Дик Френсис - Осколки

• Название: Осколки
• Автор: Дик Френсис
• Издательство: ЭКСМО-Пресс
• Жанр: Детектив
• Год: 2001
• ISBN: 5-04-007363-1

В канун наступления нового тысячелетия на скачках гибнет жокей Мартин Стакли. Это переворачивает размеренную жизнь его друга, стеклодува Джерарда Логана, с ног на голову. Логану приходится спасаться от банды разъяренных преследователей, обзаводиться телохранителями, выступать в роли наживки и осваивать профессию частного детектива. На первый взгляд причина всех этих «новогодних сюрпризов» – загадочная видеокассета стоимостью… миллион фунтов. Но расследование приводит к совершенно неожиданному результату.

---

– Ее я не знаю. Поспрашивать надо.

Он встряхнулся и завел мотор.

К четвергу, дню, на который были назначены похороны Мартина, полиция, естественно, не нашла ни одной видеокассеты, которую можно было бы идентифицировать как ту самую. Еще бы, таких видеокассет – море…

Накануне похорон на одной из пяти стоянок перед входом в «Стекло Логана» затормозила девушка на мотоцикле – в огромном шлеме, черной кожаной куртке, таких же брюках и тяжелых ботинках. Невзирая на январский холод, она сняла шлем прямо на улице, встряхнула головой, разметав по плечам роскошные белокурые волосы, и решительным шагом вошла в мой магазин, так уверенно, словно была здесь уже не в первый раз.

Я наносил последние штрихи на вазу перед тем, как поставить ее в печь для отжига, Памела Джейн объясняла группе американских туристов, как это делается, но тем не менее в мотоциклистке было нечто, требующее внимания. Я представил себе ее стеклянное изображение – и тотчас ее узнал.

– Кэтрин Додд! – сказал я.

– Надо же, обычно люди меня не узнают!

Она удивилась, но ничуть не огорчилась.

Я с интересом наблюдал, как туристы сгрудились теснее, словно бы желая отстраниться от незнакомки в угрожающем костюме.

Памела Джейн завершила свою речь. Один из американцев сказал, что вазы, конечно, ручной работы и очень красивые, но слишком дорогие. Прочие туристы закивали и с облегчением принялись скупать простеньких дельфинчиков и тарелочки. Пока Гикори заворачивал покупки и выписывал чеки, я спросил у мотоциклистки, нет ли каких новостей о пропавшей кассете.

Кэтрин внимательно наблюдала за тем, как я взял вазу огнеупорной рукавицей и поставил остывать в печь для отжига.

– Увы, – сказала переодетая – точнее, дважды переодетая – детектив-констебль Додд, – боюсь, ваша кассета пропала с концами.

Я сказал, что на этой кассете записана секретная информация.

– Какая?

– В том-то вся и штука, что этого я не знаю. Мартин Стакли сказал своей жене, что собирается записать какую-то секретную информацию на кассету и передать ее мне, чтобы я ее хранил – смешно, не правда ли? – на случай, если он погибнет в аварии или от несчастного случая.

– Например, во время скачки?

– О таком он не хотел и думать.

Мысли Кэтрин Додд двинулись одновременно в двух направлениях. Я и сам размышлял сразу о двух вещах с тех пор, как в поле моего зрения появился Норман Оспри с его элвисовскими бачками. Во-первых, есть кто-то, кому известна тайна Мартина, и, во-вторых, кто-то – и возможно, кто-то другой – мог сделать вывод, что эта тайна известна мне. Кто-то мог предположить, что я посмотрел кассету в тот же вечер, как погиб Мартин, а потом для безопасности стер запись.

Правда, у меня в «Стекле Логана» видеомагнитофона не было, но это можно было сделать в «Драконе», расположенном через дорогу, и драконица пачками распространяла буклетики, где в числе прочих рекламировалась и эта услуга.

– Если бы у меня был под рукой видеомагнитофон, – сказал я, – я бы, по всей вероятности, действительно прокрутил эту кассету в тот же вечер. И если бы я счел эту тайну опасной, я вполне мог бы стереть запись.

– Но ведь ваш друг Мартин хотел не этого.

Помолчав, я ответил:

– Если бы он точно знал, чего хочет, он не стал бы затевать эту игру с кассетами – он просто взял бы и рассказал мне эту несчастную тайну… – Я осекся. – Если бы да кабы… Не хотите вылить?

– Не могу. Извините. Я при исполнении. – Она лучезарно улыбнулась мне. – Я загляну как-нибудь в другой раз. О, кстати! Осталось одно невыясненное обстоятельство.

Она достала из-за пазухи непременный блокнот.

– Как зовут ваших помощников?

– Памела Джейн Ивенс, Джон Айриш и Джон Гикори. Джонов мы зовем по фамилии, чтобы не путать.

– Кто из них старший?

– Айриш. Он лет на десять старше Гикори и Памелы Джейн.

– А давно ли они у вас работают?

– Памела Джейн – около года, Айриш и Гикори – месяца на два-три дольше. Они все ребята порядочные, можете мне поверить.

– Я вам верю. Это просто для протокола. Я, собственно, именно за этим и заехала…

Я пристально посмотрел ей в глаза. Она едва не покраснела.

