Жильбер Синуэ - Порфира и олива

• Название: Порфира и олива
• Автор: Жильбер Синуэ
• Издательство: ACT: ACT МОСКВА: Транзиткнига
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-17-036589-6: 5-9713-2209-5: 5-9578-3983-3

От смерти и Воскресения Спасителя нашего прошло всего двести лет, а в христианской церкви, еще гонимой и преследуемой, уже наметился раскол!

Чтобы примирить враждующих, вернуть веру сомневающимся и принести христианству НОВУЮ СИЛУ И СЛАВУ, наследие Святого Петра должен принять НЕОРДИНАРНЫЙ ЧЕЛОВЕК.

Но он, похищенный из родной Фракии римскими легионерами и проданный в рабство, еще не предчувствует своего грядущего величия...

Так начинается история Калликста I — загадочнейшего Папы раннего христианства...

---

Взглядом, полным угрозы, он покосился па колесницу соперника, совершающего теперь почетный круг — шагом, под восторженные крики своих сторонников, от избытка чувств наперебой бросающих ему золотые монеты и драгоценности.

«Стало быть, — подумалось Коммоду, ярость которого это зрелище растравило еще сильнее, — этого грязного паршивца не стыдится открыто поддерживать добрая половина сената». Его переменчивой душе вдруг стало ненавистно все это скопище черни. Эх, будь у нее одна голова на всех! С каким бы наслаждением он снес ее с плеч...

Бессознательно он оглянулся на императорскую ложу и не без удовольствия отметил, что она пуста: Марсия, конечно, тоже не смогла больше выносить буйство непристойно обнаженных инстинктов этой толпы.

Калликст встал со своего места и направился к одному из бесчисленных вомиториев — этих пастей в нижней части амфитеатра, изрыгающих людские массы. Тут у него за спиной разразились новые крики, и он вспомнил, в чем дело — сейчас Матерна и его сообщников отдадут на съедение зверям. Ему подобные вещи казались тошнотворными, и просто по-человечески, и из религиозных соображений: Дионис Загрей был ведь тоже разорван на части и сожран титанами. Почитатели Орфея всегда хранили скорбную память об этом. Он ускорил шаг, но, приметив бродячего торговца, попросил нацедить ему стакан мульсума, а потом решил уйти и подождать Карпофора под аркадами.

Здесь полновластно царствовала тень. От поперечных блоков, венчающих колонны, веяло целительной прохладой, смягчающей зной, которым тянуло снизу, из раскаленной котловины между Палатинским и Авентинским холмами.

Краем туники, вывернув его наизнанку, Калликст промокнул пот, крупными каплями выступивший па лбу. Прислонился затылком к колонне, закрыл глаза.

Сколько сумятицы в душе от этих противоречивых мыслей, похоже на мозаику, части которой ни в какую не желают складываться воедино.

Флавия, Марсия, Карпофор... Снова Флавия...

Кто-то задел его, проходя. А, бродячий торговец! Тот самый, с медовым напитком. Калликст подумал: какая странная физиономия... Этот крючковатый нос — ни дать ни взять хищная птица...

Торговец углядел троих, вышедших из амфитеатра, вот и поспешил вслед:

— Не угодно ли чашу мульсума, мои почтеннейшие?

Те пробурчали, что не угодно.

— Вы меня поражаете! Это же лучшее вино в городе — калийский мульсум, настоянный на кедровом листе... Такого вам нигде не найти!

— Оставь нас.

— А мед в нем из Македонии, и...

— Говорят тебе, отстань! Ступай отсюда, лучше предложи свою бурду этим несчастным, которых собираются скормить диким зверям.

Торговец, который наперекор протестам все-таки собрался всучить свою чашу одному из троих, застыл на месте:

— Значит, вам жаль этих разбойников? Матерн и его шайка — это же всего-навсего убийцы, чудовища в человеческом образе!

— Если бы речь шла только о Матерне!

Торговец, казалось, сразу понял, что подразумевают его собеседники. Он неопределенно махнул рукой:

— Ах, эта... Да ладно, она тоже лучшего не стоит.

В ответ эти трое повернулись и пошли прочь, ускорив шаг, — было видно, как им не терпится скорее покинуть долину Мурции.

Обладатель хищного носа поглядел им вслед, пожал плечами и, подняв издевательским жестом свой кубок, сказал им вдогонку:

— За здоровье вашего бога, христиане!

Последнее слово заставило Калликста насторожиться, и он приблизился к торговцу:

— Что имели в виду эти люди, когда сказали, что речь идет не только о Матерне?

— Выпей, друг! За мою удачу.

— Да ответь же мне! И почему ты назвал их христианами?

— Разве ты сам не видишь того, что бросается в глаза? Эти трое наверняка из секты Назареянина!

— С чего ты взял?

— А потому что я уже больше десятка лет обслуживаю амфитеатры. Есть безошибочный способ, как их определить: это единственные зрители, которые уходят из цирка, чуть только услышат объявление, что сейчас на корм зверью отправится кто-нибудь из ихних адептов.

— Но... ведь сегодня должны быть казнены только Матерн и его сообщники.

— Ты же сам все видел не хуже моего. Похоже, они внесли кой-какие изменения в намеченный порядок торжеств. Вероятно, хотели как-то отвлечь...

