Владимир Санин - Большой пожар

• Название: Большой пожар
• Автор: Владимир Санин
• Жанр: Путешествия и география

Материал который лег в основу романа достаточно необычен – пожалуй впервые в художественной литературе рассказывается о героической работе городских пожарных. В центре повествования – боевые действия по тушению крупного пожара и спасательные операции: те самые экстремальные ситуации, в которых особенно ярко выявляются характеры людей и становится ясно «кто есть кто». «Большой Пожар» – роман остросюжетный, роман-предупреждение, написанный с любовью к людям « огненной профессии» – пожарным, и молодым и ветеранам.

Издательство «Молодая гвардия», 1986 г.

---

Для банкета Ольга выбрала большой овальный стол, для лучшей слышимости и обзора, как пояснила она. К ее огорчению и нашему превеликому удовольствию, в город нанес неожиданный визит генерал из ГУПО, и все начальство блистательно отсутствовало.

– Хоть разговеемся малость, – потирал руки Дима. – Я-то уже готовился к тому, что весь вечер будем оглушать себя боржомом. Спасибо товарищу генералу!

Дима еще не знал, какой сюрприз его ожидает!

Помните, я советовал моим приятелям напрячь свои бедные мозги? Уж кто-кто, а я знал, для чего Ольга затеяла этот шабаш. Но все тайное становится явным, и через несколько минут после начала банкета Сергей Антоныч Попрядухин Ольгу разоблачил.

– Друзья! – провозгласил он. – Много лет зная Лелю и всю жизнь Васю, с уверенностью говорю, что вряд ли они придают значение своему юбилею, смехотворному в глазах таких Мафусаилов, как мы с Дедом. Общественность высказывала различные догадки. Одни полагали, что Леля и ее закадычная подруга Даша поспорили, кто из них за этот вечер разобьет больше сердец, другие уверяли, что на банкете настоял Бублик, который уже раздулся от пепси-колы и потихоньку таскает бутылки от соседей, третьи… четвертые… пятые… Я вспомнил «Трех мушкетеров», когда Атос спросил у друзей, что они едят, выслушал ответы и хладнокровно заметил: «Вы все ошибаетесь, господа: вы едите конину». Великая книга, я ее часто перечитываю на заседаниях, с которых нельзя улизнуть. Так вот, вы все ошибаетесь: истиная причина заключается в том, что в Лелином сочинении на месте главы о ресторане – зияющий пробел. Отсюда следует, что вас, ребята, пригласили для того, чтобы весь вечер потрошить. Учтите, даром вас кормить никто не будет! Ибо сказано: в поте лица своего зарабатывай шашлык свой. Я догадался о замысле этой плутовки, когда увидел список приглашенных. Вот он передо мной, сей изобличающий документ. Обратите друг на друга внимание! Кроме трех человек, которые горели в других помещениях, все остальные имеют то или иное отношение к месту действия! Что, попалась, Патрикеевна? Ну, Деда, его семью, Васиных сорвиголов все знают, представляю остальных:

Николай Клевцов, Юрий Кожухов и Владимир Никулькин, он же Уленшпигель

– воздвигнитесь! Рыцарям штурмовых лестниц – гип-гип-ура!

Анатолий Аничкин! Он едва перевалил за тридцать пять лет, но уже без пяти минут доктор технических наук. Неоднократно бит за острый язык и чинонепочитание. Саша Ковальчук! Тоже мой ученик, прославленный победитель конкурса молодых ученых НИИ по сортировке картошки на овощных базах. Обоих я затащил сюда на аркане по требованию Лели, поскольку они – участники того самого юбилейного банкета в честь нашего Арбуза. Для непосвященных: Арбуз – Аркадий Родионович Бузукин, отличнейший парень и наш директор.

«Несмеяна» и народный театр представлены несравненной Дашей Метельской. Сегодня я за ней с удовольствием приударю, несмотря на присутствие ее мужа Бориса Данилина, выдающегося драматурга нашего времени, автора одной провалившейся пьесы и двух комедий, имеющих сиогсшибательиый успех – среди нас, его друзей и знакомых.

Григорий Косичкин, краса и гордость ресторанного ансамбля, это он сейчас орет в микрофон с эстрады о своей любви к какому-то существу. Но меня ему не перекричать! Будят надеяться, однако, что он скоро охрипнет и присоединится к нам.

Вадим Петрович, бывший официант, а ныне – внимание! – метрдотель ресторана, устроивший Леле по блату этот превосходный стол. Вадим Петрович не позволит официантам ободрать Лелю до нитки, лично проверит счет.

Наконец, Нина Ивановна, от которой исходил первый импульс по тушению Большого Пожара и при взгляде на которую мне так и хочется напроситься в гости, ибо вкуснее ее пирогов я ничего не едал.

Таково наше разношерстное, но изысканное общество. Остальные приглашенные не явились по уважительным причинам, что сэкономит Васе и Леле кучу денег. За их здоровье! Призываю отныне не увлекаться умильными тостами, а выкладывать все, что вам известно, для Лелиной тетрадки. Приготовиться Аничкину.

