Уильям Хоуэллс - Возвышение Сайласа Лэфема

• Название: Возвышение Сайласа Лэфема
• Автор: Уильям Хоуэллс
• Издательство: Художественная литература
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1990

---

— Я не хотела выпроваживать вас, — сказала она извиняющимся тоном.

— А я и не ухожу, — сказал он просто. — Я хотел объяснить, объяснить, что это я завожу с ней разговор о вас. Объяснить… Я хотел — мне надо вам что-то сказать; я так часто повторял это про себя, что порой мне казалось, вы должны уже все знать.

Она стояла недвижно, оставив руку в его руке, не спуская с него вопросительного недоуменного взгляда.

— Вы должны все знать — она, наверное, сказала вам… Она, наверное, догадалась… — Пенелопа побелела, но, казалось, справилась с волнением, заставившим всю ее кровь отхлынуть к сердцу.

— Я… я не собирался… я хотел видеть вашего отца… но сейчас я должен сказать… я вас люблю!

Она высвободила руку, которую он держал в своих руках, и гибким движением отстранилась.

— Меня! — Быть может, в глубине души она и ждала этого, но слова его ужаснули ее.

Он снова подошел.

— Да, вас. Кого же еще?

Она отстранила его умоляющим жестом.

— Я думала… я… что это… — Она сжала губы и стояла, глядя на него, а он молчал, удивленный. Потом она сказала, дрожа: — О, что вы натворили!

— Право, — сказал он со смущенной улыбкой, — не знаю. Надеюсь, ничего дурного?

— О, не смейтесь! — воскликнула она, сама истерически засмеявшись. — Если не хотите, чтобы я сочла вас величайшим негодяем.

— Меня? — сказал он. — Объясните, ради бога, о чем вы?

— Вы знаете, что объяснить я не могу. А вы… можете вы… положа руку на сердце сказать… что никогда не думали… что все время думали именно обо мне?

— Да, да! О ком же еще? Я пришел к вашему отцу сообщить, что хочу признаться вам… попросить его… но разве это важно? Вы должны были знать… должны были видеть… только от вас я жду ответа. Сейчас все получилось неожиданно. Я напугал вас. Но если вы меня любите, вы простите меня, ведь я так долго любил вас, прежде чем заговорил.

Она смотрела на него, полураскрыв губы.

— О боже! Что мне делать? Если правда… то, что вы говорите… вы должны уйти! — сказала она. — И больше никогда не приходить. Вы обещаете?

— Конечно, нет, — сказал молодой человек. — Почему я должен обещать то… то… что несправедливо. Я мог бы повиноваться, если бы вы не любили меня…

— Я вас не люблю! Да, да, не люблю! Теперь послушаетесь?

— Нет. Я вам не верю.

— О!

Он снова завладел ее рукой.

— Любовь моя! Единственная моя! Что это за трудности, о которых вы не можете сказать? Вас они не могут касаться. А если они касаются кого угодно другого, мне это совершенно безразлично, что бы это ни было. Я был бы счастлив словом или делом доказать вам, что ничто не может изменить мои чувства к вам.

— О, вы не понимаете!

— Не понимаю. И вы должны мне объяснить.

— Никогда.

— Тогда я дождусь вашей матери и спрошу ее, в чем дело.

— Спросите ее?

— Да! Не думайте, что я отступлюсь от вас, пока не узнаю, почему должен это сделать.

— Вы вынуждаете меня к этому! А если я скажу вам, вы уйдете и ни одна живая душа не узнает того, что вы сказали мне?

— Да, пока вы сами не разрешите.

— Этого не будет никогда. Так вот… — Она остановилась и несколько раз безуспешно пыталась продолжать. — Нет, нет! Я не могу. Вы должны уйти!

— Я не уйду.

— Вы сказали, что любите меня. Если это так, вы уйдете.

Он опустил протянутые к ней руки, а она закрыла лицо руками.

— Хорошо! — сказала она, вдруг обернувшись к нему. — Сядьте. Обещаете ли вы… даете ли слово… не говорить… не пытаться уговаривать меня… не… трогать. Вы не тронете меня?

— Я послушаюсь вас, Пенелопа.

— Вы никогда больше не попытаетесь меня видеть? Как будто я для вас умерла?

— Я сделаю все, как вы хотите. И все же я вас увижу. И не говорите о смерти. Это — начало жизни…

— Нет. Это конец, — сказала девушка своим обычным низковатым, медлительным голосом, который изменил ей, когда она выкрикивала свои бессвязные мольбы. Она тоже села и подняла к нему лицо. — Для меня это конец жизни, потому что теперь я знаю, что с самого начала была предательницей. Вы не знаете, о чем я, и я никогда не смогу вам этого объяснить. Это не моя тайна… чужая. Вы… вы больше не должны сюда приходить. Я не могу сказать, почему, а вы не старайтесь узнать. Обещаете?

— Ваше право запретить мне. Я должен повиноваться.

— Значит, я запрещаю. Но не думайте, что я жестока…

— Как могу я это думать?

— О, как мне трудно!

Кори рассмеялся с каким-то отчаянием.