Но фракиец уже не слушал его. Настигнутый внезапным предчувствием, он ринулся назад, к вомиторию. Перепрыгивая через ступени лестницы, ведущей к арене, он снова достиг ее, перед ним опять распахнулось громадное пространство скакового круга. И тут он увидел их.

Внизу, как раз под императорской ложей, стояли в ряд десять человек. Калликст, защитив ладонью глаза от слепящего солнца, вгляделся. Там, в самом центре... Нет, это был не сон. И не бредовое наваждение. Женщина. Одна среди этих мужчин. Флавия...

Она стояла там, неподвижная, в окружении швали, с руками, связанными за спиной. Смотрела прямо перед собой отсутствующим взглядом, будто не слыша гогота, не видя тянущихся к ней рук распаленной толпы зрителей Большого цирка.

Не раздумывая, Калликст бросился вперед и вниз, по трибунам, не заботясь о том, сколько зевак собьет с ног, лишь бы прорваться как можно ближе к скаковому кругу.

Так он чуть не кубарем скатился до сенаторских скамей и — безумная дерзость — промчался по ним от верхних до самых последних, пока не уперся в каменную балюстраду, последнее препятствие, отделявшее его от узников.

Патриции и сенаторы разглядывали его в полнейшем недоумении. Откуда взялся этот очумевший субъект? Еще один сподвижник Матерна? Может, надо вызвать преторианцев? Или разумнее воздержаться от вмешательства?

Что до Калликста, он не видел ничего — только невесомый силуэт Флавии, которая казалась еще более хрупкой из-за несусветной громадности всего, что ее окружало.

Этого не может быть. Она, здесь, сейчас... Нет!

Взвыли трубы, приветствуя явление пантер.

Грузовые подъемники, останавливаясь на уровне скакового круга, стали большими порциями подавать на арену смерть, и она растекалась волнами.

Десятки, многие десятки хищников теперь беспорядочно бродили кругами возле Матерна и его шайки. В колебании то приближались, то отступали, топтались на месте, ловя собственный хвост. Калликсту ясно, во всех подробностях была видна их шерсть, эта масть, напоминающая бледные световые пятна, трепещущие на песке. Один из мужчин, по-видимому, вне себя от ужаса, вдруг бросился вперед, в ребяческой надежде убежать, оставив своих товарищей. Едва он успел сделать несколько шагов, как его движение пробудило в хищниках инстинкт погони.

Бешеным, поневоле волнующим сердце прыжком беглец попытался преодолеть стену, ограждавшую скаковой круг, но два зверя уже настигли его. Один впился клыками в ногу, и та сразу беспомощно повисла в одном туазе от земли, другой, прыгнув, вонзил когти в спину несчастного. Все остальные вслед за ним тоже попробовали разбежаться и один за другим были растерзаны, смяты, расчленены. Запах крови и мочи поднимался с арены.

Одна лишь Флавия оставалась неподвижной. И, странное дело, только ее не трогали.

Все взгляды теперь сосредоточились на ней. И Калликст услышал свой собственный вопль:

— Дионис Загрей, спаси ее! Молю тебя, спаси ее!

Некоторые принялись подбадривать зверей, понося их за вялость. Другие, заметно взволнованные тем, что девушка таким несколько странным образом все еще жива, в бессознательном порыве стали поднимать к небу большие пальцы в знак того, что хотят милосердия.

Калликст, впившись пальцами в балюстраду, почти теряя сознание, не отрывал глаз от происходящего.

Вот одна из пантер приблизилась к Флавии. Словно бы оценивала ее. Еще ближе подошла, потом отступила с презрением, но вдруг в тот миг, когда никто бы этого не ожидал, выбросила вперед свою когтистую лапу, ударив девушку по голой ноге, отчего та упала наземь. Успела перевернуться на бок, тут ее и настиг второй прыжок хищника.

Невероятно: на лице Флавии, чье тело скорчилось в комочек, сохранялось выражение безмятежной отрешенности. Можно было подумать даже, что она улыбается.

Сначала Калликст решил, что это ему чудится. Что на самом деле это не улыбка, а оскал, гримаса боли. Но нет, все было взаправду. Девушка словно бы раздвоилась, плоть и дух каким-то образом перестали зависеть друг от друга.

Другие звери живо присоединились к свирепой игре. Тело Флавии превратилось в бесформенную кровавую массу, они стали катать его по песку, снова и снова поддевая когтистыми лапами, словно то была простая тряпичная кукла. А она все улыбалась.

Глава XXVI

Трактирщик скрюченными пальцами поковырялся в уголках глаз, извлекая липкий колючий осадок, скопившийся там от недосыпания. От этого его зрение прояснилось, но то, что он видел, оставалось столь же нелепым — да, все та же женщина стояла перед ним. Патрицианка? Здесь? Стоило только взглянуть разок на ее пурпурное одеяние, на эту шаль из китайского шелка, покрывающую голову и плечи, чтобы понять: уличной девке, даже самой искусной в своем ремесле, никогда бы не разжиться подобным нарядом. Незнакомка, хотя отнюдь не одаренная красотой в ее обычном понимании, имела черты, прорисованные так до странности четко, что это придавало ей известную привлекательность. Она обратилась к нему в тоне, выдающем привычку повелевать: