Виталий Полупуднев - Восстание на Боспоре

• Название: Восстание на Боспоре
• Автор: Виталий Полупуднев
• Жанр: Историческая проза

Историческая дилогия «У Понта Эвксинского» изображает эпоху античного Причерноморья в один из самых драматических ее периодов (III–II век до нашей эры). Многое в этом историческом романе является в значительной мере результатом творческих догадок автора. Но эти догадки основаны на изучении огромного материала.

---

И сейчас, не обращая внимания на царских воевод, стучали кулаками в ворота акрополя и зычными голосами требовали оплаты.

– Эй, открывайте! Кто там есть, привратники, стражи!.. Мы же не враги царя, а его защитники и пришли к нему, как к нашему хозяину, с просьбой…

Старшина Мандрагор являлся подлинным командиром буйного войска. Он возглавлял вооруженную артель и, хотя был подчинен лохагу Саклею и его сотникам, в действительности независимо и самостоятельно распоряжался дружинниками, являясь для них и строгим военачальником и старшим товарищем, облеченным доверием всей артели. Высокий и довольно мрачный на вид детина, он сердито хмурил брови и, встречаясь с воином, придирчиво ощупывал его строгим взглядом. Всегда находил какую-нибудь неисправность. У одного хлябал ремень и меч бороздил землю, у другого мухи засидели шлем, третий опустил голову и ссутулился, что никак не подобает храброму воину. С утра до ночи, а часто и ночами ходил этот человек по казармам, присутствовал на учениях, проверял снаряжение идущих на стражу или выезжающих в деревни с дозором, появлялся тут и там, никогда не прощая никому его промаха или недоделки. Бывало, бил палкой или ножнами тяжелого меча молодых воинов, а старых бранил и обещал довести их проступок до сведения всей дружины и даже сообщить на родину на позор всему роду и племени.

Требовательный и жесткий, Мандрагор, однако, не выносил сор из дома. Он расправлялся с нарушителями порядка своей властной рукой, но не выдавал их ни сотникам, ни лохагу и никогда не прибегал к помощи чуждого им царского закона. Преступников судили общим сходом и, бывало, тут же казнили своей рукой. Фракийцы жили замкнутым мирком. Они были сильны своей племенной сплоченностью, круговой порукой и особой профессиональной добросовестностью. Если их хорошо кормили и исправно платили, они были самым надежным войском. Но, не имея других побуждений к службе, кроме оплаты, наемники легко становились опасными для хозяев, если их потребности не удовлетворялись, а оплата задерживалась. Поэтому, не переставая быть требовательным начальником, Мандрагор прилагал все усилия, чтобы его воины получали обильное питание, вино, награды за усердие и договорные деньги.

Подойдя к Антифилу и Клеобулу, старшина в ответ на их немые вопросы лишь пожал плечами и усмехнулся угрюмо. Он ничего не мог поделать и в душе считал, что воины правы. Они пришли к царю напомнить условия их найма. Раз условие не выполняется, воины вправе спросить царя – в чем дело? «Мы, – нередко говорил он, – не городские воины-ополченцы, что защищают свое отечество, свои очаги и храмы. Мы воюем и несем все тяготы по охране Боспорского царства за жирную пищу, пьяное вино и полновесное золото. Кто не может платить – пусть не нанимает войск».

Шум и крики усилились. Особенно горячились молодые воины. Они были настроены очень решительно и готовились в случае отказа единодушно крикнуть, что нет оплаты – нет службы! Мечи в ножны!

Клеобул вздохнул и поспешно направился в акрополь. Но ему навстречу уже шел Саклей. Сделав успокаивающий жест, он поднялся на каменное возвышение, как всегда горделивый, но снисходительный. Он был доволен тем, что вытянул у царицы деньги для раздачи воинам. Подняв сухую ручку с крашеными ногтями, объявил:

– Государь отпустил для расчета с вами две тысячи золотых!

Эти слова были встречены веселым шумом. Обе стороны были удовлетворены. Выплачивая сравнительно небольшую сумму, старый лохаг укреплял свой престиж в наемных войсках, восстанавливал среди них должный порядок и послушание.

– А теперь, – продолжал он, – расходитесь по своим казармам. Молитесь богам, готовьте мечи и доспехи к службе и войне.

Фракийцы с песнями и веселыми разговорами стали расходиться. В городских эргастериях, на земляных работах, всюду, где трудились рабы, поднялись головы, позвякивая железными ошейниками. Кто с тупой неприязнью, кто со жгучей ненавистью, рабы прислушивались к пению фракийских воинов.

– Слышишь, наемники поют после сытной еды? Им что! Кормят мясом, вином поят, деньги дают. А главное – они свободны, вооружены!

– Это их кормят для того, чтобы они не ослабли, когда нас бить придется.

– Царя чтобы охраняли зорко. А то, говорят, стенные скифы опять идут на Боспор…

6

Саклей в сопровождении Мандрагора и двух дюжих воинов спустился к порту, где приказал разыскать наварха купеческой флотилии, задержанной в пантикапейском порту для сбора положенной пошлины. У Саклея чесались руки забрать все товары, оплаченные Карзоазом или принадлежащие ему, так как долг фанагорийцев достиг огромной цифры. Но теперь, после решения царя, обстановка изменилась, к досаде и неудовольствию лохага.

Около складов строительного леса и мрамора он встретился с навархом. Тот оказался смуглым молодым мужчиной с лицом дерзким и лукавым. Он походил скорее на пирата, чем на приказчика фанагорийского архонта.

Наварх не скрывал ликования, когда узнал от Саклея, что царь разрешил им плыть восвояси со всем грузом. Играя белками больших глаз и раздувая крылья горбатого носа, наварх сделал особый жест рукой, выражая им одновременно торжество и высокомерную насмешку.

– Слава бессмертным богам! – оскалился он, нагло смотря в глаза маленькому человечку. – Есть еще правда на Боспоре!

– Верно. Правда есть и будет! – ответил Саклей, щуря свои умные, колючие глазки. – Но вы покинете гавань лишь после того, как выполните обет вашего хозяина Карзоаза.

– Какой обет?

– Обет храму Посейдона Боспорского. Внести три тысячи золотых в храмовую сокровищницу. Ибо – слава соблюдающему свои обязанности перед богами!

– Ничего не слыхал о таком обете, – покраснел наварх. – Да так ли? Тут что-то не так, почтенный лохаг. Не перепутал ли ты по старости?

– Если сомневаешься, обратись к царице Алкмене. Может, она прикажет тебя за неверие хорошо пропарить в скифской бане гибкими лозами! Запомни: пока деньги не будут внесены, ни один корабль гавани не покинет. А для верности – взять его, Мандрагор, под стражу и держать без воды и пищи, пока не уплатит!

Саклей сверкнул глазами, его лицо выражало холод и жестокость.

– Слушаюсь и повинуюсь, – с трудом прошептал наварх.

Улыбка уже не играла на его лице, наглость и самоуверенность уступили место приниженности и страху. Вместо румянца щеки залила серая бледность. Он невнятно забормотал, заявляя о своей готовности выполнить приказ царицы, хотя бы для этого пришлось продать половину матросов в рабство.

– А хлебным приставам, – резко добавил лохаг, обращаясь к Мандрагору, – не зевать и пошлину за хлеб взыскивать неукоснительно! Как и ранее, одну тридцатую стоимости груза. Ибо о хлебе государь никаких новых указаний не давал.

Дюжие копьеносцы увели совсем оробевшего наварха. Саклей с тремя фракийцами направился домой, где накормил и напоил верных воинов и выдал каждому по кошельку с серебряными монетами.

– Это вам за примерное поведение сегодня, помимо жалованья. Всегда служите усердно – и будете достойно вознаграждены.

– Да будет твое имя известно потомкам!

– Сама Кибела да заботится о твоем здоровье и долголетии!

– Идите!.. Прикажи, Мандрагор, найти этого мошенника Форгабака!

Наемники вышли из богатого дома своего начальника навеселе. Пройдя несколько улиц по направлению к казармам, остановились.

– Эти деньги, – сказал старшина, встряхнув кошельком, – я отдам нашему кашевару, пусть завтра купит сала и мяса для дружины.

– Возьми, Мандрагор, и наши деньги для той же цели, – отозвались воины, с готовностью вынимая из кармана подарки Саклея.

7

Лохаг пантикапейский Саклей вошел в силу после смерти Камасарии.

Он имел железный характер и огромное честолюбие. Недостаток своей внешности – малый рост и слабое телосложение – старательно маскировал свободной складчатой одеждой, всегда чистой, сшитой из лучшей шерстяной ткани. И теперь, будучи уже человеком, ступившим на наклонную дорогу старости, не терял своих привычек, держался бодро, как выражаются, «петушком», тщательно подстригал острую бородку и завивал седеющие волосы. Его маленькие ручки, розовые и чистые, сверкали перстнями, ногти блестели от восточного лака. Этот аккуратный сухонький человечек не казался старым, несмотря на седину и морщинистый лоб, его глаза смотрели внимательно и остро, он прекрасно слышал и видел все, что творилось вокруг. И столь же прекрасно понимал тяжелое положение Боспорского царства.

В ответ на обострение обстановки в Тавриде он поднял на ноги все наемные фракийские отряды и двинул более половины их на западную границу. С ними уехал и его старший сын Атамб, ныне один из военачальников. Младшего сына, своего любимца Алцима, Саклей оставил при себе.