Рене Фюлёп-Миллер - Святой дьявол: Распутин и женщины

• Название: Святой дьявол: Распутин и женщины
• Автор: Рене Фюлёп-Миллер
• Издательство: Печатный двор
• Жанр: История
• Год: 1994

«Святой дьявол» Рене Фюлепа-Миллера — удачная попытка раскрыть русский феномен Григория Распутина, хитрого мужика и незаурядного политика, развратника и праведника, священника и дипломата. На фоне Распутина дана яркая характеристика всех сторон жизни русского общества начала XX века.

---

После первых приветствий в салоне Андронникова смущение министра еще более усилилось, так как старец, засунув правую руку за пояс, молча ходил по комнате взад и вперед и смотрел на тучного Хвостова недружелюбным и пытливым взглядом. Даже находчивый князь Андронников в этой ситуации чувствовал себя довольно неловко, не в своей тарелке. Вдруг Распутин остановился перед Хвостовым, строго и пронзительно посмотрел ему в глаза и сказал:

— Ну что же, ты очень поспешил! — Затем снова принялся ходить из угла в угол. Прошло еще несколько неприятных минут. — Тогда в Нижнем Новгороде ты не пригласил меня на обед! — проворчал Григорий Ефимович вполголоса. — Вел себя как невежа! А теперь такая спешка! И у тебя тоже!

С этими словами он повернулся к Белецкому. Но тот уже успел собраться и осыпал старца целым потоком комплиментов, благодарностей и похвал, которым Хвостов тут же принялся поддакивать. Князь Андронников тоже воспользовался возможностью проявить свой светский талант, и они трое не давали старцу сказать ни слова. Перебивая друг друга, они взволнованно благодарили его за возвращение, просили его благосклонности и мудрых советов и высказывали надежду, что он всегда будет их наставлять на верный путь и оградит от ошибок. Тут появилась Червинская и попросила собравшихся к столу. Во время ужина настроение Распутина заметно улучшилось, и после нескольких стаканов вина он даже снизошел до похвалы в отношении хвостовского баса.

Рыба мало-помалу исчезала, а господа говорили о различных важных вопросах государственного управления. Хвостов, Белецкий и Андронников уже при этой первой встрече с помощью вроде бы безобидных вопросов немало разузнали о планах и намерениях Распутина. Конечно, возникали некоторые трудности: если кто-то задавал вопрос, Распутин сначала продолжал есть, выпивал стакан вина, утирал ладонью губы и только потом отвечал очень осторожно и обдуманно. И как бы находчиво ни были сформулированы вопросы Белецкого или Андронникова, ответы старца оказывались еще более находчивыми. Напрасно старались вытянуть из него поспешное необдуманное слово. Задавая вопросы, все трое почувствовали, что Распутин осторожен, сдержан и поэтому мало полезен для них.

Когда после ужина все общество отправилось в гостиную, Андронников отвел старца в сторону и на несколько минут скрылся с ним. Уже за дверью князь вынул сторублевую бумажку и передал ее гостю, который не глядя опустил ее в карман брюк. Затем Андронников пригласил Григория прийти через пару дней и намекнул, что будет приготовлена та же сумма. Распутин лишь кивнул, и они снова вернулись в гостиную, где Червинская тем временем получила от Хвостова и Белецкого подробные инструкции. Но в этот вечер, казалось, не будет покоя, так как хозяйка дома встала и под незначительным благовидным предлогом покинула комнату, за ней, к неудовольствию Белецкого, последовал тучный Хвостов. В коридоре министр велел госпоже Червинской следить и за Белецким, интересоваться, о чем он говорит с Распутиным за спиной Хвостова. За дополнительную информацию министр обещал особенную признательность. После этого присутствовавшие опять собрались вместе и еще около часа беседовали на различные политические темы. Перед уходом и Белецкий отозвал Червинскую в сторону и по секрету попросил ее частным образом ему докладывать об отношениях между Хвостовым и Распутиным. Затем они чрезвычайно сердечно расцеловались и разошлись.

Этот вечер открыл целую серию «рыбных трапез» исторического значения, которые вскоре превратились в регулярные политические встречи. С этого момента на таких обедах министр, его помощник и «друг» обсуждали и решали все более важные государственные дела. Хотя все участники этих встреч в высшей степени были заинтересованы в строжайшей тайне, вскоре об этом поползли слухи, а позднее стали распространяться все более точные сведения. Само собой разумеется, что у всех, кто в этих таинственных встречах видел опасность для своей карьеры, если не для всего своего положения, не могло не появиться чувства сильнейшего негодования.

* * * *

Следующая «рыбная трапеза» внешне почти не отличалась от предыдущей. Снова за богато накрытым столом сидели Распутин, Хвостов, Белецкий, Андронников и Червинская. У всех, за исключением старца, по-видимому, не было аппетита; пока Григорий Ефимович не переставая обсасывал косточки и чавкал, остальные настойчиво пытали его вопросами и почти не притрагивались к еде. В этом не было ничего удивительного, так как этим вечером необходимо было уладить очень важное государственное дело: конфликт между обер-прокурором Самариным и епископом Варнавой по вопросу канонизации святого Иоанна Тобольского.

