Кэтрин Сатклифф - Одержимое сердце

• Название: Одержимое сердце
• Автор: Кэтрин Сатклифф
• Жанр: Исторические любовные романы

Красавица Ариэль нанимается к лорду Малхэму натурщицей. Никто, в том числе и сам лорд, потерявший память, не подозревает, что это — некогда страстно любимая им женщина. Чудом избежавшая грозной опасности, Ариэль винит во всех своих бедах бывшего возлюбленного. Она поклялась отомстить, но любовь все еще жива в ее сердце. Постепенно она догадывается, что потеря памяти и странности в его поведении — результат не несчастного случая, как все уверены, а медленного отравления опиумом. И вот уже не месть, а желание спасти любимого заставляет ее искать ответы на загадки и тайны этого странного семейства…

---

Николас продолжал смотреть на меня, не сводя глаз с моего лица и ничем — ни движением, ни звуком — не показывая, что слышит меня. Все еще крепко держа меня за руку, он двинулся по дорожке, за собачьи будки и сарай, где держали садовые инструменты, мимо домишки Джима, к пепелищу, где раньше стояла конюшня. Когда наконец мы остановились у края пепелища, я была в полном смятении, мешавшем мне мыслить.

Не обращая внимания на тьму, мой муж уверенно шел вперед, я видела его фигуру, то появлявшуюся, то исчезавшую в густом тумане.

— Здесь никого нет, — сказала я.

— Я слышал, как она звала меня из-за двери, — настаивал Ник. — Открыв дверь, я увидел ее стоящей в конце коридора. Она хотела, чтобы я последовал за ней, и я это сделал. Она привела меня сюда.

— Тебе это показалось. Ты все это вообразил.

Он сердито пнул ногой обугленное бревно, потом, упираясь руками в бока, застыл на месте и уставился на небо. Я решила, что скажу ему все сейчас же, полную правду, то, что его болезнь означала не привычку и любовь к шерри, что его галлюцинации были вызваны привычкой к опиуму. Но был ли он способен поверить мне в его теперешнем состоянии?

Я должна была найти убедительное доказательство того, что кто-то хотел убить его таким образом, я должна была объяснить ему, почему это происходит. Только в этом случае я могла бы открыть ему свои подозрения.

Николас снова принялся ходить взад-вперед по пепелищу, и я попросила его:

— Пожалуйста, давай вернемся в дом. Ты простудишься на холоде и заболеешь.

Я повернула на дорожку, надеясь, что он последует за мной.

И в этот момент я увидела Тревора и Джима, торопливо шагавших к нам. Я открыла рот, чтобы заговорить, но внезапное выражение ужаса, исказившее черты моего деверя, заставило меня промолчать, и я повернулась посмотреть, что его так напугало.

Мне на ум пришли слова Брэббса: «Джейн умерла. Ей раздробили череп».

Мой муж стоял с огромным камнем в руках. Оцепенев от ужаса, я отступила и оказалась в объятиях Джима, а Николас смотрел на меня сначала смущенно, потом я поняла, что он узнает меня. На лице его отразилось недоверие. Он уронил камень и теперь переводил взгляд с меня на Тревора и обратно.

— Значит, — сказал Николас, — ты тоже поверила. Я гадал, сколько времени тебе понадобится, чтобы присоединиться к их точке зрения.

Тревор протянул к нему руку, но Николас оттолкнул брата. Потом лорд Малхэм вернулся в Уолтхэмстоу, не дожидаясь меня.

Он запер за собой дверь нашей спальни, и мне пришлось вернуться в свою прежнюю комнату. Позже мне суждено было узнать, что желание моего мужа исцелиться было много сильнее, чем я предполагала. И потому он не прибег к своему обычному способу лечения — шерри, как я того опасалась. Но он не обратился за помощью и ко мне, и мне было мучительно наблюдать, как он в полном одиночестве борется и страдает.

Утром, по обыкновению, я направилась прямо в комнату Кевина, но обнаружила, что дверь заперта. Я принялась стучать в нее кулаком и стучала долго, прежде чем она чуть-чуть приоткрылась. Сквозь щель блеснули черные глаза Би.

— Почему вы заперли дверь? — спросила я ее.

— Приказ его светлости. Мое сердце остановилось.

— Что вы хотите этим сказать? Что именно приказал милорд? — спросила я.

Она молчала.

— Я жду ответа, Би.

— Вам не разрешено туда входить, — сказала она.

Я навалилась на дверь, впав в панику, потому что боялась, что Би помешает мне открыть ее. Я услышала ее мерзкое хихиканье.

— Я же говорила вам. Он дьявол. Клянусь, что дьявол, а теперь вы увидели его худшую сторону. И пожалеете об этом. Он убьет вас, как убил мою Джейн!

Она захлопнула дверь прямо у меня перед носом и заперла ее. Я принялась колотить в дверь.

— Черт возьми! — сказала я. — Пустите меня в детскую! Я требую!

Разъяренная, я бросилась в комнату мужа, но его там не оказалось. Тогда я помчалась в студию и влетела туда, как фурия.

Лорд Малхэм стоял в центре комнаты, безукоризненно одетый в черное, с белоснежным шейным платком. Вокруг было разбросано множество полотен, написанных им в предыдущие месяцы. На мольберте возле него был новый холст, прикрытый тканью.

