Внутренний СССР - “Мастер и Маргарита”: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры

• Название: “Мастер и Маргарита”: гимн демонизму? либо Евангелие беззаветной веры
• Автор: Внутренний СССР
• Жанр: Культурология

Роман М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита” — не Откровение в форме литературного художественного произведения, и не праздный вымысел, выдаваемый за Откровение, а богословие Русского человека, ищущего истину с беззаветной верой и доверием Богу своей жизни и посмертного бытия; богословие, выраженное в иносказательно-притчевой форме. Это истинное богословие Русской культуры в целом в ХХ веке, определившее во многом дальнейшую судьбу региональной цивилизации России и всего остального человечества.

---

Так что изустное слово в качестве средства просвещения в те времена дороговизны книг и безграмотности большинства населения, занятого каждодневным трудом, было многократно эффективнее слова писаного. Живое изустное слово было востребовано простонародьем: «сеятель слово сеет» (Марк, 4:14), и посев неизбежно приносит урожай, чему свидетельством вся последующая история. И в отличие от текста скрижалей изустное слово — не воробей: вылетит в широкой аудитории — не поймаешь, и «никакое богатство не может перекупить влияния обнародованной мысли» (А.С.Пушкин).

И в реальной истории сама письменная традиция того или иного образа мысли, того или иного мировоззрения, отрицающего прежний порядок общественного устройства, возникала только под давлением распространения этого учения в изустной форме, когда правящей “элите” деваться уж было некуда, и она вынужденно становилась на путь канонизации, дабы насадив бессовестно неусомнительную веру в письменно запечатлённую “, закрыть людям дорогу к преображению их Жизни по Правде-Истине, приходящей свободно в общество через совесть каждого, кто, во-первых, совесть не глушит и, во-вторых, осознанно целеустремлённо следует её зову.

Но в наши дни, когда всеобщая грамотность — норма, ситуация изменилась. Изустная проповедь на рынке или площади, — если и не прямой путь в сумасшедший дом или в отделение милиции за «нарушение общественного порядка», то она не может конкурировать по охвату аудитории с электронными средствами массовой информации, владельцы которых имеют (во всех смыслах) наиболее широкую аудиторию и оглушают её тем, что в теории информации называется: «шум» [136], — из которого далеко не каждый может выделить полезный сигнал, несущий судьбоносную для него информацию — жизненный смысл.

Но в то же самое время письменно выраженное мнение, распространяемое адресно соответственно заинтересованности конкретных людей в разрешении тех или иных проблем, обрело ту эффективность воздействия, которая была невозможна для письменного слова во времена исключительно “элитарной” грамотности и образованности и высоко-“элитарной” библиотечной культуры, недоступной простонародью, занятому большей частью трудом от зари до зари.

О безвозвратном уходе тех времён и той культуры сетовал в приведённых отрывках своей статьи А.Зеркалов, сожалея о том, что исчезли «истинно образованные люди», но не замечая, что именно они довели Россию до катастрофы государственности в 1917 г.; сожалея о том, что Иешуа не записал открытого им изустно учения собственноручно, но не понимая того, что посвяти он свою жизнь созданию письменного наследия, то ныне не было бы предмета для обсуждения, поскольку рукопись затерялась бы в веках, не будучи востребованной многими поколениями тогдашних грамотных сословий, чьи интересы формировали заказы на рукописное же тиражирование более ранних рукописей.

Конечно, «рукописи не горят…», а «что написано пером, не вырубить топором», даже если это топор палача или «топор войны», но всё же живого изустного слова, несущего живую мысль живым людям, мёртвые слова текстов заменить не могут ни в одну эпоху; не говоря о том, что понимание одних и тех же слов с течением времени в обществе изменяется вплоть до отрицания исходного смысла: так, слово «наверное» некогда означало (и буквально означает) максимально достижимую точность, истинность, а теперь означает что-то близкое к «может быт так, а может быть и нет».

Лучшее, что могут сделать тексты, — пробудить человека к творчеству, возбудив в нём праведные мысли. И это касается даже самых мерзких по их явному и скрытому смыслу текстов.

Худшее, чем может стать текст, — так это превратиться в клетку, в которой живая мысль разбивается о догмы, закрывающие от неё Жизнь, томится и увядает.

