Михаил Щербатов - О повреждении нравов в России

• Название: О повреждении нравов в России
• Автор: Михаил Щербатов
• Жанр: История

М. М. Щербатов (1733—1790) – князь Рюрикович (37-е колено от Рюрика), был сыном М. Ю. Щербатова, архангельского губернатора, одного из сподвижников Петра I.

Мемуарный памфлет М. М. Щербатова «О повреждении нравов в России» написан в 1786 г. или 1787 г. Сочинение это, наряду с рядом других, явилось своеобразным итогом многолетней деятельности Щербатова-историка – государственного деятеля, дворянского публициста.

---

Однако воспоследовала коронация, и императрица Анна Иоанновна, не яко самодержавная, но яко подчиненная некиим установлениям, была коронована. Долгорукия и их сообщники несколько успокоились, мня, что сила клятвы, учиненной императрицею при коронации, воздержит ее сделать какую перемену. Тщетная надежда. Императрица после коронации своей не столь стала наблюдаема, а потому о продолжении умыслу возвратить ей самодержавство удобнее известия получала, а Прокопович и Кантемир, сочиня челобитную от всех граждан, наспех множеству недовольных дали ее подписать, и наконец, вдруг в назначенный день, под предводительством князя Черкаского представ на аудиенцию к императрице, подали ей челобитную, по прочтении которой, яко снисходя на желание народное подписанные пункты были принесены, ею самою были разодраны, она самодержавной учинилась, а вскоре несчастие Долгоруких последовало.

Обстоятельствы сии хотя казались бы и несовместны с описанием состояния нравов, однако естли кто прилежно рассмотрит оные, то умоначертание народное и перемены мыслей ясно усмотрит; и так можно сказать, что бываемые перемены в государствах всегда суть соединены с нравами и умоначертанием народным. Воззрим же таперя, как при правлении сея императрицы, наивяще упала твердость в сердцах, и как роскошь наиболее стала вкореняться. А для показания сего надлежит рассмотреть, во-первых, обычаи самой сей императрицы, второе, обычаи ее любимца Бирона, после бывшего герцогом Курляндским, и его могущество, и третие, состояние двора, и какия были сделаны при сей государыни учреждения в рассуждении великолепности оного.

Императрица Анна не имела блистательного разуму, но имела сей здравый рассудок, который тщетной блистательности в разуме предпочтителен; с природы нраву грубого, отчего и с родительницею своею в ссоре находилась, и ею была проклета, как мне известно сие по находящемуся в архиве Петра Великого одному письму от ее матери, ответственному на письмо императрицы Екатерины Алексеевны, чрез которое она прощает дочь свою, сию императрицу Анну. Грубой ее природный обычай не смягчен был ни воспитанием, ни обычаями того века; ибо родилась во время грубости России, а воспитана была и жила тогда, как многие строгости были оказуемы, а сие учинило, что она не щадила крови своих подданных и смертную мучительную казнь без содрагания подписывала, а может статься и еще к тому была побуждаема и любимцем своим Бироном. Не имела жадности к славе, и потому новых узаконеней и учрежденей мало вымышляла, но старалась старое учрежденное в порядке содержать. Довольно для женщины прилежна к делам и любительница была порядку и благоустройства, ничего спешно и без совету искуснейших людей государства не начинала, отчего все ее узаконении суть ясны и основательны. Любила приличное великолепие императорскому сану, но толико, поелику оно сходственно было с благоустройством государства. Не можно оправдать ее в любострастии, ибо подлинно, что бывшей у нее гофмейстером Петр Михайлович Бестужев имел участие в ея милостях, а потом Бирон и явно любимцом ее был; но наконец при старости своих лет является, что она его более яко нужного друга себе имела, нежели как любовника.

Сей любимец ея Бирон, возведенной ею в герцоги Курляндские, при российском же дворе имеющей чин обер-камергера, был человек, рожденный в низком состоянии в Курляндии, и сказывают, что он был берейтор, которая склонность его к лошадям до смерти его сохранялась. Впрочем был человек, одаренный здравым рассудком, но без малейшего просвещения, горд, зол, кровожаждущ, и не примирительный злодей своим неприятелям. Однако касающе до России он никогда не старался во время жизни императрицы Анны что либо в ней приобрести, и хотя в рассуждении Курляндии снабжал ее сокровищами российскими, однако зная, что он там от гордого курляндского дворянства ненавидим и что он инако как сильным защищением России не может сего герцогства удержать, то и той пользы пользам России подчинял. Впрочем был груб, яко свидетельствует единый его поступок, что ездив на малое время к границам Курляндии и нашед мосты худы, отчего и карета его испортилась, призвав сенаторов, сказал, что он их вместо мостовин велит для исправления мостов положить. Сие первого правительства присутствующие, правительство, к которому Петр Великий толикое почтение имел, принуждены были от любимца-чужестранца вытерпеть безмолственно. Толико уже упала твердость в сердцах россиан.

