Жильбер Синуэ - Порфира и олива

• Название: Порфира и олива
• Автор: Жильбер Синуэ
• Издательство: ACT: ACT МОСКВА: Транзиткнига
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-036589-6: 5-9713-2209-5: 5-9578-3983-3

От смерти и Воскресения Спасителя нашего прошло всего двести лет, а в христианской церкви, еще гонимой и преследуемой, уже наметился раскол!

Чтобы примирить враждующих, вернуть веру сомневающимся и принести христианству НОВУЮ СИЛУ И СЛАВУ, наследие Святого Петра должен принять НЕОРДИНАРНЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Но он, похищенный из родной Фракии римскими легионерами и проданный в рабство, еще не предчувствует своего грядущего величия...

Так начинается история Калликста I — загадочнейшего Папы раннего христианства...

---

Он побрел во внутренний двор «островка», к перистилю, и уселся на свое излюбленное место у подножия фонтанчика с резной облицовкой из розового мрамора. До него доносился шум из триклиния, где хлопотали слуги, снующие взад-вперед, слышал он и неторопливые шаги Аполлония, походку, которую узнал бы, топчись там хоть целая сотня народу.

Вот уже пять лет минуло с тех пор, как он стал собственностью этого человека...

Приходилось волей-неволей признать, что его положение кажется ему теперь куда более сносным, чем в первое время. Хотя после столь прискорбного провала его попытки к бегству он мог ожидать от своего хозяина самой ужасной расправы, тот даже не высказал ему ни одного упрека. Да сверх того еще, узнав о бедах Флавии, заявил:

— Все, что ты сделал, хорошо. Отныне она будет жить с нами.

К вящему удивлению юноши непреклонный Эфесий все это одобрил. С того дня отношения фракийца и этих двоих стали быстро меняться к лучшему. С вилликусом они так никогда и не продвинулись дальше недоверчивого нейтралитета, зато Калликст стал замечать, что испытывает к старому римлянину какое-то доселе незнакомое чувство, смесь почтения и привязанности. Произошло это не без влияния Флавии. Она с самых первых мгновений проявляла к сенатору самую горячую благодарность, все время рвалась быть ему в чем-то полезной. Аполлоний, который проникся к этой живой, веселой девочке заботливым чувством, словно та была его внучкой, решил пристроить ее в ученицы к брадобрею. Калликст не без труда смирился с таким решением. Он и вправду успел привязаться к «своей маленькой сестренке». Для него она была лучом света. Неизменно будила в нем самые нежные чувства. Едва услышав об этом замысле, он сразу пустил в ход все свое влияние, пытаясь, правда, довольно неуклюже, отговорить ее.

— Зачем тебе учиться этому ремеслу? Ведь все то время, которое ты станешь проводить вне дома, меня не будет рядом, чтобы тебя защищать.

— Но я вовсе не нуждаюсь в защите, — с обезоруживающей улыбкой возразила девочка.

— А ты почем знаешь? Ты что, уже забыла Галла? А если твой наставник-брадобрей из того же теста?

— Он? Тут уж никакого риска: Кастор не любит женщин. Наверное, Аполлоний потому и доверил ему меня!

— Зато он может оказаться алчным. Чего доброго, попытается тебя умыкнуть у Аполлония, чтобы продать...

— Продать меня? Ты, похоже, не представляешь, сколько может заработать брадобрей. Среди них попадаются даже такие, которые под конец становятся почтенными всадниками или богачами!

И она робко добавила:

— А что, если и тебе выбрать это ремесло?

Калликста аж передернуло от ужаса:

— С какой это стати?

— Чтобы деньги зарабатывать, много денег, так и на свободу себя выкупишь.

— Купить себе свободу?

— В Риме так принято. Ты не знал?

Калликст и вправду понятия об этом не имел. Увильнув от прямого ответа, он спросил:

— Значит, ты для этого вздумала стать мастерицей причесок?

— Едва ли. Сейчас я не хотела бы расстаться ни с Аполлонием, ни... с тобой.

Выдержала паузу, потом заключила, глядя на него в упор:

— Сказать по правде, для меня важнее всего не провести свою жизнь, вынося ночные горшки.

— Я себе такого занятия не выбирал. Это хозяин навязывает мне его.

— Конечно, но почему бы не попросить его поручить тебе другие какие-нибудь обязанности? Он охотно согласится.

— Само собой, ведь что бы я ни заработал, все ему достанется.

— В Риме есть обычай вознаграждать заслуженных рабов. А уж Аполлония никак не назовешь неблагодарным.

Тут, отчасти от досады, а в основном из гордости, Калликст оборвал разговор. Но уже назавтра, когда он открывал ставни опочивальни сенатора, настояния Флавии снова пришли ему на ум. А поскольку все выглядело так, будто он замечтался, уронив ладони на холодный камень подоконника, а взгляд устремив на робкое солнышко, стремящееся прорвать суровое полотно туч, Аполлоний спросил:

— Ну что, Калликст? О чем задумался?

Парень сжал на мгновение кулаки, перевел дух и буркнул:

— Если бы я тебя попросил, ты дал бы мне другую работу?

Довольная улыбка тотчас озарила черты Аполлония. Ведь она повторялась в течение без малого пяти лет, эта маленькая церемония пробуждения — единственное поручение, которое юный бунтарь позволил взвалить на него. Хозяин и раб, в конце концов, привыкли к этому ритуалу, однако, в глубине души Аполлоний надеялся, что в один прекрасный день пример Флавии разбудит в юноше дух соревнования. С притворным равнодушием он осведомился:

— У тебя есть какие-то определенные предпочтения?

— Флавия рассказывала, что мастера-брадобреи зарабатывают много денег.

— Прежде так оно и было. Но с тех пор как наш император ввел моду на философическую бородатость, былое процветание этих людей пошло на убыль.

Аполлоний как будто бы поразмыслил немного, потом спросил:

— Ты знаешь счет? Умеешь читать?

— Немного. Только я читаю по-гречески.

— Ладно, начнем с того, что займемся твоим образованием. Я попрошу Эфесия, пусть послужит тебе педагогом. Посмотрим, как у тебя пойдут дела, а там уж будем решать.

Перспектива ученичества под руководством сурового вилликуса отнюдь не привела Калликста в восторг. Было мгновение, когда он чуть не сказал хозяину, что ему, как бы там ни было, лучше стать медником, подобно отцу. Зенон гордился бы его выбором.

Но Рим — не Сардика.

Эфесий назавтра же приступил к своей новой миссии, проявляя и здесь присущую ему строгость. Недели шли за неделями, и его питомец, даром что не раз отведал неизбежной палки, в конце концов, постиг тонкости латинского языка, письма и счета. Что не мешало ученику спрашивать себя, зачем ему сдались эти ненавистные занятия, придет ли день, когда от них будет прок. А поскольку благоразумия, которое могло бы удержать его от соблазна поделиться этими соображениями со своим наставником, ему явно не хватало, течение уроков никак нельзя было назвать безмятежным.

Тем не менее, если оставить в стороне строптивый нрав питомца, Эфесий не замедлил отметить его исключительные способности во всем, что касалось счета. К примеру, там, где большинству молодых людей приходится держаться традиционного способа, то есть считать по пальцам, чтобы затем объявить на пальцах же результат, Калликст находил верное решение путем одних лишь умственных упражнений. Вскоре он даже научился производить сложные вычисления в уме, не прибегая к помощи абака: доска для счета с камешками на ней большую часть времени пылилась за ненадобностью.

Вилликус при всей своей брюзгливости оставался человеком честным: он признал дарования Калликста и посоветовал хозяину доверить тому ведать доходами с поместий, каковые были немалыми. Как любой римский сенатор, Аполлоний распоряжался громадными, прямо-таки циклопическими земельными наделами. Согласно законам Траяна, они по большей части были сосредоточены в пределах Италии. Таким образом, его владения простирались от равнин к югу от Альп до виноградников Кампании, захватывая плодородные долины Этрурии.

Калликсту не потребовалось много времени, чтобы вникнуть в принципы ведения хозяйства этих имений. И как только он их постиг, тотчас выяснилось, что он не склонен воздерживаться от критических замечаний по поводу недостатков, открывающихся его свежему взгляду. Эфесию пришлось признать, что в его соображениях немало смысла.

Тогда он под собственным неусыпным надзором позволил фракийцу произвести кое-какие нововведения, которые не замедлили принести выигрыш во времени и в деньгах.

Известия об успехах Калликста Аполлоний воспринимал все более радуясь и гордясь. Негаданные достоинства, проявившиеся у самого непослушного из рабов, служили подтверждением его идей относительно благотворности великодушия и терпимости, каковые он взял себе за правило проявлять к этим несчастным.

Но теперь все это уже миновало.

Калликсту только что сравнялся двадцать один год. Его существование делилось между домом на Эсквилинском холме и поместьем близ Тибура, он жил то в мире чисел и описей, то среди запахов молотого зерна и льняной пряжи. Что до Флавии, она стала мастерицей причесок и в этом качестве состояла при Ливии, сестре сенатора. Будучи заметно младше брата, она, тем не менее, очень походила на него своей добротой и сдержанностью. Не посещала игрищ, не носила драгоценностей. О ней также было известно, что она ведет чрезвычайно целомудренную жизнь, никогда не позволяет себе жестокого обращения со слугами и на редкость милосердна по отношению к беднейшим из своих сограждан. Но при всем том она, как большинство патрицианок, обожала кокетливые прически, а потому весьма ценила такое преимущество, как возможность поручать свои волосы заботам лучшей ученицы Кастора. Флавия, со своей стороны, вскоре привязалась к своей госпоже и считала для себя делом чести оправдывать ее доверие.