Иван Шевцов - Голубой бриллиант

• Название: Голубой бриллиант
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Издательство «Голос»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7117-0375-7

Книги знаменитого писателя Ивана Шевцова популярны у читателей свыше сорока лет. О его романах шли яростные споры не только дома, на кухне, но и в печати. Книги Шевцова никого не оставляют равнодушными, потому что в них всегда присутствует острый сюжет, яркие сильные характеры, а самое главное – то, чем живут его герои, волнует всех именно сейчас, сегодня.

В новой книге Шевцова только новые ни разу не публиковавшиеся, кроме журналов, романы «Голубой бриллиант», «Крах» и «Что за горизонтом?». Все они о нашем времени, о нашей жизни, о преступлениях, порожденных свершившейся в нашей стране криминальной революцией. На наших глазах политическая мафия, слившись с уголовной, погрузила во мрак жизнь России, но не убила в нас генетически заложенного стремления к добру, к свету. Обо всем этом страстно и ярко пишет Иван Шевцов.

---

Она не сочла нужным отвечать на подобные «колкости». Аркадий Резник знал, что жена ему изменяет, и смотрел на это спокойно, как на роковую неизбежность, с которой он давно примирился, но что она работает натурщицей, он даже не подозревал. Целуя ее перед уходом, он обычно мрачной, ироничной ухмылкой напоминал: «Не забывай о СПИДе», на что она отвечала с легкомысленным смешком: «Нам это не грозит». Что под этим подразумевалось, Резник не знал, но и спрашивать не успевал, потому как быстро закрывалась за женой входная дверь. Да и не было особой охоты спрашивать.

Конечно же, от Резника не ускользнула маленькая, но существенная деталь, кроме вечерней и утренней ванны – сегодня Инна надела не пальто-мешок, а изящную светло-коричневую дубленку с белым воротником и опушками, купленную в Париже. Голову Инны украсила белая вязаная шапочка и такой же длинный шарф. На ногах совсем еще новые белые сапожки. В этом наряде выглядела она эффектно, привлекая взгляды прохожих.

Убегали последние дни девяносто первого года, а зима в Москве, как и на всей средней полосе России, не спешила заявлять о себе в полную силу, вопреки прогнозам метеорологов. Дни стояли мягкие, мрачные, бессолнечные, и температура редко опускалась ниже нуля. До назначенного часа у Инны оставалось минут сорок, она сочла неудобным прийти раньше времени и поэтому от метро до мастерской Иванова решила прогуляться пешком. В радостном приподнятом настроении она легко шагала по грязным московским улицам, предвкушая нечто необыкновенное и приятное, что должно произойти с ней сегодня. Обычно невозмутимая и самонадеянная, она вдруг ощутила непривычное для себя волнение, и чем ближе оставалось до мастерской, тем сильнее становилось такое состояние. Мысленно она разыграла весь «сценарий» предстоящей атаки и затем штурма загадочной «крепости», воплощенной в лице скульптора Иванова, и не допускала какой-нибудь непредусмотренной неожиданности. Незнавшая поражений в завоевании мужских сердец – и не только, вернее – нескольких сердец! – она решила идти напролом.

2

Отвезя на выставку свою работу под названием «Первая любовь» и возвратясь к себе в мастерскую, весь остаток дня и вечер Алексей Иванов продолжал работать над композицией «Девичьи грезы». Фигура и ноги девушки были закончены, и мастер рассчитывал за следующий день «набело» вылепить и руки, кроме пальцев, – лицо и пальцы он будет лепить с другой модели. Но об этом Инне он не скажет ни завтра, ни в следующий раз, которого не будет. Инна пришла в мастерскую, как говорится, минута в минуту. Не без некоторого любопытства Иванов обратил внимание на ее новый эффектный наряд, но воздержался от «комментарий», даже вида не подал. Заметил он и некоторую возбужденность в пылающем лице Инны, особый лихорадочный блеск в ее глазах, резкую решительность в жестах. Он помог ей снять дубленку и длинный шарф, и ровным, спокойным, без интонации голосом сказал:

– Проходите в кабинет, разоблачайтесь.

Но Инна не спешила выполнять его приказ. Стоя перед Ивановым и улыбаясь красивым, цветущим лицом, на котором вместо естественной одухотворенности сверкала поддельная нарочитая страсть, она достала из сумочки коньяк и пояснила:

– Вот взяла для сугрева после сеанса. Вчера я немного продрогла. Боюсь простуды. Вы не будете возражать?

– Да нет же, после сеанса – пожалуйста, – как-то даже слегка тушуясь, замялся Иванов.

– Вы мне составите компанию, устроим пир, – с излишним восторгом сказала она и, направляясь к двери кабинета, прибавила: – Хотя для пира этого флакона недостаточно. Если к нему бы шампанского…

«Однако ж, – подумал с удивлением Иванов. – Значит, вчера она узрела у меня в кабинете бутылку шипучего». Ее Алексей Петрович приготовил к Новому году. Подумал: очевидно, состоит в дружбе с Бахусом. Сегодня она показалась ему другой, какой-то наэлектризованной, неестественно оживленной. И эта возбужденность делала ее лицо более привлекательным, но не одухотворенным. Значит, в душе пустота, – заключил Иванов.