– Ну, я пошла, – сказала она.

Мне не хотелось отпускать ее так скоро. Я проводил ее до двери. У порога она остановилась и сказала «до свидания», словно бы не хотела, чтобы ее видели со мной на улице. Она вышла с толпой рождественских туристов, над которой витал зычный голос высокого мужчины, утверждавшего, что день потрачен совершенно впустую, а теперь еще невесть сколько придется тащиться обратно до теплого экскурсионного автобуса. Его широкая спина заслонила от меня отъезжающую констебля Додд, и я сам удивился тому, как это меня огорчило.

Вечером накануне похорон Мартина я позвонил от Бомбошки в гостиницу, и драконица мне сообщила, что Ллойд Бакстер счел нужным приехать на «последнее выступление своего жокея» (это он так выразился), но у Прайама Джоунза останавливаться не захотел – он как раз собирался забрать от Прайама своих лошадей. Драконица хихикнула и лукаво продолжала:

– Миленький, тебе вовсе не обязательно таскаться к Бомбошке Стакли, если ты не хочешь ночевать в своем ограбленном доме. Мог бы остаться и у меня…

– Слухи поползут, – сухо возразил я.

– Господи, милок, да про тебя все время ходят какие-нибудь слухи, разве ты не знал?

Знал, конечно. Но не обращал внимания.

В тот вечер накануне похорон Мартина позвонил Прайам Джоунз. Он рассчитывал поговорить с Бомбошкой, а попал на меня. Я старался по возможности избавлять ее от назойливых соболезнований. И не только я. В эти дни и Мэриголд, и Уортингтон, и даже дети проявляли чудеса воспитанности и такта. Я подумал о том, как повеселился бы Мартин, узнав, насколько улучшились манеры его семейства благодаря его безвременной кончине.

Прайам некоторое время побушевал, но в конце концов мне удалось разобрать, что он предлагает свои услуги в качестве распорядителя. Я вспомнил его невольные слезы и включил его в список. А заодно спросил, не упоминал ли Мартин в пятницу, перед тем как заехать ко мне домой, что ему должны передать на скачках какую-то кассету.

– Вы уже спрашивали об этом в тот день, когда он погиб, – с раздражением ответил Прайам. – Еще раз отвечаю – да! Он сказал, что не уедет с ипподрома, пока не заберет какой-то пакет, который он должен передать вам. Я же вам его и отдал, разве вы забыли? Я привез его в Бродвей, когда вы его забыли в машине, в кармане плаща… Ну ладно, Джерард, до завтра. Передайте Бомбошке мой поклон.

В тот же вечер накануне похорон Мартина Эдди Пэйн сходил в местную католическую церковь, покаялся на исповеди во всех своих грехах, былых и нынешних, и получил прощение и отпущение. Он с достоинством сообщил мне об этом, когда я прервал на середине его соболезнования Бомбошке. Он ужасно старался найти кого-нибудь, кто согласился бы поработать вместо него на ипподроме, ужасно старался, но никого не смог найти. Ничего не поделаешь, такова жизнь, он не сможет прийти на похороны, какая жалость, он ведь лет семь работал с Мартином. Судя по голосу, Эдди принял для храбрости с полбутылки виски, прежде чем позвонить. Иначе бы он сообразил, что на похороны Мартина его бы с ипподрома отпустили охотнее, чем на похороны родной бабушки.

И опять же в тот самый вечер, накануне похорон Мартина (хотя я об этом узнал несколько позже), Роза, дочка Эда Пэйна, сообщила компании отчаянных и безжалостных негодяев, как вытрясти из Джерарда Логана тайну, которую он узнал на скачках в Челтнеме.

Глава 3

В первый четверг января, на шестой день нового тысячелетия, я, Прайам Джоунз и четверо отставных жокеев-стиплеров внесли гроб Мартина в церковь и потом опустили его в могилу.

Светило солнце. Сверкали ветки, покрытые инеем. Бомбошка выглядела совершенно неземной, Мэриголд была практически трезва, Уортингтон снял свою шоферскую фуражку, почтительно обнажив лысину, четверо детей постучали кулачками в стенку гроба, словно надеялись разбудить отца, Ллойд Бакстер произнес краткую, но достойную надгробную речь. Весь мир скачек, от распорядителей Жокейского клуба до служителей, разравнивающих дерн, сперва теснился на скамьях в церкви, а потом высыпал на холодное кладбище рядом с храмом, наступая на поросшие мхом старинные плиты. Мартина уважали, и все явились отдать ему последние почести.

Места для новых захоронений находились на склоне холма, примерно в миле от церкви, и погребальная процессия прибыла туда на катафалке и в тяжелых лимузинах, тянущихся следом. Бомбошка плакала среди погребальных венков, в то время как человека, с которым она ежедневно ссорилась, медленно опускали в тихую, гостеприимную землю, и я, которому пришлось организовывать вторые похороны за месяц (первой была моя мать), прозаично удостоверялся, достаточно ли горячего пунша привезли поставщики провизии и заплатили ли певчим. Что поделаешь, смерть – тоже дорогое удовольствие.