Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

• Название: Восстание на Боспоре
• Автор: Виталий Полупуднев
• Жанр: Историческая проза

Историческая дилогия «У Понта Эвксинского» изображает эпоху античного Причерноморья в один из самых драматических ее периодов (III–II век до нашей эры). Многое в этом историческом романе является в значительной мере результатом творческих догадок автора. Но эти догадки основаны на изучении огромного материала.

---

– Ты, Саклей, не всегда удачно решаешь дела наши. Корабли задержал, а мне не доложил. Разве это хорошо? Суда фанагорийские задерживаешь, а танаитские пропускаешь!

– Но танаиты сделали посвящение – отдали на волю богов себя и свои товары. За это они обещали на обратном пути щедрые взносы в храмы города. Это дело угодное богам и выгодное тебе. Кто не забывает богов, тот всегда получает и награду.

Против такого соображения, подкрепленного посвящениями и грядущими взносами в казну, возражать было трудно.

– А что, если мы возьмем в долг у наших купцов?

– Уже взято, больше не дадут.

– Гм… Можно сделать так, как сделал когда-то Левкон, предок наш. Он взял у городов и богатых навклеров золотые деньги и перечеканил их на более высокую стоимость. И расплатился со всеми. А ведь Левкон был великим царем…

Саклей с трудом подавил улыбку.

– О государь, – проникновенно начал он, – это удачная мысль. Но время таких оборотов миновало. Фракийцы, получив эти деньги, понесут их заморским купцам, чтобы купить вина. Их золотые примут лишь по весу. Обман легко будет раскрыт, это вызовет их возмущение, они даже могут… поднять оружие. И так наемники, не стесняясь, грабят население деревень. А возмущенные обманом возьмутся и за города!

– Не посмеют! – высокомерно вскинул голову царь. – Усмирим непокорных железом!

– А какими силами? Наемные дружины держат в руках почти все наше оружие. Кого мы противопоставим им? Пантикапейских эфебов? Их могучие фракийцы разбросают, как котят! Ополчение потеряло воинский дух. А крестьяне хоть и ненавидят фракийцев, но вооружить их – значит создать еще одно войско для врагов!

– Но мы имеем конницу из дандариев, – возразил желчно царь, имея в виду диких степняков, возглавленных их царевичем Олтаком.

Они были переправлены через пролив еще в дни его бракосочетания с Алкменой в качестве ее личной охраны.

– Фракийцы не испугаются дандариев. Они дандариев много раз бивали раньше и презирают это племя. Но, государь, стоит столкнуть фракийцев с дандариями, как начнется такая потасовка, что мы не удержим в руках ни рабов, ни крестьян. И ты словно забыл про скифов Палака. Они мгновенно нагрянут к нам.

– Что же ты советуешь? – хмуро и устало спросил царь.

Его все это подавляло. Как не похожа эта печальная действительность на его юношеские горделивые мечты!

– Наши силы ослабли, – скрипел своим скучным голосом Саклей, – наша казна не пополняется. Города совсем обнаглели. Надо опять просить царя Митридата – пусть он поможет нам. Хотя и он не сделает этого даром. Он уже получает нашу пшеницу за бесценок, а то, что дал в долг, растаяло.

– Опять просить у Митридата золото взаймы?

– Опять, но одного золота мало. Надо просить помочь нам войсками против Палака.

Перисад вздохнул и поглядел на царицу. Та стояла у окна, полуприкрыв лицо белым покрывалом, но не пропускала мимо ушей ни одного слова.

– Мы и так должны много понтийскому царю. Теперь нам с ним и тремя урожаями не расплатиться… Скажи, Саклей: почему мы так быстро беднеем? Откуда брали деньги наши предки?

Саклей поднял кверху свои маленькие чистые ручки и сотворил молитву.

– В те времена, – ответил он, – хлеба собирали с полей больше, а съедали его в самом царстве куда меньше. Ибо меньше было рабов, меньше наемников. Хлеб шел на продажу, его покупали Афины по выгодным для нас ценам. Тогда к нам шли корабли отовсюду. Одни везли лес, другие халибское железо, третьи синопское масло, четвертые финикийские ткани и египетские украшения. Из Лаконии нам привозили прекрасное оружие, а из Хиоса – сладкие вина. А увозили от нас крупнозернистую пшеницу, чудесные рыбные маринады и соусы, воловьи кожи и шерсть, мед и белокурых северных рабов. Сейчас оскудел наш рынок, урожаи упали, Рим захватил Элладу, мать нашу. А Митридат навязал нам свои условия торговли, маловыгодные для нас. Каждый город раньше нес в пантикапейскую казну свою лепту, ибо царю было положено взимать пошлину в тридцатую часть стоимости товара. А сейчас? Все кинулись обделывать свои дела, минуя тебя, царь. В том числе и тесть твой Карзоаз. Испокон веков Феодосия и Танаис тяготились царской властью, а фанагорийский лев хотя и подчиняется пантикапейскому грифону, но рычит и не иначе как хочет общипать с него перья!

