Сью Таунсенд - Номер 10

• Название: Номер 10
• Автор: Сью Таунсенд
• Издательство: Фантом Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-86471-338-4

Политики — существа из комиксов. Во всяком случае, на людей они похожи мало. Сколько ни вглядывайся в очередного политического деятеля, увидеть человеческие черты вряд ли удастся. Вспомните хотя бы Буша-младшего или…

Но даже у политиков случаются срывы. Однажды премьер-министр Великобритании, выступая в парламенте, опозорился на всю страну. И дабы лидер нации не мозолил глаза великобританскому народу, решено было удалить его с глаз долой. Так улыбчивый Эдди Клэр получил недельный отпуск и решил провести его. поближе ознакомившись с народными чаяниями. Переодевшись в женское платье, в сопровождении полисмена-интеллектуала премьер покинул дом номер 10 по Даунинг-стрит и отправился в путешествие по стране. За неделю незадачливому премьер-министру пришлось побывать в самых странных местах: в бесплатной больнице: в гостинице, которая прежде была психушкой, в трущобе: в наркопритоне и даже в жилище пенсионерки. Новая жизнь, полная приключений, понравилась Эдди Клэру гораздо больше, чем блеклое существование государственного деятеля. Но особенно премьеру понравился его новый имидж — Мэрилин Монро.

Сью Таунсенд написала еще одну едкую и душевную пародию — на сей раз на британского премьера Тони Блэра и его окружение. Очевидная узнаваемость персонажей, острая актуальность темы и фирменная язвительно-беззлобная интонация писательницы сделали книгу главным английским бестселлером 2002 года. Остается лишь сожалеть, что комедии о нашем собственном президенте, написанной с таким блеском, дождаться нам вряд ли суждено.

---

Джек угрюмо кивнул, а в комнате с видом на Темзу агенты Кларк и Палмер загоготали. Агент Палмер сказал:

— Само собой, следят! Агент Кларк добавил:

— И увидим, как будешь в кровати ворочаться!

Оба хохотали до тошноты, глядя, как премьер-министр покидает дом Номер Десять в женском прикиде. Агент Палмер тогда сказал:

— Спорю, часа не пройдет, как какой-нибудь орел на него глаз положит.

Агент Кларк ответил со всхлипом:

— Джек, похоже, на взводе.

Он нажал кнопку увеличения кадра спутниковой связи и увидел кислую улыбку Джека.

— Думаешь, Джек в курсе, что мы за ним следим? Они снова покатились со смеху, потому что Джек глянул мимо колонны с адмиралом Нельсоном в темное небо, туда, где по орбите движутся спутники слежения, и беззвучно проговорил:

— Здорово, мужики.

Глава шестая

Норма и Джеймс сидели рядышком на диване перед газовым камином. Забытый пылесос все еще был включен в розетку, хотя вычистили только треть ковров с шизофреническим узором. Пепельница, полная окурков, и две кружки с кофе стояли перед ними на кофейном столике. Рядом громоздилась кипа фотоальбомов Нормы.

— А вот Стюарт за месяц до смерти. — Норма ткнула желтым от никотина пальцем в снимок мужчины с тонкими чертами лица и гнилыми зубами.

— Ясно, — сказал Джеймс, не найдя комплиментов в адрес типичного неудачника, смотревшего в объектив с выражением ничем не замутненной радости.

— Он тут счастливый, правда? — Норме хотелось верить, что короткая жизнь Стюарта не была начисто лишена нечаянных моментов счастья.

Джеймс подумал: «Наверное, под кайфом, пот и расплылся», но промолчал, а Норма перевернула страницу и показала снимок Стюарта и Джека — в саду, позади их дома номер десять. Оба оседлали блестящие гоночные велосипеды «Рейли». Велосипеды смотрелись лучше мальчишек, которые устало улыбались и камеру.

— С этими великами вышла куча неприятностей. Джек никак не хотел ездить на своем, когда узнал, что Трев, супружник мой покойный, спер их с витрины «Хэлфордс». Трев так разобиделся: он же старался, искал нужный резак, отключал сигнализацию в магазине. Вот думают, что преступники все чокнутые, а это неправда. Надо все планировать, все предусмотреть. Ведь мы обещали ребятам велики на Рождество, а Трев мне позвонил в самый сочельник и говорит, что у него в фургоне две гоночные машины.

Джеймс вскинул руки и вольготно потянулся, чувствуя, как тело расслабляется на мягких диванных подушках. Наконец-то он нашел место, где чувствовал себя в безопасности. Он среди своих.

— Норма, а вы не знаете кого-нибудь, кто сдает комнату?

Норма погладила лицо Стюарта на снимке. При жизни он очень не любил, когда его трогали. Многие драки Стюарт затевал лишь из-за того, что его кто-нибудь нечаянно касался.

— А это ты ищешь комнату? — спросила Норма.

— Ну да. Маму вчера отвезли в богадельню. — Джеймс скроил сиротскую физиономию и смахнул притворную слезу. — Не могу я один в том доме, Норма.

Норма резко сказала:

— Ты же говорил, что мама умерла.

Джеймс инсценировал плач, вспомнив, как его собака, Шеба, попала под молочную цистерну. Слезы получились горючими.

Норму встревожило столь неприкрытое проявление чувств. Через минуту она положила руку ему на плечо и сказала:

— Ну так померла твоя мама или жива? Джеймс зарыдал в голос.

— Родная умерла, а приемная помирает.

— А что у ней? — спросила Норма; она была знатоком смертельных заболеваний.

Джеймс вынул из кармана аккуратно сложенный квадратик бумажной салфетки и вытер глаза.

— Рак печени.

