Николай Толстой - Пришествие Короля

• Название: Пришествие Короля
• Автор: Николай Толстой
• Издательство: Эксмо-Пресс
• Жанр: Фэнтези
• Год: 1999
• ISBN: 5-04-002092-9

Сорок лет прошло с тех пор, как в битве при Камланне погиб Артур. Больше нет в Британии великого короля, который вернул бы бриттам прежнюю славу. А саксы, что вели себя до сих пор довольно смирно, уже не хотят платить дани, да и грозят войной бриттским королям, погрязшим в междуусобицах... И вот — на престол Гвинедда, одного из крупнейших королевств Британии, восходит Мэлгон Высокий. А в одинокой башне на берегу моря девственница родила чудесное дитя — это не кто иной, как вновь вернувшийся в час беды Мирддин, которого много столетий спустя в легендах о короле Артуре назовут Мерлином...

---

— Но мы-то не бессмертные боги и должны судить по своему опыту, — настаивал трибун, сидя рядом со мной на каменистом выступе.

— Да, мы не бессмертны. Но поскольку они могут видеть то, что сокрыто от нас, то истину тоже знают они, не мы. Наше существование в этом смысле лишь видимость, как, может быть, и во всех других отношениях.

Руфин задумчиво подергал себя за седеющую бороду. Я видел, что в своем жизненном одиночестве он размышлял о таких вещах куда чаще, чем считал.

— Ладно, друг мой, — уступил он с коротким смешком, — может, ты и прав. Я получаю (или получал) в Септоне приказы от дукса Мавритании, он — от магистер милитум из Африки, а тот, в свою очередь, от императора из Византии. Император знает обо всем, что происходит во всей Империи, а я лишь маленький человек, которому он доверил полномочия трибуна — так Господь ясно видит Свои творения во всей их полноте, а мы лишь маленькие фабулы, по которым и написана наша роль. Хотя в моем случае, думаю, я могу сказать, что эта роль не так уж и мала, поскольку, когда я ехал через всю Империю от Дары на востоке до Септона на западе, мне давали почтовых лошадей!

Согласно кивнув, я отстегнул застежку плаща. Ее острием я нацарапал на лишайнике, покрывавшем скалу рядом со мной, рисунок.

— Ты видел такое прежде? — спросил я, показывая на него.

Встав, он подошел поближе и внимательно рассмотрел рисунок. В ясном свете луны он увидел квадрат:

РОТАС

ОПЕРА

ТЕНЕТ

АРЕПО

САТОР

— Думаю, видел, — пробормотал он. — Солдаты иногда чертят такое на стенах казарм. Это что-то вроде талисмана, насколько я себе представляю. Ты знаешь, что это значит?

— Это имеет много значений, возможно, столько, сколько ты хочешь найти. «Сеятель направляет колеса упряжки с плугом». Когда зерно созреет, будет богатый урожай, но в какую сторону идет сеятель и когда зерно считается зрелым? Прочти его в одну сторону или обратно, все одно и то же, разве нет? Если будешь смотреть дольше, в рисунке этом ты увидишь другие — Солнце, к примеру, или Крест. Если ты заменишь буквы цифрами (я такое слышал), то ты сможешь вычислить возраст мира или как долго вращается небесный жернов. В росинке может отразиться целая гора, и если тронуть одну-единственную струну арфы, то звук вызовет всплеск целого океана потаенных чувств. Мы с тобой здесь, и весь многоцветный мир вокруг нас, и все мы, как говорят, всего лишь сочетание девяти видов элементов, что сияли вначале в расплавленном пламенеющем жаре горнила Гофаннона, которые Мат оживил своей рукой, умножив формы до бесконечности. Однако не мне ручаться за все это — кто я такой? Лишь дитя разумом.

Руфин сидел — сосредоточенный, поглощенный размышлениями. Я подозревал, что разум его сейчас занят не головоломкой ротас — сатор, а прошлым, и особенно одним моментом из прошлого. И чтобы отвлечь его от того, что, наверное, было больно вспоминать, я осторожно спросил о том, как он поступил на службу. Немного помолчав, он снова вернулся к своей повести:

— Да. Это было на второй год правления нашего нынешнего императора. Патриций Помпеи поднял войско, чтобы выручить Велизария после поражения под Дарой. Войска по большей части состояли из иллирийцев, фракийцев, исавров и скифов. Но нашей молодежи не терпелось заслужить лавры в предстоящей кампании, и они отправились в поход, и с ними и я. Это чары имени Велизария вели нас. Ему было всего двадцать пять, но мы все были уверены, что армия под его командованием разгромит великого персидского царя и все его легионы, когда пойдет на восток, чтобы взять все то, что некогда добыл Александр. Велизарий! Мы все носили плащи на его манер, подражали его иллирийскому акценту и заставляли нашего лирника, что ел с нами из общего котла, бренчать походные песни буцеллариев[78] этого полководца по десять раз за ночь.

Один-другой из наших горячих юнцов поклялись, что женятся на своих актерках (конечно же, их правильно было бы называть фокарии). прямо как Велизарий на своей Антонине! Любовницей Аполлоса была прославленная танцовщица Хелладия. Они были так близки, что ты почти что мог назвать их мужем и женой. Она нравилась мне — она была весьма привлекательна и, я думаю, не досадовала на нашу мужскую дружбу с Аполлосом. Как всем известно, лучшие танцовщицы — в Александрии, но я никогда не видел такой хорошенькой или изящной, как Хелладия.