Правление императрицы Анны было строго, а иногда и тираническое. За самые малейшия дела сажали в тайную канцелярию, и в стене соделанные казармы петербургской крепости недовольны были вместить сих несчастных. Казни были частые, яко Долгорукие, быв прежде за тщание их ограничить власть монаршу, были сосланы, а потом за ту же вину из Сибири привезены и переказнены в Шлюссембурхе, а бывшей и не сослан князь Григорей Федорович Долгоруков, назначенный уже в польское посольство, за то что уведано было, что Долгоруковы князь Алексей Григорьевич с сыном и другие сочинили духовную, которой якобы при смерти своей Петр Второй признавал, что имел сообщение с княжною Екатериною Алексеевною и оставлял ее беременну, и сего ради оказывал свое желание возвести ее на престол, духовную сию переписывал, но тогда же силою своих представленей учинил сие безумное сочинение, бесчещущее княжну Долгорукову без всякия пользы, уничтожить, также смертную казнь токмо за переписку претерпел; и учинен был указ, дабы Долгоруких не производить. Было гонение и на род Голицыных: князь Дмитрий Михайлович, человек разумнейший того века, был сослан в ссылку, и напрасное его осуждение довольно видно по самому манифесту его сослания, дети его: князь Сергий Дмитриевич, дабы отдалить его от двора, послан был в Казань в губернаторы, а князь Алексей Дмитриевич, бывшей тогда уже штатским действительным советником, послан нижним офицером в Кизляр. Князь Петр Михайлович Голицын, который и услуги Бирону показал, без всякого суда, из камергеров послан был в Нарым в управители; а наконец Артемий Петрович Волынский, обер-егермейстер, по единой его ссоре и неприязни бироновой был с принуждением им воли самой государыни мучительными пытками пытан и потом казнен. Дело его толь мало доводило его до какого наказания, что мне случилось слышать от самой ныне царствующей императрицы, что она, прочетши его с прилежностию, запечатав, отдала в сенат с надписанием, дабы наследники ея прилежно прочитывали оное и остерегались бы учинить такое неправосудное бесчеловечие. Но можно сказать с единым стихотворцем:

На пышные верхи гром чаще ударяет.

Хотя трепетал весь двор, хотя не было ни единого вельможи, который бы от злобы Бирона не ждал себе несчастия, но народ был порядочно управляем. Не был отягощен налогами, законы издавались ясны, а исполнялись в точности, страшилиса вельможи подать какую причину к несчастию своему, а не быв ими защищаемы, страшились и судьи что неправое сделать, или мздоимству коснуться. Был уставлен кабинет, где без подчинения и без робости един другому каждый мысли свои изъяснял, и осмеливался самой государыне при докладах противуречить, ибо она не имела почти никогда пристрастия то или другое сделать, но искала правды. И так по крайней мере лесть в таковых случаях отогнана была, да можно сказать, и не имела она льстецов из вельможей, ибо просто последуя законам, дела надлежащим порядком шли. Леты же ее и болезни ей не оставляли время что другое предприимать; чины и милости все по совету или лучше сказать по изволению Бирона, герцога Курляндского, истекали; имела она для своего удовольствия несколько женщин, а именно: княгиню Аграфену Александровну Щербатову, к которой, как по веселому ее нраву, так и по другим причинам привязана была; Анну Федоровну Ешкову и Мелгариту Федоровну манахиню, которых еще императрица знала, когда в молодости своей, когда они были при дворе простыми девушками. Любила шутов и дураков, и были при ней князь Никита Федорович Волконской, Балакирев и князь Михайло Голицын, которые иногда и с больными есть шутками ее веселили. Се высший знак деспотичества, что благороднейших родов люди в толь подлую должность были определены. Но вместо ее все вельможи дрожали перед Бироном. Единый взгляд его благороднейших и именитейших людей в трепет приводил, но толь был груб и неприступен, что ниже и лести место давал. Однако были некоторые преданные, то есть граф Остерман, которого он другом почитал и уважал его по делам, принимая от него советы, и князь Александр Борисович Куракин, обершталмейстер, угождал ему лошадьми, яко умной человек льстил ему словами, и яко веселой веселил иногда государыню своими шутками, и часто соделанные им в пьянстве продерзости, к чему он склонен был, ему прощались. Петр Федорович Балк шутками своими веселил государыню и льстил герцогу, но ни в какие дела впущен не был.