Несмотря на призыв Сергея Антоныча, поначалу гости пошли по пути неприкрытого саботажа: никому не хотелось вспоминать далекие и не слишком приятные эпизоды. Посыпались тосты за дам, остроты, да еще оркестр призывал к танцам – словом, Ольга демонстративно закрыла тетрадку. Это вызвало общее ликование, даже Дима шепнул мне: «Кажись, потрошение не состоится». Они плохо знали, с кем имели дело!

Не прошло и часа, как гости обнаружили, что на столах не осталось ни капли спиртного и что хозяйка не предпринимает никаких усилий, чтобы возобновить его запас, а в ответ на запросы и иамеки отдельных гостей официанты, симулируя непонимание и глухоту, притаскивают целые батареи бутылок с минеральной водой.

Сергей Антоныч хохотал до слез.

– Кожей чувствовал, что она возьмет свое, – с торжеством восклицал он, – не мытьем, так катаньем. Сдавайтесь, ребята! Патрикеевна, пью этот боржом за твою удачу!

Ольга скромно поблагодарила и раскрыла тетрадку.

Анатолий Аничкин и Саша Ковальчук, молодые коллеги и любимые ученики Сергея Антоныча, уже бывали в нашей компании и посему чувствовали себя вполне раскованно.

– Вообще говоря, меня смущает эта тетрадка, – начал Аничкин. – Мало ли чего я спьяну наговорю? Или лучше сказать – с боржому? С одной стороны, приятно, конечно, стать персонажем крупного художественного полотна, но с другой – диссертацию скоро защищать, как бы кого не обидеть, а, Сергей Аатоныч?

– Только умолчи, я тебе первый на защите черный шар брошу, – пригрозил Сергей Антоныч. – Крой, не взирая на лица!

– Шеф имеет в виду, – пояснил Аничкии, что далеко не все из ста сорока трех гостей вели себя в достаточной степени благородно. Шефу хорошо, Арбуз ему все прощает, летом шорты, а зимой свитер, которому место в Ольгином музее – кустарное изделие времен Бориса Годунова, а каково нам с Сашей? Раскроет начальство будущую книгу и с возмущением прочитает, как старший научный сотрудник Аничкин, который через несколько месяцев нагло рассчитывает защитить докторскую, распространяет о членах ученого совета самые чудовищные небылицы… Извините, я пас.

– О начальстве или хорошо, или ничего, – вставил Ковальчук.

– Есть один выход, – предупредив грозный окрик шефа, заметил Аничкин.

– О тех, кто вел себя пристойно – так и скажем, а тех, кто праздновал труса и ревел, как корабельная сирена в густом тумане, скроем под псевдонимами.

– Валяй, – великодушно разрешил Сергей Антоныч. – Шила в мешке не утаишь, каждый себя узнает.

И дальше последовал рассказ.

Аркадий Родионович Бузукин в свои шестьдесят пять лет выглядел на пятьдесят: бывший капитан первого ранга сохранил морскую выправку, уверенную походку (о том, что вместо правой ноги до колена у него протез, знали далеко не все) и мозг без признаков склероза. Несмотря на внешнюю суровость и попытки наладить в НИИ флотскую дисциплину, директор был типичным добряком и ходатаем по делам подчиненных, которые, надо отдать им справедливость, умело пользовались этой слабостью. Арбуз в институте был любим, а к его юбилею готовились с энтузиазмом: сбросились по десятке на банкет, сочинили куплеты и шуточные адреса, соорудили стенды, на которых отражались его жизнь и деятельность. Жена Арбуза, его боевая подруга по морской пехоте Анна Алексеевна, предоставила юбилейному комитету альбом с семейными фотографиями. Особенно сильное впечатление производила любительская карточка, на которой полуторагодовалый карапуз торжественно нес в руках ночной горшок. Надпись гласила: «Профессор Бузукин в начале жизненного пути». Были и другие экспонаты, вызывавшие тоже положительные, но совсем иного рода, эмоции. На одной карточке капитан второго ранга, совсем еще молодой, целовал перед застывшим строем гвардейское знамя, а на другой того же кавторанга, опирающегося на костыли, держала под руку молоденькая медсестра в гимнастерке, из-под которой виднелась тельняшка. И надпись: «Поддержка на всю жизнь».

Руководили банкетом три человека.

Как и всякий директор, Аркадий Родионович опирался на особо приближенных людей, которым передоверил все хозяйственные функции: на заместителя по общим вопросам Глебушкина, референта Баринова и председателя месткома Курова. В жизни часто бывает, что самые приближенные не всегда оказываются самыми преданными, но когда хозяин об этом узнает, они обычно в его покровительстве уже не нуждаются. Будучи человеком мудрым, но столь же доверчивым, Аркадий Родионович полагал, что в данном случае имеют место исключения, и сердился на жену, которая в этом вопросе проявляла большую проницательность, и на Попрядухина, который в глаза и за глаза обзывал тройку фаворитов «арбузными корками, прилипалами, бездельниками и мошенниками». Почти все остальные сотрудники были солидарны с Попрядухиным, но старались на сию опасную тему не высказываться, ибо почему-то так получалось, что каждый, кто высказывался, выпихивался в отпуск в апреле или ноябре и таинственным образом исчезал из списка на распределение квартир.