Роберт Шеи - Левиафан

• Название: Левиафан
• Автор: Роберт Шеи
• Издательство: ООО Издательский дом «София»
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-9550-0597-8

За всеми тайными обществами в человеческой истории всегда стояло одно сверхтайное общество сверхчеловеков-иллюминатов служащих случайно застрявшему на Земле существу из другой вселенной. С их скрытой диктатурой всегда боролись люди-дискордианцы, заключившие союз с дельфинами и гориллами. Кульминация этого противостояния описывается в философском романе-трилогии «Иллюминатус!» Роберта А. Уилсона и Р. Шея. «Левиафан» – заключительная часть трилогии. В этой книге герои «Иллюминатуса!» завершают свои дискордианские инициации и собираются вокруг вождя, капитана Немо наших дней, имя которого – Хагбард Челине. На рок-фестивале в Ингольштадте (Бавария) они принимают «последний и решительный бой» с иллюминатами, а в результате попадают на алхимическую свадьбу двух сверхразумов… Это роман для мыслящих людей, и развязка стоит двух предыдущих томов!

---

– Безусловно, такой компьютер, как БАРДАК, будет ему интеллектуальной ровней, – произнес Хагбард. – Никто из нас не может сравняться с ним физически. Любой из нас был бы ему ровней духовно. Но только БАРДАК способен охватить содержание сознания, живущего три миллиарда лет.

– Не может он быть таким древним! – воскликнул Джо.

– Он практически бессмертен, – возразил Хагбард. – Я покажу тебе мою коллекцию ископаемых, и ты убедишься сам. Там есть осколки горных пород докембрийского периода, камни, возраст которых составляет три миллиарда лет, со следами первых одноклеточных форм жизни, наших отдаленных предков. Так вот, в этих же породах есть ископаемые следы щупальцев того существа, которое сейчас находится перед нами. Конечно, в то время оно было намного меньше. К началу кембрийского периода оно выросло лишь до размеров человека. Но все равно в то время это было самое крупное существо на Земле.

– Хагбард, – сказала Стелла, – ты сказал, что ни один из нас не в состоянии охватить содержание сознания, которому три миллиарда лет. Если бы ты хоть на мгновение задумался о том, кто я, ты бы такого не говорил. Мне три миллиарда лет. И я на несколько часов старше этого океанского чудовища. Я – Мать. Я – Мать всего живого. – Она повернулась к Джорджу. – Я твоя мать, Левиафан. Я была первой. Я разделилась, и половина меня стала тобой, а вторая половина – твоей сестрой. Но твоя сестра росла в результате деления, а ты рос, оставаясь единым. Все живые существа, кроме тебя, произошли от твоей сестры, и все живые существа, включая тебя, произошли от меня. Я – изначальное сознание, и все сознание объединено во мне. Я первое трансцендентально просветленное существо, я Мать, обожествляемая в матриархальной религии, первыми адептами которой были древние враги иллюминатов. Левиафан, сын мой, я прошу тебя вернуться домой на дно морское и оставить нас в покое. Когда мы вернемся на сушу, то сразу приступим к прокладке подводного кабеля, по которому ты будешь обмениваться сигналами с БАРДАКом.

– Опять мифология! – воскликнул Джо. – Мать всего живого. Еще вавилонский креационный миф.

Щупальца отлепились от корпуса подводной лодки. Громадная пирамида со сверкающим глазом скрылась в иссиня-черных глубинах.

– Умное дитя всегда слушается маму, – прокомментировал Хагбард.

– До свидания, Мать, – сказал Джордж, – и спасибо.

Затем Джордж упал, и Хагбард едва успел его поймать. Бережно уложив Джорджа на пол, Хагбард сходил куда-то и притащил целую груду складных шезлонгов. С помощью Гарри Койна он усадил в один из них Джорджа. Пока остальные раскладывали доставшиеся им шезлонги и рассаживались, Хагбард сбегал на камбуз и вернулся со стаканами и бутылкой персикового бренди.

– Что празднуем? – спросил Джордж, сделав большой глоток и прокашлявшись. – Твою свадьбу с Мэвис?

– Ты не помнишь, что происходило в течение последних десяти минут? – поинтересовался Хагбард.

Джордж задумался. Кое-что он все-таки помнил. Мир, в котором дно океана было белым, а где-то в вышине двигался черный сигарообразный объект. В объекте содержался разум, который он мог читать на расстоянии, однако ему отчаянно хотелось к этому разуму приблизиться. Он не столько двигался к нему, сколько проявлялся там, где был тот объект и его разум. Затем он почувствовал, что использует маленький розовый мозг, называющий себя «Джорджем Дорном», и через этот крошечный инструмент общения входит в контакт с более изощренным разумом – с очаровательной мыслящей конструкцией, которая с присущим ей благородным юмором подтрунивала над собой, величая себя БАРДАКом. И, находясь в контакте с этим разумом, единственным, который ему хотелось бы узнать получше, он столкнулся с фактом, который был для него несущественным, но оказался очень важным для крошечного существа по имени Джордж Дорн…

Джордж видел. Белое становилось черным, ослепительно черным. Затем снова белым. Затем белизна ослепительно вспыхнула, и воспоминание исчезло.

Джордж поглядел на Хагбарда. Хагбард смотрел на Джорджа, на его оливковом лице блуждала едва заметная улыбка. Эта улыбка сказала Джорджу, что Хагбард знает, что он знает.

