне Скоморохово Владимирской области.

А полчаса назад охранником Чичибабиным, страстно желающим «всенепременно искупить и загладить», не нарываясь при этом больше на кулак Комиссарова, с большой долей вероятности был опознан снимок Патрушева Антона Николаевича, банковского служащего, жителя Москвы, проживавшего на улице генерала Берзарина, 17-31. Именно он оказался последним и несанкционированным пассажиром тюремного «мерседеса».

В день аварии этого автобуса Патрушев отправился на своей машине («ВАЗ-21043» темно-синего цвета, номер 22-677) к своему шурину Авдееву Матвею Матвеевичу в деревню, на рыбалку. Но до упомянутого шурина так и не доехал. Поскольку Патрушев должен был на следующий день позвонить своей жене, но этого не сделал, она сама связалась с Авдеевым, и совместными усилиями они установили, что Патрушев из Москвы уехал, а в Скоморохово не доехал. Еще через сутки жена Патрушева, не выдержав неизвестности, сообщила об исчезновении мужа в милицию, и еще через десять часов темно-синий «ВАЗ» был обнаружен на обочине шоссе в сорока пяти километрах от места аварии тюремного автобуса.

Теперь– то Грязнов знал, кому на самом деле принадлежат останки «заключенного Рыбака».

Теперь он знал, что Рыбак мог воспользоваться одеждой Патрушева и документами. Он мог даже забрать с шоссе его машину, а впрочем, она была неисправна и не стоила такого риска и трудов.

Конечно, Рыбак должен был отдавать себе отчет в том, что рано или поздно то, что он остался жив, будет обнаружено и погоня за ним станет персонифицированной. Его не будут теперь принимать за другого. Его будут преследовать день и ночь не как абстрактного зека, а как человека, про которого все известно. Известно его преступление, известна его прошлая жизнь. Значит, можно предположить, что он станет делать, куда пойдет, к кому обратится.

Ведь смог же, в конце концов, Грязнов спонтанно вычислить, что первым делом Рыбак отправится на футбол… А впрочем, дальше-то что? Футбол закончился, и Рыбака не поймали. Что же он теперь, страстный болельщик, в Мюнхен, что ли, поедет через две недели, на ответную игру?!

Чушь.

Но бегает он, конечно, лихо. Своим ходом такого мужика нипочем не догнать. Рыбак – это вам не рабфак…

Конечно, в прошлой жизни Рыбак был человеком весьма состоятельным, наверное, с серьезными связями. Вполне может найтись кто-то, кто поможет ему убежищем или деньгами…

Стоп. Деньгами.

Жена Патрушева сказала, что кроме водительских прав у мужа в портмоне было никак не меньше полутора тысяч долларов. А может, и больше. Патрушев накануне получил зарплату. Значит, вот этими-то деньгами Рыбак и расплачивался за билет. Естественно, он истратил не все. Естественно, еще будет покупать себе пищу, одежду и, возможно, платить за ночлег. Причем в самое ближайшее время. Возможно, в эти самые минуты.

Так– так-так.

Грязнов отхлебнул кофе из кружки, подсунутой Алиной.

Патрушев работал менеджером в Аникор-банке. А ведь банк – организация серьезная. Все живые деньги там всегда подлежат строгому учету. И наверняка номера любых купюр фиксируются. В том числе и тех, что выдаются сотрудникам в качестве заработной платы. Значит…

– Послушайте, Алина, – не выдержал он, увидев, как Севостьянова снова собирается уединиться и куда-то позвонить. – Так больше нельзя. Объясните наконец, куда вы звоните все время?! Я надеюсь, что это не…

Грязнов ждал. Комиссаров с Дятлом оставили философский спор о кикбоксинге. Алина покраснела и молчала.

– Извините, Вячеслав Иванович, – сказала она, – вы уже давно коситесь, надо было мне сразу сказать…

Грязнов не отрицал и молчал, предчувствуя недоброе. Неужели стучит девка? Жаль, очень жаль.

– Я… мне… у меня рыбки.

– Чего?!

– Я завела аквариум с рыбками. Как раз накануне того, как началась эта наша нескончаемая погоня. И ужасно за них беспокоюсь. Дело в том, что у меня кошка, очень вспыльчивая. Вот я и поручила соседке заходить в квартиру и контролировать время от времени. Извините. – Алина была явно смущена.

– Ну просто сказка о Рыбаке и рыбках! – заржал Комиссаров.

РЫБАК

Город давил огромным количеством людей, машин, нависающими зданиями, блестящими витринами, рекламой. Ветер шевелил разноцветные растяжки на широком проспекте Мира, которые следовали одна за другой.

«Группа „Сплин“ в „Олимпийском“!»

«Балет Мориса Бежара в Большом!»

«Новый фильм Кшиштофа Занусси в Киноцентре!»

Занусси…

Клубы дыма опутали его мысли, и он даже не удивился. Это происходило последние полгода практически каждый день, и уж наверняка – каждую ночь. Дым, огонь, ускользающий кислород.