Андрей Раевский - Конец игры

• Название: Конец игры
• Автор: Андрей Раевский
• Издательство: АСТ: АСТ Москва: Транзиткнига
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-034970-Х

Игра демонов Валпракса и Тунгри начинается...

Фигуры на их доске — люди, обитающие в могущественной Алвиурийской империи. Правила Игры просты — один из игроков может трижды подвергать опасности жизнь "основной фигуры" своего противника, другой же — трижды спасать свою игрушку из безвыходных ситуаций.

Расстановка фигур такова.

Молодой монах Сфагам приговорен к смерти за разглашение миру секретов монастырских боевых искусств…

Трое убийц из соседнего монастыря вышли с миссией уничтожить предателя…

Но у Сфагама находятся союзники — юный ученик Олкрин и отчаянная наемница Гембра.

Демон Тунгри делает первый ход — и Сфагам лишается всех своих способностей, Гембра попадает в плен, а Олкрин оказывается впута в сложную дворцовую интригу.

Следующий ход предстоит сделать Валпраксу!

---

Что было дальше, Гембра и Анмист разглядеть не смогли из-за начавшейся в толпе паники. И только когда толчея вынесла их на одну из примыкающих к площади улочек, им удалось перевести дух и осмотреться.

— Да-а! Верно говорят, что в Каноре никогда не соскучишься — всё время что-нибудь происходит. — Проговорила, наконец, Гембра, приводя в порядок помятую одежду.

Анмист вяло кивнул в ответ, занятый своими мыслями.

Они пошли вдоль по улице, молча, без всякой цели, переживая про себя увиденное.

— Как жалко выглядят люди, когда сталкиваются с непонятным, — проговорил, наконец Анмист.

— Ты, как я заметила, вообще не слишком любишь людей.

— Верно. И не особенно это скрываю…Вернее, я не строю по поводу людей никаких иллюзий. А знаешь, как это ко мне пришло? Когда я был ещё очень молод, можно сказать, что тогда я был совсем ребёнком, мне казалось, что каждый человек внутренне похож на меня. И если мне приходят в голову разные мысли, как улучшить жизнь на основе здравого смысла и всеобщих усилий, то это должно быть ясно и понятно каждому.

— А разве это не так?

— Ещё как не так! — усмехнулся Анмист. — С удивлением и раздражением я замечал, что они следуют вовсе не здравому смыслу и даже не свой выгоде, как это может показаться, — как правило, они её просто не видят. Они подчиняются неким таинственным правилам, которые будто вбиты в их головы ещё до рождения. Стоит начальнику щёлкнуть пальцами — и они тут же сбегаются, чтобы выслушать какую-нибудь очередную совершенно бесполезную глупость. А затем поодиночке увиливают от этой дурацкой начальственной воли. Но вот как вести себя с начальством, чтобы не создавать себе неприятностей — вот этому будто кто-то научил их ещё в утробе. Как обмануть, словчить, подгрести под себя, внешне не нарушая никаких установлений, — это они в совершенстве знают, едва научившись ходить. Они живут врождёнными звериными повадками, лишь слегка ограниченными человеческими законами. А когда я, к примеру, пытался их собрать, чтобы обсудить что-то для них важное, по-настоящему важное — мои слова до них не доходили. Они просто меня не слышали, как муравьи не слышат ничего, что может отвлечь их от их рутинной работы. Вот и выходит, что большинство людей сами ничего не решают, только бездумно выполняют некие предустановленные действия, о природе которых они и не догадываются. Боги и демоны даже не удостаивают их разговора — они просто управляют ими, как куклами. Тысячи, сотни тысяч кукол… А знаешь, как я удостоверился в существовании высших сил? Я всегда поражался, как люди при их инертности и лени, тупости и бездарности, а главное, животном страхе перед всем новым, ухитряются не только выживать, но и даже иногда делать что-то впервые. Наблюдая за этим, я понял, что только внешняя сила, которую человек, как правило, не сознаёт, может заставить его пошевелить мозгами и руками и сделать что-нибудь новое, необычное. Но чтобы заставить их думать и шевелиться, нужен сильный пинок. Лучше всего угроза жизни. Движение или смерть — вот главный инструмент высших сил в обращении с двуногими скотами. А с какой лёгкостью эти силы жертвуют инертными неповоротливыми людишками, которые всё время на них тупо работали, но стали им больше не нужны!

— А где же выход?

— Выход? Во-первых, работать на себя и только на себя, а не нате силы, которые норовят сделать тебя своим орудием. Это, впрочем, ещё и не каждому объяснишь. Вот попробуй растолковать крестьянину, который весь день трудится в поле, чтобы прокормить свою семью, что он работает не на себя. Что ОН САМ от своей работы ничего не получает. Я не имею в виду урожай или деньги… И даже если он получает от этой работы удовольствие — он всё равно раб внешней силы. Той, что ПРИДУМАЛА крестьянина и весь его мир, и всю его работу. Он просто работает, как работал его отец и дед. Как муравей, который не знает, зачем он всё это тащит и строит… Ну, а во вторых… во-вторых, если высшие силы связывают и закабаляют нас, используя палку необходимости, то значит, надо стать выше необходимости. А что стоит выше необходимости? Игра! В игре мы делаем то, что не вызвано необходимостью и не обусловлено выживанием. И вот тогда мы становимся самими собой. Вот тогда-то и открывается наша подлинная природа и мы начинаем говорить с высшими силами на равных, ибо мы перестаём быть их слепыми орудиями и одноцветными камушками в их огромной и многокрасочной мозаике. Играя, мы можем увидеть всю картину целиком. Ты меня понимаешь?