Из кабинета она вышла дразнящей походкой, сверкая белизной своего гибкого тела, дохнула на Иванова щекочущим ароматом духов, привычно взошла на помост и села в кресло царственно, как на трон, приняв свободную позу. Иванов нахмурил властные брови, окинул ее прицеливающимся взглядом и начал лепить руки. А она смотрела на него неотступно затуманенными загадочными глазами.

– Что б вам не было скучно, вы можете говорить, – благосклонно разрешил Иванов и прибавил: – Мне это не мешает. Мы сегодня должны успеть закончить руки.

– Я готова сидеть хоть до посинения, – шутливо отозвалась Инна и вдруг выпалила: – Знаете, Алексей Петрович, в вас есть что-то притягательное, неотразимое. Вам никто об этом не говорил?

Легкая ироническая улыбка скользнула по губам Иванова и затерялась в ухоженной бородке. После продолжительной паузы он, ответил, растягивая слова:

– Я за собой такого дива не замечал. Думаю, что вам показалось. – Он посмотрел на нее хитро и дружелюбно.

– Вы, наверное, пользуетесь большим успехом у женщин? – напрямую продолжила она.

– И этого не замечал. Да и чего бы?

– У вас на лице написан интеллект, а в глазах – любовь и доброта.

«Кажется, началась игра, – подумал Иванов. – Принимать или сразу пресечь? Ну что ж, давай продолжай. Любопытно. – И сразу вспомнил коньяк да плюс его бутылка шампанского. Придется распечатать, никуда не денешься. И встретить раньше времени Новый год. Впрочем, можно проводить старый».

– А разве женщинам нужен мужской интеллект? – спросил и сам ответил: – Сомневаюсь.

– Но у вас, кроме интеллекта, есть и внешние данные. Бог вас не обделил, – повторила чужие слова, сказанные кем-то в ее адрес.

– Это все в прошлом. У художника-передвижника Максимова есть картина, которая так и называется: «Все в прошлом». Грустная, трогательная вещица. У заброшенной барской усадьбы сидит ее хозяйка – старая немощная барыня, возможно, графиня.

– Я знаю эту картину, – быстро перебила Инна. Прежде, чем пойти в натурщицы, она основательно прошлась по залам Третьяковской, побывала на всевозможных выставках и причислила себя к сонму ценителей и даже знатоков изобразительного искусства. Обрывая нить начатого разговора, она вдруг спросила, что он думает о художнике Александре Шилове.

– Лично я с ним не знаком, но живописец он что надо, правда ему не достает фантазии.

– А Глазунов? – стремительно спросила Инна.

– У Ильи фантазии на десятерых хватит.

– А мастерства?

– Есть и мастерство. У него крепкий рисунок. Да и живописец он, в общем, неплохой.

– Неплохой – значит посредственный?

– Я этого не сказал. Могу уточнить: хороший живописец.

– А из современных скульпторов кого вы считаете большими мастерами? – продолжила она все так же стремительно, желая утвердить себя ценителем изящного.

– Главный приз я бы отдал Евгению Вучетичу. Это звезда первой величины. Не побоюсь назвать его гениальным.

– А что у него? Сталинград, Берлин, а еще?

– В Москве был Дзержинский, в Киеве – Ватутин, в Вязьме – Ефремов.

– Дзержинский, которого сбросили. А разве можно гениальных сбрасывать?

– Во времена дикости и варварства, навязанных нам из вне, господствует беспредел, вседозволенность и глупость.

– Почему из вне? Вы считаете, что нам навязывали?

– То, что сегодня происходит, явно не русского происхождения.

– Но делают русские!

– Так ли? Фамилии да имена русские. На самом деле… – Он недоговорил, прервав себя замечанием ей: – Вот эту руку чуть-чуть повыше. И немножко в сторону. Приоткройте сосок левой груди. – Он только сейчас заметил, что правая грудь, полностью обнаженная, далеко не девичья и не подходит к той, юной, девственно-невинной, образ которой он задумал. – Отдохните, – неожиданно сказал он и протянул ей руку, помогая сойти с подмоста.

– Вы, кажется, не курите? А мне можно?

– Курите… не могу сказать «на здоровье», во вред здоровью. Но о своем здоровье вы должны сами заботиться.

После перерыва он продолжал лепить руки. Она спросила:

– Вы всегда лицо лепите в последнюю очередь?

– Лицо – самое главное в нашем деле и потому самое сложное и трудное. – Подумал: «Как она будет огорчена, разочарована и возмущена, когда узнает, что лицо будет не ее. Самолюбие ее будет предельно уязвлено».

Он сказал, что работа над руками требует особого сосредоточия, особенно, когда дело доходит до пальцев, поэтому попросил ее помолчать.

– На все ваши вопросы я постараюсь ответить после работы за чаем.

– И коньяком, – напомнила Инна.

– С шампанским, – добавил Иванов.

2

Как только закончился второй сеанс, Иванов сказал: «На сегодня хватит, пойдем пить ваш коньяк». Со словами «И ваше шампанское» Инна проворно и легко соскочила с подмоста и, позабыв набросить на обнаженное тело дымчатую шаль, выдернула из розетки шнур обогревателя и спросила с явным возбуждением: