Вальтер Скотт - Кенилворт

• Название: Кенилворт
• Автор: Вальтер Скотт
• Жанр: Исторические приключения

---

Росою ночь траву покрыла…

Луна сияньем с облаков

И стены замка серебрила

И кроны темные дубов.

Все смолкло в рощах и в долине,

И воцарилась тишина…

И лишь несчастная графиня

Вздыхала в башне у окна:

«О Лестер, вспомни на мгновенье

Все клятвы, данные тобой!

Ужель навеки заточенье

Мне предназначено судьбой?

Сюда верхом, покрытый пылью,

Ты не спешишь уже давно…

И я жива или в могиле -

Тебе отныне все равно.

Где годы жизни незабвенной

И счастье жить с родным отцом?

Муж не терзал меня изменой,

Страх не давил меня свинцом.

С зарей румяной я вставала,

Цветка и птицы веселей,

Как жаворонок, распевала

Весь день в тиши родных полей.

Да, я равняться красотою

С придворной дамой не должна!

Зачем же, граф, была тобою

Из дому я увезена?

Ты уверял, что я прекрасна,

Когда просил моей руки,

Ты плод сорвал рукою властной,

Кругом осыпав лепестки.

Лишилась роза аромата,

И блекнет лилии наряд…

Но тот, кто славил их когда-то,

Один лишь в этом виноват.

Я вижу с болью, как презренье

Любви даровано в ответ:

Вот красоты уничтоженье,

Вот смерть цветка под вихрем бед!

Прелестны дам придворных лица,

Там царство высшей Красоты…

И с нею не дерзнут сравниться

Востока пышные цветы.

Зачем же бросил, граф мятежный,

Ты царство лилий, царство роз,

Чтоб отыскать подснежник нежный,

Который в тихом поле рос?

В глуши деревни я б затмила

Своей красой любой цветок,

Меня б назвал навеки милой

Плененный мною пастушок.

О Лестер, упрекать я вправе!

Не блеск красы тебя прельстил,

А золотой венец тщеславья

Блеснул — и ты меня забыл!

Зачем же ты, едва влюбился

(Какой тебе и мне урок!),

На сельской девушке женился?

Ты в жены взять принцессу мог!

Зачем ты мною восхищался,

Любуясь смятым лепестком?

Зачем на миг любви предался

И навсегда забыл потом?

Проходят поселянки рядом

И мне, склоняясь, шлют привет…

Завидуя моим нарядам,

Они моих не знают бед.

Их счастью нет конца и края,

А я блаженства лишена,

Они смеются — я вздыхаю,

Их жребий скромен — я знатна!

Но выпал мне удел ужасный!..

Как стонет сердце от обид!

Я как цветок, что в день ненастный

Дыханьем ветер леденит.

Жестокий граф! В уединенье

И то нарушен мой покой…

От слуг твоих терплю гоненья,

Они глумятся надо мной.

Вчера под вечер зазвонили

В часовне вдруг колокола,

И взгляды слуг мне говорили:

«Графиня, смерть твоя пришла!»

Крестьяне мирно засыпают,

А я не сплю в тиши ночей…

Никто меня не утешает,

Один лишь разве соловей.

В оцепененье я застыла…

Опять звучат колокола,

Как бы пророча мне уныло:

«Графиня, смерть твоя пришла!»«

Так в замке Камнор-холл страдала

Графиня — жертва бед и зла…

Она томилась, и вздыхала,

И слезы горькие лила.

Забрезжило зари мерцанье

На замка сумрачных зубцах…

Раздались вопли и стенанья,

И в них звучал смертельный страх.

И трижды скорбный звон пролился

Над сумраком окрестных сел,

И трижды ворон проносился

Над мрачной башней Камнор-холл.

Завыли псы по всей долине,

И дуб зеленый зашуршал,

И в замке никогда отныне

Никто графини не видал.

Пиры да балы прекратились,

Их блеск в забвенье отошел

С тех пор, как духи поселились

В пустынном замке Камнор-холл,

И замок девушки минуют,

Где каждый камень мхом зацвел,

Они теперь уж не танцуют,

Как раньше, в рощах Камнор-холл.

И путник, проходя, вздыхает:

Удел графини был тяжел!

И он печальный взор бросает

На башни замка Камнор-холл!

Глава 1

Я содержу гостиницу и знаю,

Как надо мне вести дела, клянусь!

Гостей веселых в плуг впрягать я должен,

Лихих ребят за урожаем слать;

Иль стука цепа не слыхать мне!

