Виктория Холт - Королева-распутница

• Название: Королева-распутница
• Автор: Виктория Холт
• Издательство: Книжное издательство
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996

Имя Виктории Хольт стало популярным буквально в считанные дни, когда одна за другой появились книги этой известной во многих странах английской писательницы, издававшей также романы под псевдонимами Филиппа Карр, Джейн Плейди. «Мадам Змея». «Отравительница» и «Королева-распутница» (трилогия) — романы не столько исторические, сколько любовные. Хотя запоминаются точностью деталей, характеров, описанием быта и семейных отношений. И, конечно, образом главной героини Катрин, Екатерины Медичи, итальянки, ставшей французской королевой, страстно жаждущей любви короля Генриха, власти и… смерти соперницы Дианы де Пуатье. Исторический роман-трилогия («Мадам Змея», «Отравительница», «Королева-распутница») — один из самих интересных среди принадлежащих перу замечательной английской писательницы Викторин Хольт, и его жанр можно определить как любовно-приключенческий. Неуемная жажда власти, стремление править страной, руководя действиями своих детей, коварство королевы-матери, Екатерины Медичи, стали причиной многих загадочных и страшных преступлений во Франции во второй половине XVI века.

---

Появившийся в комнате сын Катрин — Генрих — прервал ее размышления. Он вошел без предупреждения, забыв об этикете. Он был единственным человеком при дворе, который смел поступать так.

Подняв голову, Катрин улыбнулась. Нежное выражение выглядело на ее лице странно. Выпученные глаза женщины смягчились, бледная кожа порозовела. Генрих был ее любимым сыном; каждый раз, глядя на него, она сожалела о том, что он не стал ее первенцем; она желала забрать корону у его брата и положить ее на эту красивую голову.

Она любила своего мужа Генриха в течение долгих лет, когда он пренебрегал ею, и назвала этого сына в честь короля. При крещении Генрих получил другое имя — Эдуард Александр. Но он стал ее Генрихом; Катрин верила, что он станет Генрихом Третьим Французским.

Франциск, ее первенец, умер; когда это случилось, Катрин очень хотелось, чтобы корона перешла к Генриху, а не безумному десятилетнему Карлу. Особенно сильно ее раздражал тот факт, что братьев разделял всего один год. Почему, часто спрашивала себя Катрин, она не родила Генриха тем июньским днем 1550 года! Тогда она избежала бы многих волнений.

— Мой дорогой, — сказала она, взяв Генриха за руку — одну из самых красивых во Франции и весьма похожую на ее собственную — и поцеловав ее. Она ощутила аромат мускуса и фиалковой пудры, который он принес с собой в комнату. Он казался самым красивым созданием, какое ей доводилось видеть; из-под его расстегнутого экстравагантного бархатного камзола выглядывала атласная блуза перламутрового оттенка, края которой были расшиты драгоценными камнями разных цветов. Завитые волосы юноши кокетливо торчали из-под маленькой шапочки, украшенной бриллиантами. Длинные белые пальцы Генриха были унизаны перстнями. В его ушах сверкали бриллианты, на запястьях висели браслеты.

— Подойди сюда, — сказала она, — сядь рядом со мной. У тебя взволнованный вид, мой дорогой. Что тебя беспокоит? Ты выглядишь уставшим. Не утомил ли ты себя, занимаясь любовью с мадемуазель де Шатонёф?

Генрих вяло махнул рукой.

— Нет, дело не в этом.

Она похлопала рукой по его кисти. Катрин радовалась тому, что он наконец завел любовницу; народ ждал от него этого. Женщина не могла влиять на Генриха так, как это делали надушенные и завитые молодые люди, которыми он окружал себя. Рене де Шатонёф не вмешивалась в дела, которые ее не касались. Именно такую женщину хотела видеть возле своего сына Катрин. Однако она была немного обеспокоена любовными радениями Генриха, утомлявшими его; после них истощенный молодой человек проводил день или два в постели, его друзья мужского пола ждали его, завивали ему волосы, угощали во дворце сладостями, декламировали стихи, заставляли его собак и попугаев развлекать принца своими фокусами.

Ее сын был странным молодым человеком. Наполовину Медичи, наполовину Валуа, он был болен душой и телом, как все дети Генриха Второго и Катрин. Они с детства имели мало шансов прожить долго; они расплачивались за грехи дедов — отцов Катрин и Генриха.

Люди находили странным, что Генрих, герцог Анжуйский, проявил себя отважным генералом под Ярнаком и Монтконтуром. Казалось невероятным, что этот томный, женственный щеголь, красивший свое лицо и завивавший волосы, в возрасте двадцати одного года долго отдыхавший в постели после занятий любовью, смог одержать победу в сражении над Луи де Бурбоном, принцем Конде. А Катрин, будучи peaлисткой, говорила себе, что под Ярнаком и Монтконтуром Генрих командовал превосходной армией и располагал великолепными советниками. Как и все ее сыновья, он рано созрел и быстро начал стареть. В двадцать один год он уже был не тем, что в семнадцать. Его остроумие всегда останется при нем; он не утратит художественного вкуса; но любовь к удовольствиям, порой извращенным, которым он постоянно предавался, отнимали у него силы. Сейчас перед Катрин стоял отнюдь не мужественный полководец. Губы Генриха были печально изогнуты; Катрин показалось, что она знает причину этого.