Но и тот, и другой вариант воздействия текста обусловлен не текстом как таковым, а реальной нравственностью и порождённой ею этикой, свойственными читателю во время работы с текстом, что и определяет его отношение к написанному и в мыслях, и в повседневной жизни; то же касается и отношения к текстам общества в целом, где некоторая часть людей имеет представление о многих текстах понаслышке, а не на основе собственных впечатлений от прочтения, и эти представления о содержании текстов понаслышке могут отличаться от самих текстов как в лучшую, так и в худшую сторону, что также обусловлено реальной нравственностью и порождённой ею этикой слушателей.

Так в России наших дней Библия — её текст и подтекст — в представлении многих о ней понаслышке оказывается куда добрее, нежели она есть на самом деле, а Коран в представлении большинства — если и не справочник и наставление по злодейству, то выражение невежественности и мракобесия. И потому, чтобы не обманываться понаслышке, выслушав речи, следует обращаться к оригинальным текстам, сохраняя способность соображать прочитанное и пребывая в ладу с собственными памятью и чувствами.

9. Я его умолял: сожги ты Бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал

С Библией же дело обстоит куда хуже, чем с Кораном. Она не только сеет страх перед адом в души верующих, принуждая людей страхом к какой-то благодетельности, что есть одно из выражений демонизма. Но она сеет и зёрна, из которых вырастают конфликты как во многонациональном, так и в этнически однородном обществе, а также и конфликты человека с Богом в реальном богоборчестве людей в жизни.

Кроме того, она обрекает человека, спутанного культивируемыми ею страхами и извращениями, на растрату многих жизненных сил во мнимом богоборчестве, когда человек борется в себе самом против ложного образа Божиего,принимая его за истинный, вследствие того, что в его душе праведный образ Божий затмила ложь, накопившаяся в культуре общества, где он вырос.

История формирования канонического текста Библии как в иудейской традиции, включающей в себя канонические книги Ветхого Завета, так и в христианской традиции, включающей в себя и Ветхий, и Новый Заветы, в отличие от истории становления канонической редакции Корана, охватывает многие столетия и недоступна большинству. А традиции, сообщающие эти сведения для посвящённых (иерархов церквей, масонства и т.п. орденов) и описывающие процесс канонизации тех или иных текстов, свойственные каждому из библейских культов, не только разногласят об этом, но и непримиримо враждебны друг другу.

И занимаясь богословием в художественно-литературной — иносказательно-притчевой форме, М.А.Булгаков просто не мог обойти стороной проблематики соотношения Правды-Истины и канонических текстов. Хотя он рассматривал эту проблематику в сюжетной композиции, непосредственно соотносимой с Библией в её исторически сложившемся виде, но показанное им касается всех без исключения культовых вероучений: от самых древних практик шаманизма и знаний, унаследованных от погибших в прошлом глобальных цивилизаций, до новейших доктрин саентологической церкви, а равно и начавшихся попыток создать “церковь” или партию “демократического централизма” на основе возведения работ Внутреннего Предиктора СССР в ранг бессовестно неусомнительных догм вопреки тому, что ещё в “Мёртвой воде” в редакции 1991 г. было сказано, что она — не священное писание; и во многих других наших работах говорилось прямо, что они выражают наше текущее, развивающееся вuдение и понимание жизни, и каждый, кто видит, знает и понимает лучше, пусть исправит допущенные нами ошибки.

М.А.Булгаков не мог дать истинную хронологически обширную справку о том, кто лично на протяжении всей истории был в ладу с Богом и учил по совести своих современников (да в такой справке нет и потребности), а кто только изображал вероучительство, в действительности будучи одержим собственными фантазиями и наваждениями извне; кого из них общество в целом признало в качестве праведных вероучителей правильно, а в ком ошиблось; кого признали «низы» и отвергли «верхи», а кого наоборот — признали «верхи» и отвергли «низы»; что именно говорили истинные и мнимые праведники, и как были записаны и отредактированы их речи; что из этого попало в канон Библии, а что не было признано «боговдохновенным» писанием или, что попало в канон с ярлыком «боговдохновенного», будучи наваждением из других источников и т.п.

Как было показано в двух предыдущих разделах, эта проблематика не выдумана, а непрестанно существует на протяжении многих веков, приводя каждое поколение к вопросу «что есть истина?», ответить на который — нравственно-этический долг перед Богом и другими людьми всякого человека. И М.А.Булгаков отобразил её во взаимодействии персонажей своего романа.

«— Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, — говорил монотонно прокуратор, — а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствуют люди.