«Новая гостиница»

У повествователя есть все основания начинать свой рассказ с описания гостиницы, где свободно сходятся все путешественники и где характер и настроение каждого раскрываются без всяких церемоний и стеснений. Это особенно удобно, если действие происходит в дни старой веселой Англии, когда гости были, так сказать, не только жильцами, но сотрапезниками и собутыльниками — временными сотоварищами хозяина гостиницы, который обычно отличался свободным обращением, привлекательной наружностью и добродушием. Под его покровительством вся компания объединялась, как бы разнохарактерны ни были ее участники, и редко случалось, чтобы, осушая» бочонок в шесть пинт, они не отбрасывали прочь всякую сдержанность, относясь друг к другу и к хозяину с непринужденностью старых знакомых.

Деревня Камнор, в трех или четырех милях от Оксфорда, на восемнадцатом году царствования королевы Елизаветы славилась превосходной гостиницей в старом вкусе, где хозяйничал или, скорее, властвовал, Джайлс Гозлинг, человек приятной наружности, с несколько округленным брюшком. Ему было уже за пятьдесят, в счетах своих он был скромен, в платежах исправен и был обладателем погреба с отличными винами, острого языка и хорошенькой дочки. Со времен старого Гарри Бэйли из харчевни Табард в Саутуорке никто еще не превзошел Джайлса Гозлинга в умении угождать любым гостям. И столь велика была его слава, что побывать в Камноре и не осушить кубок вина в славном «Черном медведе» — значило бы остаться совершенно равнодушным к своей репутации путешественника. Это было равносильно тому, как если бы деревенский парень побывал в Лондоне и вернулся оттуда, не повидав ее величество королеву. Жители Камнора гордились своим хозяином гостиницы, а хозяин был горд своим домом, своим вином, своей дочкой и самим собой.

Во дворе такой гостиницы, именовавшей этого честного человека своим хозяином, и спешился однажды поздно вечером некий путешественник. Он вручил конюху свою лошадь, видимо проделавшую долгий путь, и задал несколько вопросов, вызвавших нижеследующий диалог между служителями славного «Черного медведя»:

— Эй, буфетчик Джон!

— Я тут как тут, конюх Уил, — ответил человек со втулкой, появившись в широкой куртке, холщовых штанах и зеленом переднике из двери, ведущей, по-видимому, в наружный погреб.

— Вот джентльмен спрашивает, есть ли у тебя добрый эль, — продолжал конюх.

— Пропади я пропадом, если нет, — ответствовал буфетчик. — Ведь между нами и Оксфордом всего четыре мили. Ей-ей, если бы мой эль не шарахал по головам студентов, они разом шарахнули бы меня по башке оловянной кружкой.

— Это называется у вас оксфордской логикой? — спросил незнакомец, который уже бросил поводья и подходил к двери гостиницы, где его встретили весьма объемистые очертания фигуры самого Джайлса Гозлинга.

— Вы толкуете о логике, господин гость? — сказал хозяин. — Ну что ж, тогда отсюда следует прямой вывод:

Дай торбу коню,

Мне — вина, и к огню!

— Аминь! Говорю это от чистого сердца, добрейший хозяин, — ответил незнакомец. — Давай-ка сюда кварту своего лучшего Канарского вина и любезно помоги мне его распить.

— Ну, сэр путешественнике вами и впрямь что-то приключилось, ежели вы призываете на помощь хозяина, чтобы расхлебать кварту хереса. Вот будь это целый галлон, вам, пожалуй, понадобилась бы моя помощь, и при этом вы могли бы все-таки считать себя изрядным пьянчугой,

— Не бойся за меня, — возразил гость. — Я выполню свой долг, как оно и подобает человеку, очутившемуся в пяти милях от Оксфорда. Ибо я вернулся с полей Марса совсем не для того, чтобы уронить свое достоинство в глазах последователей Минервы.

Пока он это говорил, хозяин с видом сердечного радушия провел гостя в большую низкую комнату, где несколько человек сидели, разбившись на небольшие группы, — одни пили, другие играли в карты, третьи беседовали между собой, а остальные, кому дела предписывали на следующее утро встать пораньше, уже заканчивали свой ужин и советовались с управителем о том, как им лучше разместиться на ночлег.

Прибытие незнакомца привлекло к нему, как всегда это бывает, всеобщее и довольно небрежное внимание, из коего воспоследовали такие выводы. Гость был один из тех, кто, будучи статными и не столь уж уродливыми, тем не менее так далеки от подлинной красоты, что то ли из-за выражения лица, или тона голоса; или походки и манер, в общем, не вызывают особого желания находиться в их обществе. Говорил незнакомец смело, но не очень откровенно, и казалось, что он настойчиво и как можно скорее хочет добиться какой-то степени внимания и уважения, и боится, что ему откажут в ней, если он немедленно не докажет своих прав на нее. Одет он был в дорожный плащ, из-под которого виднелась красивая короткая куртка с кружевами, стянутая кожаным поясом, за который были заткнуты меч и пара пистолетов.