— Тебе не следует беспокоиться из-за беременности королевы, сын мой, — сказала королева-мать. — Ребенок Карла не выживет.

— Прежде ты говорила, что у него никогда не будет сына.

— Пока что он его не имеет. Нам неизвестен пол ребенка.

— Какое это имеет значение? Если родится девочка, они смогут завести других детей.

Катрин поиграла браслетом из разноцветных камней, на которых были выгравированы таинственные знаки: замок браслета был сделан из частей человеческого черепа. Это украшение внушало страх всем видевшим его — этого и добивалась Катрин. Оно было изготовлено ее магами; она верила, что вещица обладает волшебными свойствами.

Наблюдая за тем, как пальцы матери теребят браслет, герцог Анжуйский испытал облегчение. Он знал, что мать не позволит никому стать на его пути к трону. Однако он считал, что она поступила легкомысленно, разрешив Карлу жениться. Он собирался сказать ей об этом.

— Они не будут жить, — заявила Катрин.

— Ты уверена в этом, мама?

Она, казалось, сосредоточенно разглядывала браслет.

— Они не будут жить, — повторила королева-мать. — Мой сын, скоро ты наденешь корону Франции. Я убеждена в этом. Когда это произойдет, ты не забудешь о том, кто помог тебе сесть на трон, мой дорогой?

— Никогда, мама, — сказал Генрих. — Но есть еще известие из Польши.

— Я бы хотела, чтобы ты как можно скорее стал королем.

— Королем Польши?

Она обняла сына.

— Франции и Польши. Став королем одной Польши, ты был бы вынужден уехать в эту страну варваров. Я бы не пережила этого.

— Именно этого желает мой брат.

— Я никогда не отпущу тебя от меня.

— Посмотрим правде в глаза, мама. Карл меня ненавидит.

— Он ревнует тебя, потому что ты был бы гораздо лучшим королем Франции, чем он.

— Он ненавидит меня, потому что знает, что я — твой самый любимый сын. Он хотел бы изгнать меня из страны. Он всегда был моим врагом.

— Бедный Карл безумен и болен. Мы не вправе ждать от него разумного поведения.

— Да. Чудесная ситуация. Сумасшедший король на французском троне.

— Но у него много помощников.

Они рассмеялись; потом Генрих стал серьезным.

— И все же — вдруг у него родится сын?

— Дитя не может оказаться здоровым. Поверь мне, тебе не следует бояться болезненного отпрыска короля.

— А если Карл потребует, чтобы я сел на польский трон?

— Он еще не освободился.

— Но королева мертва, а король серьезно болен. Мой брат и его друзья рассержены моим отказом жениться на королеве Англии. Что, если они станут настаивать на том, чтобы я принял польскую корону?

— Мы должны добиться того, чтобы ты остался во Франции. Я бы не вынесла разлуки с тобой. Ты веришь, что это не может произойти вопреки моей воле?

— Мадам, я знаю, что этой страной правите вы.

— Тогда ничего не бойся.

— Однако мой брат становится опасен. Мама, прости меня за то, что я позволю себе заметить следующее — окружение Карла усиливает свое влияние на него.

— С этими людьми можно справиться.

— Они представляют для нас угрозу. Ты помнишь реакцию Карла на смерть королевы Наваррской.

Катрин помнила это превосходно. Король, как и многие французы, подозревал, что мать приложила руку к гибели Жанны Наваррской, тем не менее он приказал произвести вскрытие. Если бы яд был обнаружен, казнь флорентийца Рене, личного помощника королевы-матери, стала бы неизбежной. Карл считал мать соучастницей преступления, не испугался ее возможного разоблачения. Она не простит сыну такого предательства.

— Нам известно, кто ответственен за его поведение, — сказала Катрин. — Причину можно устранить.

— Колиньи слишком силен, — возразил герцог Анжуйский. — Как долго он останется таким? Как долго ты еще будешь позволять ему настраивать Карла против тебя… против нас?

Она промолчала, но улыбка Катрин успокоила Генриха.

— Он едет ко двору, — сказал он. — На сей раз он не должен покинуть его.

— Я думаю, что на сей раз, когда Колиньи прибудет сюда, влюбленность Карла в него ослабнет, — медленно произнесла Катрин. — Ты говоришь о влиянии адмирала на короля, но не забывай о том, что в трудную минуту Карл всегда вспоминает обо мне.

— Так было прежде. А сейчас?

— Колиньи весьма умен. Его праведность, суровая набожность действовали на короля. Но это происходило, потому что я недооценила способность короля увлечься своим другом гугенотом. Теперь, когда я увидела силу этого человека и глупость Карла, я знаю, как мне действовать. Сейчас я отправлюсь к Карлу. Когда я уйду от него, он будет относиться с меньшим доверием к своему драгоценному другу Колиньи. Думаю что адмирала ждет холодный прием в Париже.

— Я пойду с тобой и добавлю мой голос к твоему.

— Нет, мой дорогой. Помни, что король завидует тебе. Позволь мне сходить к нему одной. Я передам тебе каждое слово нашей беседы.