Что же, меня понесло прочь вместе с остальными. Я заложил все, что у меня было, богатому цирюльнику, чтобы купить снаряжение (не было времени, чтобы попросить денег у матери, да она и все равно бы не согласилась, чтобы я бросил учебу). День, когда я прошел свою пробацию перед префектом, был единственным в моей жизни, когда я здорово перепил — если быть точным, надрался, как Силен. Мы начали с вечера с тридцати трех амфор лучшего книдского (на расходы нам было плевать), и когда я проснулся следующим полуднем, от вина осталась лишь головная боль да гул, навроде литавр гуннской кавалерии, а на языке было сухо, как в пыльной Фиваиде. Насколько помню, мне пришлось три дня отсиживаться в бане, прежде чем я пришел в себя. Голова еле варила. В ли игрушки я играл в первый и последний раз в жизни.

Вот так все и было. Теперь мы были солдатами и думали, что будем жить вечно. Мы стали говорить по-армейски — палатки называли «бабочками» и все такое прочее. Получилось так, что для персидской кампании из Египта ни единого солдата не потребовалось, но мы умудрились увязаться за эскортом, который вез деньги Велизарию в Дару, поскольку император приказал большую часть годового дохода префектуры отправить на плату войскам.

Мы даже и вообразить себе не могли того, что увидели, когда добрались до крепости. Miles gloriosus! О славный воин! Сильнейшая крепость в мире, двадцать пять тысяч первостатейных солдат и знаменитейший полководец Империи во главе нашего войска! Говорили, что персы собрали в два раза больше народу у Нисибиса[79], прямо у границы, но кому было до этого дело? Их полководец послал письмо Велизарию, требуя, чтобы он приготовил ему в Даре баню, поскольку он скоро прибудет в наш город и желает там вымыться. Ох, и приготовили же мы ему баню!

Августейший префект снабдил меня рекомендательным письмом, указав в нем, кто был мой отец и все прочее, потому мне довольно повезло — меня назначили дуценарием в отборном кавалерийском вексиллации, Эквитес Маури Скутарии, и я начал военную карьеру с участия в первой из великих побед нашего полководца[80]. Наш вексиллаций был под командой Марцелла, на правом фланге.

Сражение началось на левом фланге, и я как сейчас помню (хотя с тех пор я прошел через такое множество боев!) возбуждение и великолепие этого боя от начала до конца. Конечно же, я ничего не знал о предварительно тщательно разработанных планах Велизария и Гермогена и думал, что все идет так, как должно. Даже ветер был за нас, относя в сторону большинство их стрел во время перестрелки, с которой началось сражение. Враг теснил наш левый фланг, пока Суника и его гунны не ударили по ним с одной стороны, а Фара со своими герулами с другой. Мы с Аполлосом (он тоже был с маврами) смотрели на все это, сгорая от нетерпения. Правый фланг персов побежал, бросая оружие, сражение того гляди кончится без участия двух самых многообещающих молодых офицеров! Почему Марцелл не дает нам приказа к атаке?

Сейчас-то все знают, что произошло. Мы все время видели Велизария — он въехал на вал рва, защищавшего наш фронт Шлем его временами вспыхивал на солнце, и, помню, меня удивляло, почему он то и дело смотрит на нас, совершенно не глядя на отчаянную схватку, в которую ввязался Фара на нашем левом фланге. Скоро мы поняли почему, когда увидели персов слева. Они были прямо перед нами, в двух бросках копья. Трижды крикнув, они пошли прямо на нас, и я почувствовал, как у меня свело желудок — как у каждого солдата в первом бою. Было от чего, хотя всю опасность я осознал только потом, когда Марцелл заставил нас проехаться по полю, чтобы дать нам на практике первые наставления в воинском искусстве.

Дело в том, что их полководец, Пероз, не был новичком, и Велизарий прекрасно это понимал. Когда мы обнажили мечи, уверенные в том, что зададим их левому крылу точно так же, как только что задали правому, Пероз потихоньку передвинул цвет своей армии, знаменитых Бессмертных, чтобы ударить по нам в момент столкновения. Марцелл слишком поздно понял, что происходит, но все равно ничего не смог бы сделать. Мы пошли в атаку после сигнала к отбою, да и Бессмертные… Куда ни кинь, все клин! Нет в мире солдат, равных им, за исключением, может быть, буцеллариев Велизария.

Что случилось потом, точно не помню. Когда ты в самой гуще сражения, никогда ничего не помнишь — ни сколько времени прошло, ни опасности, ни приказов, кроме последнего перед схваткой. Ничего не слышишь — ни труб, ни воплей, ни ржания, — по крайней мере до того, как все кончится. Тогда все это звенит у тебя в ушах аж несколько дней. Это чем-то похоже на бред. Но я не настолько ошалел, чтобы не увидеть, как они все сразу бросились на нас — ряд за рядом, ветераны в доспехах, в прекрасном порядке — скорее тестудо, черепаха, приближающаяся к городским стенам, чем солдаты в открытом бою. Не помню, понимал ли я, что это Бессмертные, но я сразу же почувствовал, что это люди, которые свое дело знают и что это нас могут порубить в куски Мы повернулись и стали отходить. Трубы Марцелла протрубили лаконский контрмарш — так потом мы называли его, — но правда была в том, что каждый был за себя. Какой-то офицер все кричал и кричал: «Копья в бой!» — так мне слышалось, — но копья там или мечи, на деле-то он кричал: «Отступай!» Насколько помню, я не испугался — в такое время просто делаешь то же, что и все. Я почувствовал, что нас разбили, а чувство это всегда премерзкое.