Я наблюдала, как он натягивает на руки лайковые перчатки. Его движения были рассчитанными, высокомерными. Он полуобернулся и устремил на меня взгляд.

— Леди Малхэм, — проронил он ледяным тоном. — Я ожидаю вас.

Глаза его были ясными, яснее, чем я видела их когда-нибудь с момента моего появления в Уолт-хэмстоу. Я облизала пересохшие губы и заставила себя дышать ровнее.

Одна его бровь взметнулась вверх, и он улыбнулся. Улыбка его показалась мне мрачной и насмешливой.

— Я показывал вам свои картины? — спросил он тихо. — Уверен, что среди них есть несколько, способных вас заинтересовать.

Он поманил меня жестом, и я последовала за ним, загипнотизированная модуляциями его голоса и странным стальным блеском глаз. «Так мог бы смотреть Сатана», — подумала я. Высокий и темноволосый, и настолько притягательный, что ради его любви не одна праведная христианская душа могла бы последовать за ним в бездну ада.

— Ну? — произнес он почти шепотом. — Что ты об этом думаешь?

Я заставила себя взглянуть на картины на стене.

— Как ты считаешь, Британский музей мог бы ими заинтересоваться, любовь моя? — спросил он.

Я, не отрываясь, смотрела на одну из картин, которую видела и раньше: руки, выступающие из пламени, глаза, расширенные от ужаса. Безумие… Ад. Я содрогнулась.

— Я писал то, что приходило ко мне на ум. И теперь понимаю, что эти образы были только тенью воспоминаний. Вот почему до и после сеансов я страдал головными болями.

Николас подошел ко мне сзади и схватил за руку.

— У меня настроение писать снова, любовь моя. Есть возражения?

— Никаких, милорд.

Он поднял с мольберта полотно, прикрытое тканью, потом повел меня обратно в спальню. Закутав мои плечи плащом, Николас повел меня сначала в коридор, а затем во двор, где уже поджидал экипаж. Мрачный и торжественный кучер, как обычно, стоял у дверей экипажа.

Мы тотчас же двинулась в путь. Милорд сидел напротив меня, как и в день нашей свадьбы, и я невольно вспомнила момент разделенной нами страсти и счастья. В глазах Николаса я читала сожаление, как и тогда, и, хотя он оставался неподвижным, как камень, я догадывалась, что и он вспоминает эти минуты. Я закрыла глаза и принялась страстно молиться, чтобы он снова заключил меня в свои объятия. Здесь. И теперь же. Забвение и пренебрежение порождают отчаяние. Я боялась, что и мыслями, и сердцем он не со мной, что он покинул меня.

Когда экипаж остановился и дверца его открылась, я выглянула и засмотрелась на далекие уступы скал в бухте Малхэма. С некоторой робостью я оперлась о руку кучера, когда он помогал мне выйти из экипажа. Николас с холстом под мышкой последовал за нами, бросив через плечо кучеру, чтобы тот ожидал нас с экипажем у подножия холма. Потом он взял меня за руку и повел к бухте.

Малхэмская бухта. Известковые утесы были голыми — там не росло ни одного дерева. Утесы были отвесными, а их края острыми, как бритва, и круто спускались вниз, к каменистой долине, расположенной на высоте двухсот футов. С уступа, где я стояла, можно было отчетливо видеть тропинку, извивавшуюся змеей и уходившую вниз. Она доходила до Шериф-Хилла. Одинокий луч солнца пробился сквозь тучи и отразился в замерзших лужицах дождевой воды, прорезавшей каналы визвестняке. Во время весеннего таяния снегов эти ручейки низвергнутся вниз с невероятной силой.

Я почувствовала, что Николас приблизился ко мне, по лимонному запаху его одеколона и влажной шерсти плаща.

— Мне нравится здесь, — услышала я его слова, произнесенные мне на ухо.

Кончиками пальцев в перчатках он провел по моей шее и в предвкушении дальнейшего я замерла и, кажется, даже перестала дышать.

— Думаю, из тех мест, что я знаю, это ближе всего к небесам. В дождливые дни отсюда можно дотянуться до облаков.

Он указал на видное отсюда далекое устье ущелья.

— После дождя радуга, как мост, соединяет эти утесы… Ты когда-нибудь видела это, Ариэль?

Рука его переместилась на мою талию. Он увлек меня на небольшое плато, покрытое прошлогодней травой, расстелил на земле свой плащ и сказал:

— Садись.

Я подчинилась. Николас стоял у края утеса, и его силуэт выделялся на сером, как олово, небе. «Слишком близко, — подумала я. — Он стоит слишком близко к краю утеса».

— Знаешь, почему я привел тебя сюда? — спросил он.

— Чтобы писать мой портрет, полагаю, — ответила я, не отрывая глаз от выступа утеса. — Или для того, чтобы доказать, что ты все держишь в своих руках в Уолтхэмстоу. Включая и меня. Собираетесь приказать мне прыгнуть вниз с утеса, сэр? — Я снова смотрела ему прямо в глаза:

— Ну?

— А ты прыгнешь, если я прикажу тебе?