При последних словах царица издала легкий крик. Оба мужчины с удивлением повернули головы. Алкмена стояла, сбросив покрывало с плеч. Ее красивое лицо было искажено, щеки пылали, глаза стали огромными, меж алых губ с непередаваемой злостью сверкнули зубы. Саклею показалось, что она сейчас бросится на него и начнет кусать его и царапать. Перисад в изумлении раскрыл рот, желая что-то сказать. Но царица огромным внутренним усилием подавила вспышку ярости, лицо ее приняло безмятежное выражение, она улыбнулась мужу и опять стала смотреть в окно, навстречу веселым солнечным лучам.

– Мы сократили хлебные выдачи воинам, – продолжал Саклей, делая вид, что ничего не заметил, – но уж очень много нахлебников, всех не прокормишь.

– Надо убавить пайки рабам.

– О, – Саклей сделал испуганное лицо, – рабские пайки так малы, что, сократив их, мы вызовем немедленный бунт.

– Надо поискать зерно в ямах у крестьян. Они припрятали хлеб.

– Уже делаем это. Но и у крестьян ничего нет. Постарел наш Боспор, великий царь. Предкам твоим жилось куда вольготнее. Проще все было и выгоднее.

– А как подарки Палаку?

– Со дня смерти Скилура не возили.

– И не возить!

– Тогда надо торопить Митридата с помощью. Опять направить послов.

– Это дело. Но не угрожает ли нашей независимости такая помощь Митридата? Не унижает ли моей царственности? А? Может, что-то мы и сами в силах сделать? Как-то укрепить дружины, расплатиться с ними?

Саклей сделал неопределенный жест. Потом напомнил:

– Если мы заберем суда Фанагории и их товары – мы расплатимся с теми фракийцами, что стоят у ворот, и заставим их нести службу.

Алкмена кусала губы. Выждав, когда царь бросит в ее сторону взгляд, сделала жест, как будто ей что-то вдруг пришло в голову.

– О мой царственный супруг, я виновата перед вами.

Оба мужчины вопросительно уставились глазами на красивое, улыбающееся лицо царицы.

– В чем, Алкмена?

– Я забыла сказать вам, что мой отец и фиас навклеров Фанагории посвящают Посейдону свои прибыли и уже сейчас вносят в храмы Пантикапея две тысячи золотых.

Это был верный удар. Саклей сразу сморщился и закивал головой, как бы приветствуя такое решение Карзоаза. Алкмена пронзила его пылающий взором, в котором горели торжество и ненависть. Перисад вышел из тягостного состояния, словно избавился от тяжелой ноши. Он усмехнулся и расправил сутулую спину.

– Карзоаз благочестив. Боги не оставят его. Передать ему, что приносящий в храм – уносит из храма счастье и долголетие. Я буду счастлив увидеть его в храме Посейдона, а также у алтаря Аполлона, жрецом которого являюсь.

Саклей молча поклонился.

– А корабли фанагорийские после возврата всего, что было взято с них, отпустить с миром! Ты слышишь, Саклей?

– Слышу, государь, и повинуюсь. А как в дальнейшем?

– На дальнейшее будет моя воля. Но пропускать или задерживать корабли – только с моего ведома! Будут ли это корабли фанагорийцев или… танаитов.

Царь погрозил пальцем и усмехнулся. Равновесие вернулось к нему. Он заявил, что не прочь позавтракать той змеевидной рыбой, о которой Аристотель сказал, будто она рождается из земли и воды.

Саклей понял, что прием окончен, и после двух поклонов исчез. Царственная чета продолжала беседу в необычайном мире и согласии. Однако Алкмена понимала, что ее победа дела не решает, и уже обдумывала последующие шаги, направленные против Саклея. Ей было очевидно, что лохаг оружия не сложит.

5

У ворот акрополя, несмотря на ранний час, собралась толпа фракийских наемников. Мягкий эллинский говорок заглушался мужественной фракийской речью, слышались и скифские слова, вошедшие в обиход грубых вояк, готовых поднять оружие против кого угодно, лишь бы их работа хорошо оплачивалась хозяином. Чубатые воины, коренастые и крепкие, как дубы, размахивали тяжелыми мужицкими руками, способными мертвой хваткой держать ясеневое древко окованного копья или нарезную рукоять меча-тесака. Сейчас они громко и возбужденно обсуждали свои дела. Однако ни на одной выпуклой груди не сверкали панцирные бляхи, а железные руки-тиски были по-праздничному безоружны.

Сотники Клеобул и Антифил стояли в стороне и, важно поглаживая бороды, степенно беседовали. Лишь выразительные взгляды в сторону шумной вольницы выдавали их волнение и озабоченность. Оба сотника были эллины-боспоряне, назначенные царем, дабы обеспечить руководство своевольными наемниками-чужеземцами, беспощадными в бою, буйными в веселье и строптивыми и дерзкими во всех случаях. Но сплоченные фракийцы никогда не признавали царских сотников своими военачальниками, а смотрели на них всего лишь как на хозяйских ставленников, причем хозяином называли боспорского царя.