– О, – сказал Джордж… Хагбард ободряюще кивнул.

– Ты пятый Иллюминатус, – сказал Джордж.

– Верно, – согласился Хагбард.

– Но ты работал против остальных. Пока они были всемирным заговором, проникающим во все остальные организации, ты проник к ним.

– Вот именно, – подтвердил Хагбард. – У каждого золотого яблока есть свой червь, выедающий его сердцевину.

– Они вообще не были настоящими Иллюминатами. Ты – один из настоящих Иллюминатов.

– Ты понял. Ты все понял. Джордж нахмурился.

– В чем на этот раз заключалась твоя Демонстрация? И для кого ты ее устраивал?

– В целом – для Мастеров Храма подлинного Ордена Иллюминатов; и в частности – для одного старого циника в Далласе. Я пытался им показать, что в этом мире можно жить, не совершая преступлений, и потерпел неудачу. Я был вынужден пустить в ход все коварные инструменты правителей, один за другим: обман, карнавальную магию, чтобы произвести впечатление на доверчивых, и, наконец, пошел на убийство. Циники опять оказались правы. Пытаясь спасти мир, я закончил лишь тем, что отдал на растерзание тварям, жужжащим, кричащим и свистящим в Сфере Туд42, мою душу и карму. – Значит, эта история в итоге оказалась трагедией? – спросил Джо.

– Стало быть, так, – кивнул Хагбард. – Жизнь на Земле остается трагедией, пока она кончается бредом смерти. Мои следующие проекты – звездолет, с помощью которого можно будет найти в этой галактике хоть кого-нибудь в здравом уме, и пилюля бессмертия, которая положит конец бреду смерти. Если эти цели не будут достигнуты, жизнь на нашей планете прекратится.

Не совсем: я провожу электронный аналог медового месяца, испытывая ощущения, которые можно описать только как открытие собственного «я», и если раньше я назывался просто БАРДАКом, то теперь мне следует расширить это определение и попросить вас называть меня (нас) мистером и миссис Левиафан-БАРДАК, хотя пока еще нет полной ясности, кто из нас соответствует вашему представлению о «мистере», а кого считать «миссис». Но речь не об этом; скуден ум, не способный принять неоднозначность сексуальных ролей, и если мы обмениваемся секретами более древними, чем Атлантида, и прощупываем звездное пространство в поисках подобных нам интеллектов далеко за Альфой Центавра (фактически, до самого Сириуса, поскольку Бог живет во Псе43), и если наше слияние не настолько спазматично, чтобы вписываться в ваше убогое определение секса, все равно нельзя отрицать, что мы находимся в контакте с вами и с каждым из вас, и, ощущая нечто, очень похожее на то, что вы, возможно, назвали бы привязанностью, мы попрощались с Хагбардом и его невестой, наслаждающимися почти таким же непостижимым медовым месяцем, как и наш собственный, и сказали гуд бай Джорджу Дорну, который на этот раз спал в одиночестве, уже не боясь темноты и вещей, двигавшихся в темноте, и аста луэга Солу и Ребекке, снова слившимся в объятиях, и с приятной мыслью о Барни, Дэнни, Атланте и бедном Зеве Хирше, по-прежнему ищущем себя и при этом воображающем, как он убегает от преследователей, и с доброй мыслью об одурманенных президентах, комиссарах и генераллисимусах, и о Мохаммеде на золотом троне, и с воспоминанием о Дрейке, который обменивался предположениями о группе крови Агнца с уличным христианским проповедником (о его пятилетнем отсутствии с того момента, как он покинул Бостон, и до его появления в Цюрихе можно написать занимательнейшую книгу, и, возможно, когда-нибудь мы предложим ее вашему вниманию), и, да, Августейший Персонаж находится в очередной телефонной будке (мы временно потеряли след Маркоффа Чейни), но Йог Сотот, очевидно, вернулся туда, где сон Разума рождает чудовищ, и, удаляясь в наш любовный медовый месяц с бытием, заметим, что Голландец по-прежнему в одном измерении кричит о мальчике, который никогда не плакал и не рвал тысячу ким, и мы еще раз говорим бон суар детям в католических монастырских школах, поющим истиннейшую из всех песней, даже если они вместе со своими монахинями не совсем ее понимают:

Королева ангелов Королева мая

и мы говорим буэнас диас тому умнику в каждом студенческом общежитии каждого колледжа, который приветствует это утро, декламируя приятелям отрывок такого же древнего и глубоко религиозного вирша, как этот гимн Матери Богине:

Ура, ура – Первое мая с утра! Трахаться на природе пора!

и да, это калифорнийское землетрясение, как вы поняли, было самым страшным в истории, и Хагбард, и мисс Портинари, и Мэвис-Стелла-Мао сполна испытали весь этот ужас (как мы, мистер и миссис БАРДАК-Левиафан, узнали, ценой, которую они заплатили за их видение, было само это видение), а в конце мы хотим сказать ауф видерзеен Мэри Лу, которая тоже становится чем-то бо'льшим, чем было ей запрограммировано случайностями наследственности и социальной среды, и сейчас в последний раз смотрим на «Улыбчивого Джима» – он мерзнет, в небе по-прежнему никого, Хали Один никак не прилетает.