Кэтлин Сейдел - Вновь, или Спальня моей госпожи

• Название: Вновь, или Спальня моей госпожи
• Автор: Кэтлин Сейдел
• Издательство: Крон-Пресс
• Жанр: Современная проза
• Год: 1995
• ISBN: 5-232-00004-7

В романе причудливо переплетаются судьбы героев мыльной оперы с жизненными перипетиями ее сценариста и исполнителей главных ролей. Занимательность фабулы, изысканность композиции, элегантность изложения и тонкий юмор автора не оставит читателя равнодушным.

Это один из лучших образцов современной американской «дамской прозы».

---

Диана, выдержанная и холеная дама с Лонг Айленда, появлялась в студии не чаще раза в неделю, поэтому с Дженни была едва знакома. Но никто быстрее Дианы не схватывал сути дела. И ее режиссура делала лучшее на телевидении шоу еще лучше.

А Дженни кое-как тянула лямку. Грустно было возвращаться вечерами в пустой дом. Ее печалило, что теперь люди относятся к ней по-разному, что прежняя всеобщая любовь канула в Лету. Она была совершенно одна.

Но ведь она и прежде была одинока. И сейчас спасалась от одиночества так же, как в детстве, выдумывала всякие истории. Похоже было, что к началу мая вопрос на телевидении будет окончательно решен. Ей предстояло набросать массу новых линий сюжета и написать материалы кинопроб для новых персонажей.

Постоянно раздавались звонки из других студий — все хотели знать, разорван ли контракт с Алеком. «Страсти» требовали его обратно. Там хотели, чтобы он снова снимался с Хлоей — ведь тело его героя так и не было найдено после авиакатастрофы — Дерек вполне мог выжить. «День за днем» также требовал его себе. Здесь до сих пор не могли пережить потерю Зельды. Его герой в этом сериале определенно умер: был и труп, и похороны… «Ничего, — заявляли они, — как-нибудь выкрутимся».

Меньше года тому назад никто не желал и слышать об Алеке. Теперь же все, не сговариваясь, простили ему «Аспида».

«Я все сделала для тебя. Помогла восстановить твое доброе имя…»

Но этого мало. Диана права. Белый рыцарь заплатил за свою сверкающую добродетель, чересчур высоко поднявшись над житейской суетой, над людскими страстями — над всем тем, что, собственно, и есть жизнь. Дженни понимала, что с Алеком произошло именно это. Он стал непогрешимым рыцарем, и все боготворили его. На нем держался мир. Но в таком герое было что-то холодное и пугающее.

…Как она хотела помочь ему! Сердце кровью обливалось, когда она видела, что с ним происходит.

…Это похоже на любовь. Но где же восторг, где радость? Лишь скорбь да увядшие розы…

Для таких вещей они еще слишком молоды! В памяти всплыла их ночь. Розы тогда цвели пышным цветом, их корни глубоко уходили в мягкую, плодородную землю. Дженни вспомнила, как беспощадно обрезала ножом рукава рубашки… Откуда взялся тот страстный порыв?

Это ее воображение. В ту ночь именно оно зажгло огонь. И его тепло согревало ее теперь.

«Откуда ты берешь свои истории?» Всю жизнь ее об этом спрашивали. «Я ничего не выдумываю, — отвечала Дженни. — Они просто приходят — вот и все».

Но они не падали с неба — источником было ее воображение. «У тебя мамино воображение» — всегда говорил отец.

Лили. Мама. Для Дженни это было лишь именем. Осталось еще несколько фотографий. Дженни всегда представляла себе мать самой красивой, самой женственной в мире — такой же, как ее имя. Но Лили не выбирала себе имя. И недолюбливала людей, давших ей его — своих родителей.

Мама — самый первый образ, выдуманный Дженни. В детстве он был для нее и утешением, и недостижимым идеалом. «Мама легко смогла бы сделать это, а я не могу».

Что она на самом деле знала о матери? Только одно: эта женщина полюбила ее отца.

Он был профессиональным бильярдистом и однажды подвез Лили на машине. Она шла по дороге. Дженни знала, что такое дорога. Там бывало забавно — но все эти придорожные прокуренные забегаловки, и пьяные, блюющие на обочине… Как может такое нравиться утонченному и нежному созданию?

А Лили Коттон нравилось.

Дженни рванулась к шкафчику и вытащила маленький альбом. Отец отдал его ей, когда она уезжала из Оклахомы. В альбоме были копии фотографий Лили — всего штук двадцать. Дженни всегда носила эти изображения в своем сердце, но сейчас ей необходимо было снова взглянуть на них — глазами. Что сказал бы Алек, посмотрев на эти снимки?

Лили смеялась. Первое, что бросалось в глаза, — ее улыбка. А что еще? Дженни впервые постаралась абстрагироваться от лица матери и получше рассмотреть остальное — как она одета, как причесана…

Ее волосы, длинные и прямые, были расчесаны на пробор. Ни на одной фотографии в волосах Лили не было цветов. Она не носила ни сережек, ни цепочек. На шее не было замысловато повязанного шарфика. Единственным ее украшением была улыбка.