— Кажется, да. Сфагам тоже говорил что-то похожее. Хотя и не совсем…

— Сфагам стремится сделать игру серьёзной, и гибель нежизнеспособных существ не вызывает у него насмешливой радости — вот в чём между нами разница.

— Ты говоришь так, будто сам его хорошо знаешь, — изумилась Гембра.

— Только с твоих слов, моя красавица, только с твоих слов, — отшутился Анмист, в душе досадуя, что чуть не выдал себя.

— Пойдём, послушаем поэтов, — неожиданно для себя предложила Гембра после небольшой паузы.

— Пойдём, пожалуй. Они, наверное, уже давно начали.

И они направились туда, где среди пышных крон городского сада белели изящные колонны галереи Длисарпа. Слушателей сегодня было много — зычный голос стихотворца гулко разносился над их головами, достигая самых отдалённых уголков затенённых аллей. Гембра и Анмист не стали протискиваться вперёд, а остановились поодаль, где ряды слушателей не были такими плотными, но сама галерея была видна достаточно хорошо. Как раз в этот момент очередной поэт закончил своё выступление и под одобрительные возгласы поклонников скрылся среди колонн, уступая место своему коллеге по благородному ремеслу. Это был невысокий, даже тщедушный молодой человек с огромными зелёными глазами и круглыми пухлыми губами, с прилизанными чёрными волосами и длинном до земли бордово-коричневом одеянии. Судя по восторженным приветствиям публики, он был ей хорошо известен. Устремив отрешённый взгляд в небо, поэт начал декламировать.

Ночные поэты, ночные поэты,
Жрецы запоздалые вечного лета,
Встречают вас горы, заснув до рассвета,
И звездная россыпь приветствует вас.
Ночные поэты, ночные поэты,
Вы радугу видите звёздых дождей,
Вы музыку слышите в звёздном клубленье,
И жизни кипенье недвижных камней.
Ночные поэты, ночные поэты,
Лишь тени бесплотные — ваши портреты,
Взлетают куплеты, что вами пропеты
К зелёному глазу безумной луны…

— Это северная школа, — прокомментировал Анмист. — Любят они побаловаться с рифмой и размером, зато интонация… будто сразу всё пришло, как по наитию. Ну и туману любят напустить — такой уж у них стиль.

Следующим перед публикой появился ушастый седоватый здоровяк с широким, растягивающимся до ушей ртом.

Блажен дурак, из тех, кто верит,
Что он на свете не один,
А тот, кто меру жизни мерит,
Давно отсёк его аршин
Блажен, кто верит в постоянство
Покоя, мира и добра,
Лелеет хрупкое пространство
От рока злого топора
Но мудрость есть в непонимании
Того, зачем мы родились.
О бедах лучше быть в незнании,
Пока они не начались.

— А это — столичный, — продолжал тихонько комментировать Анмист, — я его и раньше слышал, давно ещё. Матёрый малый… И при дворе его любят. На все руки мастер. Всё больше на заказ пишет, и эпиграммы, и посвящения, и оды, и в стиле старых поэтов, если попросят…

Гембре почему-то вдруг сильно захотелось сказать Анимисту, что он не услышал и не понял самого главного — не то КАК пишутся стихи, а то, ЗАЧЕМ они пишутся. Но она сдержалась. Тем более что в этот момент она краем глаза заметила странную красную фигурку, мелькнувшую поодаль между деревьев. Не ускользнула она и от внимания Анмиста. Молча переглянувшись, они осторожно двинулись в сторону густых кустов олеандра, где скрылось таинственное существо.

— Провалиться мне на этом месте, если это не тот самый попугай! — шептала Гембра, стараясь как можно тише ступать по опавшей листве.

— Провалиться и мне на этом же месте, если это действительно попугай. А вообще-то с такими словами надо поосторожней — помнишь, что он там, на площади, устроил?

Подойдя вплотную, они осторожно раздвинули ветки с крупными нежно розовыми цветами. Красное существо возилось на маленьком пятачке среди густых кустов. Движения его были совершенно непонятны и необъяснимы, но в результате из чего-то напоминающего полуосла-полуптицу образовывалось нечто человекоподобное. Существо деловито возилось, вылепливая само себя, и вот уже на широкие покатые плечи села приплюснутая ослоносая голова с пурпурными перьями вместо волос, хвост попугая окутал фигуру франтоватым плащом, из-под которого даже блеснула рукоятка короткого меча. Оперенье крыльев свернулось до пышных разукрашенных лентами рукавов, а птичьи ноги с копытами на каждом когте обернулись расшитыми золотым узором алыми сапожками.