Сначала Хвостов, Белецкий и Андронников старались наводящими вопросами узнать личное мнение Распутина по этому вопросу. Министр был сильно заинтересован в разрешении спора между предводителем дворянства и епископом в пользу Варнавы и в отставке Самарина, потому что предводитель московского дворянства являлся противником Хвостова, но, чтобы сместить Самарина, Хвостову необходима была помощь старца, и он все еще не знал, может ли на таковую рассчитывать.

Конечно, Варнава был давним другом Григория Ефимовича, тот помог простому монаху получить сан епископа, но затем они отдалились друг от друга, потому что Варнава со времени своего возвышения отошел от Распутина, и тот на него сильно обиделся.

Беседа со старцем на эту тему протекала неровно, прерывалась, что, естественно, было связано с едой: Григорий Ефимович ел непрерывно и при этом мог долго обдумывать каждый ответ. Под конец он бросил несколько фраз, из которых Хвостов и Белецкий заключили, что он не совсем простил бывшему другу Варнаве теперешнюю отчужденность, но еще более его приводило в ярость высокомерие обер-прокурора Самарина. Один раз он даже в гневе бросил в тарелку кусок рыбы и вскричал:

— Эти важные дворяне! А что они знают о Церкви и святой вере? Церкви нужны простые, но набожные люди, понимающие народ и понимаемые им! Поэтому мне больше нравится Варнава, даже если иногда он меня сильно раздражает!

Этого было достаточно. Все встали из-за стола, расцеловались на прощание и, довольные, разошлись. Министр теперь знал, что дни Самарина сочтены.

Ко времени следующей трапезы организаторы сделали определенные выводы и сервировали стол не рыбой, а мясными блюдами, надеясь тем самым ускорить ответы Распутина. Но эта мера не оправдала себя, потому что Распутин оставил мясо нетронутым, явно выказал свое неудовольствие и не проронил ни слова. Ничего не оставалось, как приказать принести приготовленные на всякий случай рыбные блюда, и вскоре завязался разговор о предводителе дворянства Самарине и его предполагаемом преемнике. Хвостов уже подобрал кандидата в лице своего родственника Волжина; хотя у того не было никакого опыта для такой высокой должности, но зато он имел достойного покровителя — Хвостова. Отнюдь не просто было добиться согласия Распутина, к тому же бывший обер-прокурор Саблер предпринимал отчаянные попытки, чтобы завоевать благосклонность старца, и предлагал свою кандидатуру. Белецкий, подробно осведомленный обо всем, предпринял попытку очернить Саблера в глазах Григория Ефимовича. Самым невинным образом он начал разговор об изгнанных с Афона сектах «имябожцев» и «имяславцев», которым, он точно знал, Распутин живо симпатизировал.

Григорий ел какое-то время молча, слушал, затем отложил в сторону обсосанные косточки, вытер губы и сказал:

— Да, «имябожцы»! Когда я был на Афоне, я встретил среди них много умных и богобоязненных!

И тогда Белецкий красочно разрисовал мрачную картину страшных преследований, которым подвергались «имябожцы» во времена пребывания Саблера на посту обер-прокурора и указал на его беспощадные выступления против явных и тайных приверженцев этой веры.

В глазах Распутина сверкнула ярость, он внезапно ударил кулаком по столу и закричал:

— Так вот каков этот Саблер? Ну, я ему покажу!

Тут в разговор вмешался Хвостов и начал расхваливать своего кандидата Волжина, особо подчеркивая, что тот готов уладить неприятное столкновение с Варнавой по поводу канонизации Иоанна Тобольского в пользу Варнавы. Распутин немного помолчал, всматриваясь пытливо в министра, слегка теребя бороду, и потом заметил, что хочет встретиться с Волжиным, проверить его душу.

На следующей встрече у старца было ужасно плохое настроение.

— Хорошы бездельники, твои агенты! — набросился он на Белецкого. — Целый день напролет толкутся на лестнице, всюду преследуют меня, а оградить от глупых сплетен не могут! Ну, подождите же, вы еще узнаете меня!

Он принялся за еду, время от времени бросая яростные взгляды на товарища министра.

Тот всячески старался смягчить гнев Распутина и пытался узнать, в чем же дело. Не скоро Григорий Ефимович снизошел до более подробных объяснений; выяснилось, что какой-то журналист по имени Давидсон написал для «Биржевых ведомостей» скандальную статью, намекая на Распутина. Этот Давидсон, собирая компрометирующий материал на старца, специально отправился в Покровское, отыскал там семью Распутина, начал усиленно ухаживать за молоденькой Матреной, повел себя как ее жених и таким образом выведал кое-что о привычках Распутина и не поскупился на краски в своей статье.