— Не будет ли вам легче, если я не послушаюсь вас?

— Я знаю, что мои слова безумны. И все же я вовсе не безумна.

— Да, да, — сказал он, страстно желая утешить ее. — Но попытайтесь объяснить, в чем беда. Нет ничего на свете — ни такого бедствия, ни такого горя, — чего бы я с радостью не разделил с вами или взял бы на себя, если это возможно.

— Я знаю! Но этого вы не можете. О боже!

— Любимая! Подождите! Подумайте! Позвольте мне спросить вашу мать… вашего отца…

Она вскрикнула.

— Нет! Если вы это сделаете, вы станете мне ненавистны! Вы…

У входной двери послышался звук поворачиваемого ключа.

— Обещайте! — крикнула Пенелопа.

— Обещаю!

— Прощайте! — Она внезапно обвила руками его шею, прижалась щекой к его щеке и выбежала из комнаты, как раз когда ее отец входил через другую дверь.

Кори, ошеломленный, повернулся к нему.

— Я… я приходил поговорить с вами… об одном деле. Но час уже поздний. Я… я увижу вас завтра.

— Ничего не следует откладывать на завтра, — сказал Лэфем с угрюмостью, явно не относившейся к Кори. Еще шляпы не сняв, он смотрел на молодого человека, и его голубые глаза метали искры, которые, видимо, зажглись по какой-то другой причине.

— Сейчас я, право, не могу, — пролепетал Кори. — Дело отлично подождет до завтра. Доброй ночи, сэр.

— Доброй ночи, — сказал отрывисто Лэфем, провожая его до дверей и запирая их за ним.

— Дьявол, что ли, сегодня во всех вселился? — пробормотал он, возвращаясь в комнату и снимая шляпу. Потом он подошел к лестнице на кухню и крикнул вниз: — Эй, Алиса! Чего-нибудь поесть!

17

— Отчего это девочки перестали выходить к завтраку? — спросил Лэфем у жены на следующее утро за столом. Он уже полтора часа как встал и говорил с суровостью голодного человека. — Я в моем возрасте первый на ногах во всем доме. Каждое утро в четверть седьмого я звоню кухарке; в половине восьмого, по часам, завтрак уже на столе. А я до ухода в контору никого не вижу, кроме тебя.

— Да нет же, Сай, — успокаивающе сказала жена. — Девочки почти всегда выходят. Но молодым труднее рано вставать, чем нам.

— Могут отдохнуть потом. Им больше и делать нечего, — проворчал Лэфем.

— А это уж твоя вина. Не нажил бы столько денег, им бы пришлось работать. — Она посмеялась спартанским требованиям Лэфема и продолжала оправдывать дочерей: — Айрин два дня подряд поздно ложится, а Пенелопа говорит, что нездорова. С чего ты так рассердился на девочек? Может, сам что-нибудь натворил, а теперь стыдно?

— Когда натворю, я тебе скажу, — проворчал Лэфем.

— Не скажешь! — пошутила жена. — Будешь вымещать досаду на нас. Ну, выкладывай, в чем дело?

Лэфем важно хмурился, не поднимая глаз от чашки кофе, и сказал:

— Не знаю, чего тут надо было вчера этому малому.

— Кому?

— Кори. Он был здесь, когда я вернулся, сказал, что приходил ко мне, а сам тут же ушел.

— Где он был?

— В малой гостиной.

— А Пэн там была?

— Я ее не видел.

Миссис Лэфем задумалась, держа руку на сливочнике.

— В самом деле, что ему было нужно? Он сказал, что пришел к тебе?

— Так он сказал.

— А потом не захотел остаться?

— Да.

— Ну так я скажу тебе, в чем дело, Сайлас Лэфем. Он приходил, — она оглянулась и понизила голос, — говорить с тобой насчет Айрин, а потом у него не хватило Духу.

— По-моему, у него хватает духу на все, чего он пожелает, — сказал угрюмо Лэфем. — Знаю только, что он был здесь. Спроси-ка лучше у Пэн, если она наконец выйдет.

— Я ее ждать не стану, — сказала миссис Лэфем; когда муж закрыл за собой входную дверь, она открыла дверь в комнату дочери и быстро вошла.

Девушка сидела у окна одетая, и, казалось, сидела так уже давно. Не вставая, она повернула лицо к матери. Против света оно казалось черным, и на нем не было видно ничего, пока мать, подойдя ближе, не засыпала ее вопросами.

— Ты уже давно так сидишь, Пэн? Почему ты не идешь завтракать? Ты видела мистера Кори, когда он приходил вчера вечером? Да что с тобой? О чем ты плакала?

— Разве я плакала?

— Да! У тебя щеки мокрые!

— А я думала, они пылают. Хорошо, я расскажу тебе, в чем дело. — Она встала и снова упала на стул. — Запри дверь! — сказала она, и мать машинально послушалась. — Я не хочу, чтобы услышала Айрин. Ничего особенного не случилось. Просто мистер Кори сделал мне вчера предложение.

Мать беспомощно смотрела на нее, пожалуй, не столько в изумлении, сколько в ужасе.