Норма заметила, что его длинные черные ресницы намокли и слиплись.

— А побочные есть? — спросила она.

— Ага, масса, — всхлипнул Джеймс. Он был парень с воображением и явственно видел свою несуществующую приемную мать на белой больничной койке. Она смахивала на умирающую Эвиту в исполнении Мадонны.

— Можешь пока ко мне переехать, если хочешь, — предложила Норма. — Поживешь в комнате с осликами.

Джеймс сказал:

— Я иногда травку покуриваю, Норма. От артрита помогает.

Норма, Тревор и Стюарт частенько забивали косячки, когда Джек отлучался из-за своих скучных хобби — фотография и бальные танцы. Свои счастливейшие минуты она пережила, ловя тихий кайф с мужем и старшим сыном. Такое редкое чувство семьи. Норме ужасно нравилось, когда перед возвращением Джека они втроем метались по дому, открывали окна и поливали все вокруг освежителем воздуха.

Норма перевернула страницу альбома, и Джеймс открыл рот. С фотографии ухмылялось большое симпатичное лицо бывшего президента Билла Клинтона. На заднем фоне маячила дверь дома Номер Десять по Даунинг-стрит, а рядом с ней — полицейский в рубашке, пуленепробиваемом жилете и шлеме.

Норма указала на полицейского и неловко призналась:

— Скажу тебе правду: это наш Джек, ты с ним знаком. Пускай он и полицейский, а все равно я его люблю.

Преодолев шок, Джеймс пробормотал:

— Никто не может решать за детей, Норма. Птичья трель из кухни напомнила Норме, что пора кормить Питера. Она встала и зашаркала из комнаты, оставив Джеймса изучать фотографии Джека Шпрота в компании Нельсона Манделы, Бобби Чарльтона, Лайама Галлахера[32], Дэвида Бэкхема с его шикарной Викторией и еще каких-то стариканов, чьи лица он где-то видел, но имен припомнить не мог.

Насыпая «Трилл» Питеру в кормушку, Норма слышала, как Джеймс быстро что-то говорит по сотовому.

— У нас жилец, Пит, — поделилась она. — Ноги у него молодые, будет нам помогать, присмотрит за нами.

Джеймс крикнул из комнаты:

— Норма, а ничего, если ко мне тут друганы подойдут?

Норма спросила Питера:

— Как думаешь, Пит, разрешить?

Но Пит, похоже, не слушал, поэтому Норма в ответ крикнула:

— Ладно, валяй.

Она поднялась наверх сбросить тапки и надеть туфли на каблуке, Давно уже у нее не собиралось общество.

Тетка Джека, Мэрилин, сказала ему за неделю до того, как умерла в больнице:

— Одно я о тебе знаю, Джек, ты редиска.

И правда, редиску в семье частенько упоминали. На рождественских вечеринках Мэрилин кричала: «Берегись Джека, редиска рядом!» или «У меня тут для Джека редиска, зовите его».

Но были и другие женщины, в том числе и полицейские, знавшие Джека Шпрота не как любителя редиски, а как любовника.

Джек изучил искусство эротики и психологию женщин так же тщательно, как любой предмет интересной ему сферы. Вооружившись картой женских гениталий, он штудировал ее, пока не научился нащупывать путь вслепую. Его постоянно удивляло, что он разбирается в женском организме лучше самих женщин.

Для него было аксиомой, что большинство женщин не умеют обращаться с пенисом и либо смотрят на него как на торпеду, которая вот-вот взорвется,

либо хватают так, словно это старый рычаг коробки передач и его можно беспрепятственно крутить в любую сторону.

Женщины в основном вспоминали Джека с удовольствием, потому что ему нравились и они сами, и их тела, а кроме того, он всегда говорил правду: он никого не способен полюбить, это какое-то генетическое нарушение и ничего он с этим поделать не может, по крайней мере, пока паука не придумает что-нибудь, чтобы спасти его от существования без любви.

Джек с премьер-министром стояли в темном неподвижном вагоне Северной линии метро. Премьер-министр ненавидел темноту. Однажды один шахтер в робе с иголочки и блестящем шлеме показывал ему старинную шахту. Когда они достигли самого глубокого забоя и скрючились, глядя на угольный разрез через защитное стекло, погас свет. Тогда в анонимной темноте премьер-министр завизжал как девчонка. Старый шахтер засмеялся и сказал:

— Это что тут за детка темноты боится?

Премьер-министру не хватило смелости в чисто мужской компании признаться, что детка — это он. Не станешь ведь объяснять, что ни разу не спал в полной темноте — с той самой ночи, когда похоронили маму.

Премьер-министр и остальные члены группы тогда скорчились, ожидая, пока под землю спустят аварийный генератор.

Теперь же он замер, ухватившись за петлю, свисавшую с потолка вагона, и по чашечкам соблазнительного и вызывающего бюстгальтера его жены струился пот. Какой-то сумасшедший принялся орать про сэра Клиффа Ричарда, мол, тот сманил Хэнка Марвина в секту свидетелей Иеговы.

Дальше по вагону мужчина с образованным произношением сказал:

— В последний бля раз еду этой сраной долбаной Северной линией. Лучше на карачках потащусь в этот сраный Кэмден-таун на хер.

Полный слез женский голос попросил:

— Родди, ну пожалуйста, давай переедем за город. Медленно текли минуты, и среди незнакомцев неуверенно завязывались беседы. Сумасшедший обратился к вагону и сообщил всем, что Дэвид Бэкхем — новый Мессия, а Джереми Паксман[33] — Антихрист.

Система громкой связи издала высокий свист, и голос с южно-лондонским акцептом лаконично объявил: