Жильбер Синуэ - Порфира и олива

• Название: Порфира и олива
• Автор: Жильбер Синуэ
• Издательство: ACT: ACT МОСКВА: Транзиткнига
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-036589-6: 5-9713-2209-5: 5-9578-3983-3

От смерти и Воскресения Спасителя нашего прошло всего двести лет, а в христианской церкви, еще гонимой и преследуемой, уже наметился раскол!

Чтобы примирить враждующих, вернуть веру сомневающимся и принести христианству НОВУЮ СИЛУ И СЛАВУ, наследие Святого Петра должен принять НЕОРДИНАРНЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Но он, похищенный из родной Фракии римскими легионерами и проданный в рабство, еще не предчувствует своего грядущего величия...

Так начинается история Калликста I — загадочнейшего Папы раннего христианства...

---

Протолкавшись сквозь толпу обнаженных тел, ростовщик по ступенькам спустился в бассейн. Постепенно погружался все глубже, пока прохладная вода не достигла бедер, потом плюхнулся в нее и принялся плавать, бурно колотя руками, чтобы скорее приноровиться к разнице температур. Фракиец устремился в воду одним прыжком и за несколько гребков догнал его.

После того как они проплыли бассейн из конца в конец, Карпофор остановился и изловчился перевернуться па спину. Калликст не мог втайне не усмехнуться при виде этого шарообразного пуза, дрейфующего по поверхности воды. Сопя и отдуваясь, его господин спросил:

— Скажи-ка, у тебя нет желания возвратить себе свободу?

Сначала фракийцу показалось, что он ослышался. Но Карпофор настойчиво повторил свой вопрос.

— Я не понимаю...

— Ты знаешь, что хозяин может предложить рабу заплатить выкуп за свою свободу?

— Разумеется, но...

— Размер выкупа может изменяться в зависимости от ценности раба и, само собой, от прихоти господина.

Тыльной стороной ладони Карпофор утер губы, на которых поблескивали капли влаги.

— Итак, — с вопиющим самодовольством вопросил он, — мое предложение тебя заинтересовало?

Совершенно оглушенный, Калликст насилу смог кивнуть.

— И я не собираюсь проявлять излишнюю суровость. Помнишь, сколько я за тебя выложил? Тысячу денариев. Как подумаешь, безумие. Но, по-видимому, у Аполлония не было причин жаловаться на тебя. Что до меня, я должен признать, что весьма доволен твоей работой, если не считать этой вашей распри с Елеазаром. Как бы там ни было, мне думается, что если бы у тебя был... — он замялся, похоже, искал нужное слово, — скажем, свой особый интерес, ты стал бы еще расторопнее. Ты понимаешь ход моих мыслей?

— Думаю, что да.

— Я предлагаю следующее: за двадцать тысяч денариев ты можешь стать свободным человеком!

Двадцать тысяч! Вот она где, ловушка.

— Но всей моей жизни не хватит, чтобы собрать подобную сумму.

Карпофор загадочно усмехнулся:

— Как считаешь, ты бы справился с управлением моей казной? Я могу доверить ее только человеку безукоризненно надежному и дельному. Ты же умеешь быть таким, но только если тебе придется печься о возвращении своей свободы, у меня будет гарантия, что ты не используешь столь обширные возможности, чтобы... подбрасывать деньжат приятелям из общины Орфея!

Стало быть, ему тогда не удалось одурачить своего господина? Он повторил с наигранным недоумением:

— Приятелям из общины Орфея?

— Ты прекрасно понимаешь, о чем я толкую. Мне запомнился один доходный дом на берегу Тибра, его владельцем был некий Фуск.

— Так ты все знал?

— Естественно. Как ты мог воображать, что я за все это время так и не проведал о твоих верованиях? Ты не носишь шерстяной одежды, отказываешься от мяса — ясно, что ты последователь Орфея. И потом, ты, кажется, забыл, как быстро в Риме распространяются слухи. А у твоего хозяина на каждой улочке имеются свои глаза и уши. Однако давай вылезать из этой ледяной воды, а то меня, чего доброго, удар хватит...

Совершенно сбитый с толку, Калликст даже не сразу откликнулся. Потом, в свой черед выбираясь из воды, он задрапировал своего господина в купальный халат, который тот ему протянул, и принялся энергично растирать его жирное тело.

— Почему же ты не наказал меня?

— Согласись, было бы довольно прискорбно, если бы я распорядился, чтобы тебя бросили на съедение зверям. Твои мистические наклонности обошлись мне в пятьсот тысяч сестерциев. Но за три года ты принес мне доход, в несколько раз превышающий эту сумму. Насчет твоей связи с Маллией то же самое: раздобудет ли моя милейшая племянница жеребца-производителя среди моих рабов или среди преторианцев, какая разница?

Фракиец не мог не признаться себе, что этот человек решительно не перестает его изумлять.

Чтобы не утратить самообладания, он принялся усердно растирать свои собственные конечности и, ни слова не говоря, последовал за своим хозяином, который направился в массажный зал. Но как только Карпофор растянулся на столе, застеленном овечьей шкурой, и тело его умастили благовонным маслом, он тотчас заговорил снова о том же:

— Вот что я тебе предлагаю: поскольку весьма вероятно, что меня, как сказал Дидий Юлиан, назначат префектом анноны, надобно приготовиться к тому, что я уже никоим образом не смогу уделять собственным делам столько времени, как прежде. Тогда, стало быть, ты примешь руководство моими финансами на себя, а я тебе выделю одну сотую долю барыша, который ты будешь извлекать.

— Одну сотую? — запротестовал Калликст. — Но это же мизерно. Мне нужно, по меньшей мере, пять сотых!

Любопытно, что Карпофор, похоже, предвидел такой ответ, поскольку столь же быстро отозвался:

— Две сотых.

Фракиец помедлил, сперва в свой черед улегся на соседний стол, и только потом сказал твердо:

— Господин, не забывай, что торговому делу меня обучал не кто иной, как ты. Причем ты не раз повторял, что я самый блестящий твой ученик. Поэтому давай избавим друг друга от напрасных препирательств. Мне нужно накопить двадцать тысяч денариев. Четыре сотых — больше я не уступлю!

— Если так, остановимся на трех с половиной и больше не будем об этом, — небрежно обронил Карпофор.

— Так и быть. Но предупреждаю: я сумею найти способ, чтобы «кругленькая сумма» появилась у меня побыстрее.

Будущий сенатор приподнялся на локте, по-видимому, готовый вспылить, но вместо этого чистосердечно расхохотался:

— Ты никогда не изменишься... Получай свои четыре сотых!

— Это еще не все. Я бы хотел выкупить с собой вместе одну особу, которая мне дорога.

— Кого же это?

— Ее зовут Флавия. Она мастерица причесок твоей племянницы.

Карпофор издал то характерное кудахтанье, что заменяло ему смех.

— Подумать только, а эта бедняжка Маллия воображает, будто окончательно поработила тебя своими чарами... Договорились. Но это составит еще четыре тысячи денариев.

— Четыре тысячи? За простую мастерицу причесок?

Карпофор назидательно воздел к потолку указательный перст:

— Любимая женщина не имеет цены. Теперь твой черед вспомнить, что если ты мой ученик, то я навсегда останусь твоим учителем.

— Хорошо. Четыре тысячи денариев. Но я настаиваю, чтобы этот договор был составлен в форме контракта и заверен цензором.

— Он, помимо всего прочего, еще и недоверчив!

— Меня уже постигла неудача подобного рода с покойным Аполлонием. Без документа, надлежащим образом оформленного...

Но ростовщик его уже не слушал. Он с блаженной миной натягивал на свой голый череп край овечьей шкуры.

— Знаешь что, Калликст, — буркнул он после недолгого молчания, — я бы не прочь иметь такого сына, как ты.

Глава XXI

— И сколько, по-твоему, времени тебе потребуется, чтобы скопить эти двадцать четыре тысячи денариев? — спросила Флавия.

Калликст подстерег девушку у дверей ее госпожи. Едва она вышла, он схватил ее за руку выше локтя и, несмотря на протесты, повлек в парк. Теперь они оба сидели на мраморной скамье возле купы мастиковых деревьев. Неподалеку желтела ярким песком дорожка, по бокам также обсаженная деревьями, и весеннее солнце, пробиваясь сквозь кроны, тянулось к земле множеством длинных косых волокон. Повсюду, куда ни глянь, листва отпечатывалась на поверхности земли сложным узором света и тени. Прямо перед их глазами плавные склоны Альбанских гор, изборожденные полосами вспаханной земли, сверкали яркими красками, кое-где слегка размытыми набегающими тенями редких облаков. Весь остальной небосвод слепил глаза своей пронзительной синевой.

— Года четыре или пять, может быть, шесть, — отвечал Калликст после недолгого раздумья.

— И мы станем свободными...

— Похоже, такая перспектива тебя ужасает.

— Как ты можешь такое подумать? Не о том речь. Я...

— Но свобода, свобода! Ты понимаешь? Наконец свобода!

— Я знаю, Калликст. Я счастлива. И в то же время мне страшно.

— Ты боишься? Но чего же?

Она сделала неуклюжую попытку объяснить. Но самом деле ее страшила не свобода как таковая, но, как ни странно, мысль о том, что придется поселиться вместе с Калликстом. Ее любовь к нему все равно останется безответной на веки вечные, а главное, она ведь теперь христианка, а он — последователь Орфея.

— Если я правильно понял, — прерывая ее лепет, бросил разочарованный фракиец, — ты предпочла бы остаться рабыней, чем жить на воле бок о бок со мной. Это же нелепо, ни с чем не сообразно!

— Не настолько, как ты думаешь.

— Скажи уж тогда сразу, что моя принадлежность к общине Орфея делает меня в твоих глазах достойным презрения!

К своему величайшему изумлению он увидел, как ее глаза наполняются слезами:

— Как... как ты можешь говорить такое? Значит, ты совсем ничего не видишь? Я люблю тебя... Калликст, я тебя люблю больше, чем пристало любить брата!