«Ты же совсем как я…»

Дженни была ошарашена. Но это действительно так! Лили Коттон была точно такой же болтушкой и трещоткой, таким же сорванцом, как Дженни! Наверное, ее жизнь сложилась бы легче, будь Лили жива, но вряд ли Дженни была лучше одета. Почему же она всегда была уверена, что Лили непременно научила бы ее правильно вешать занавески и шить? Судя по всему, Лили сама не слишком в этом разбиралась…

Ну и что? Подумаешь, большое дело — вешать занавески и рукодельничать! Ведь Дженни нравилась себе и без этого, потому что обладала ВООБРАЖЕНИЕМ. Хочешь правильно выбрать наряды — воспользуйся советами профессионального кутюрье. А чтобы подобрать портьеры для нового дома, пригласи дизайнера по интерьерам. Но если у тебя нет воображения, взять его неоткуда.

А у Дженни оно есть. От матери.

«Ты всегда была в моем воображении…» Каждый раз, когда Дженни становилось одиноко, она с головой уходила в мир своих грез — и всегда рядом была мама. Она умерла, но передала дочери то, без чего невозможно выжить.

…Как она ошибалась все эти годы! Ее фантазии не приходили ниоткуда — их посылала мама.

Теперь надо исправить еще одну ошибку. Обрести Алека. Дженни снова почувствовала себя сильной и уверенной. Она поможет ему. «Все это время мама была со мной. Чтобы убедиться в этом, вовсе не нужно, чтобы она сидела рядом и ее можно было потрогать. Надо лишь доверять своему воображению» .

Алек правильно поступил, оставив шоу. Ему необходимо, наконец, избавиться от ощущения, что он обязан быть за все в ответе. Но, кажется, он считает, что на этом закончатся и их отношения.

Он все перепутал. Раздумывая о фабуле этой истории — дело привычное, — Дженни обнаружила, что Алек в качестве сценариста никуда не годится. Он смешал две сюжетные линии. Одна напрямую касалась ответственности, легшей на его плечи, а другая — только любви. Он решил одновременно сбросить этот груз. Но, избавившись от чувства долга, он перестал быть похожим на Гастингса. А оставив надежду на ее взаимность, навеки связал себя с ним. Чтобы во всем разобраться, ему явно необходим хороший сценарист.

Вдруг она снова вспомнила «Питера Пена». Почему Потерянные Мальчики хотели, чтобы Венди стала их мамочкой? Им нужно было зашивать кармашки и пришивать потерянные тени. Всего этого Дженни делать не умела. Но о чем еще они мечтали? О том, в чем Дженни была необыкновенно сильна.

«Ты знаешь сказки?»

«О да, Питер, — отвечала Венди. — Я знаю множество сказок».

Было уже поздно. В такой час поймать такси до Манхэттена невозможно. Дженни вошла в метро и села в вагоне рядом со схемой, чтобы не проехать нужную станцию. Уже выходя, она заметила цветочницу. Вокруг нее были расставлены высокие блестящие ведра, полные всяческих цветов — экзотических, привезенных издалека, и выращенных в местной оранжерее: тюльпанов, нежных бутонов рододендрона, фрезий и гвоздик в контейнерах со внутренним подогревом.

Дженни чуть было не пролетела мимо, торопясь к Алеку. Но вдруг остановилась, вернулась и, нашарив в кармане кошелек, купила огромную охапку лилий.

18

Эти лилии сказали ей все. Она любит его. И знает, что ему нужно. Больше никто на свете этого не знает. Теперь все предельно ясно.

Возможно, он растеряется. Может быть, даже не впустит ее в дом.

Но если и впустит, им придется нелегко. Он пока еще слишком «Гастингс». И попытается, чтобы она стала Амелией — обреченной, несчастной, кроткой Амелией. В таком случае он знал бы, как с нею обращаться — ведь у него была медленно умиравшая младшая сестренка, а потом — нервная и впечатлительная неженка-жена… Но теперь ему нужно другое. Дженни нисколько не сомневалась в этом. Если бы он хотел вернуться в прошлое, то влюбился бы в Карен, но уж никак не в нее.

Дженни стояла на пороге его дома, с бумажным пакетом, зажатым под мышкой. Дотянулась до дверного молотка…

Пожалуй, ничего не выйдет. Она повесила молоток на место.

Этот человек должен забыть, что целых двадцать пять лет выступает в роли рыцаря, обнажающего меч в защиту слабых и беззащитных. «Забудь об этом, Алек, ведь ты любишь совсем иную женщину».

Неподалеку, на углу, маленькое кафе… Дженни ворвалась внутрь и кинулась к стойке, умоляя дать ей пару листков бумаги…

Перед ее глазами уже разворачивалась сцена. Она смотрела на происходящее со стороны и о том, чем закончится эпизод, знала не больше остальных зрителей.

…Стайка кавалеров увивается вокруг Изабеллы, но их больше интересует Софи — веселая, задорная Софи. Праздничный вечер подходит к концу. Изабелла удаляется. В кадре Софи.

«Софи — это я…» Шустрая девчонка-сорванец, смышленая и веселая. Софи — ее точная копия. Ее портрет. Дженни внезапно поняла это. «В ней — все лучшее от меня. Такой я себе нравлюсь» .