Оксана Духова - Хозяйка тайги

• Название: Хозяйка тайги
• Автор: Оксана Духова
• Издательство: «Крылов»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2006
• ISBN: 5-9717-0123-1

Бой барабанов. Выстрелы из пушек в декабрьском Петербурге. Густо окрашенный кровью снег. Взрыв, перевернувший не одну жизнь.

И вместо дворцов на Неве – поваленные столетние сосны и кедры в тайге. Мечутся в лесу серые тени, подступает голодная волчья стая. А под ногами – болотные топи… Дикий край!

Здесь могут выжить только сильные духом, других тайга не отпустит, не признает своим хозяином. Юная княжна Нина, занесенная сюда волею императорского указа, казалось бы, обречена. Но покоряется ей тайга.

---

Сначала появился офицер, быстро проверил, все ли предписания безопасности соблюдаются, а затем сделал караульным знак выводить арестованных. У каждой двери стало по два солдата. А затем из темноты вышли узники, многие в мундирах, изодранных, покрытых пятнами крови, с наспех перевязанными ранами, простоголовые и небритые. Они смотрели в свинцово-серые небеса, на тихо падающий снег, веря и не веря в то, что есть еще хоть что-то в мире, кроме сырых и холодных стен крепостного узилища.

И только когда женщины начали выкрикивать их по именам, они увидели высокую ограду и поняли, наконец, для чего извлекли их из темных зарешеченных нор на свет божий. И бросились к решетке, пытаясь дотянуться руками до рук своих любимых.

– Маша!

– Катерина!

– Полина!

Крики, что способны разорвать сердце. А по ту сторону чугунных ограждений неслись ответные крики радости и отчаяния.

– Николенька!

– Андрей!

– Григорий!

Вся боль, вся тоска, вся любовь рвалась из сердца, из груди, в отчаянной попытке дотянуться сквозь решетки до родных, таких близких и таких далеких. Но коридор меж чугунными оградами был широк, и руки заключенных наталкивались лишь на безмолвных стражей, что каменели лицами, безмолвные, не видящие ничего, что творится вокруг.

Солдатам надобно приказы исполнять, они не дураки, они знают, что за ними наблюдают, вынюхивая едва ощутимый запашок жалости и сочувствия в сердцах, что бились под сукном шинелей, согласно уставу воинскому. Многие из офицеров, что оказались ныне в узилище крепостном, были когда-то их командирами, а уж имена знати, князей да графов всяк в Санкт-Петербурге знает. Эти господа привыкли, что все пред ними кланяются да ручки их барские верноподданически целуют. А сейчас эвон стоят драные да грязные за оградой, тянут ручонки сквозь решетки, плачут. Плачут, ей же богу, плачут!

Братцы, что с миром-то содеялось? Все ж вверх тормашками перекувыркнулось! Ей-ей!

Борис Степанович Тугай медленно брел вдоль ограды, как вдруг увидел Ниночку. Ее не должно было быть здесь, но она… Она стояла последней в длинном ряду страдалиц, без вины виноватых, махала ему рукой и плакала, прижималась худеньким прелестным личиком к решетке и выкрикивала:

– Боря, Боренька! Любимый мой! Дорогой мой…

Тугай замер. Сон или явь? Он бросился к забору, не отрывая взгляда от Ниночки. Голова его была перевязана широким бинтом с запекшейся кровью, мундир изорван, рейтузы конногвардейца свисали клочьями. Одно колено тоже было перевязано, и Борис слегка хромал при ходьбе. Молодое, когда-то сияющее радостью и юношеским задором лицо стало бледно-серым, осунулось. Теперь он казался чужым, совершенно незнакомым Ниночке.

– Ниночка, – прошептал он. – Ниночка, зачем ты пришла? Ты должна позабыть меня.

– Я обещалась тебе! – выкрикнула она. Выкрикнула сквозь слезы, что душили ее, выкрикнула что есть мочи, иначе он не понял бы, не понял ее! – Я всегда буду с тобой.

– В этом более нет уж никакого смысла, Ниночка, – Тугай вжался лицом в чугунную решетку ограды. Караульный прошел мимо, украдкой покосился на арестованного. – Завтра начнется судебное разбирательство. Они прикажут казнить нас. Царю не ведомо сострадание. Мы все погибнем с честью. Мы ведь хотели добра России. Добра! Только добра!

Они смотрели друг на друга, тянули руки, еще, еще немного. Еще… смехотворное расстояние, вершков десять, не более, а кажется, что переговариваются друг с другом, стремясь дотянуться, с двух далеких, нестерпимо далеких звезд.

Бориса и Ниночку поглотило молчание, безысходное, безвыходное, отчаянное, и лишь глаза говорили, превратившись в крик, лишь губы дрожали, но молчали, а глаза выплакивали всю немую боль сердца.

В четырех метрах от них стояла княгиня Трубецкая в длинной своей собольей шубе и беседовала с мужем тем тоном, коим принято разговаривать на балах в Зимнем дворце.

– Я горжусь тобой, – громко, прекрасно артикулируя слова, говорила она. – Трубецкие всегда были героями. Что бы ни случилось, любимый, уповай на небеса и Господа Бога. Когда-нибудь Россия обретет свободу, и тогда уж она вспомнит о тебе.

– Никаких вольнодумных речей на свидании не дозволено! – рявкнул офицер караула. Он ходил за спинами женщин и внимательно прислушивался к беседам. – Я велю прекратить свидание! Дозволен только личный разговор, милостивые государи!

– Нет, нет, государь не позволит казнить вас! – расплакалась Ниночка. – Папенька был у него. Император хочет стать добрым государем своему отечеству.

– В России еще никогда не было доброго государя, – мрачно возразил Борис. – Так с чего бы вдруг Николаю Первому меняться в лучшую сторону?

– Он планирует реформы в обществе.

– Реформы в России всегда кровью пишутся. Но мы рады, что в сих чернилах есть и капелька нашей крови.

– Никаких вольнодумных речей! – вновь выкрикнул капитан.

– Да оставь ты нас в покое! – огрызнулся один из узников. – Перед смертью мы вольны говорить все, что захотим! Да здравствует свобода!

Над крепостью повисла гробовая тишина. И тут княгиня Трубецкая повторила во весь голос:

– Да здравствует свобода!

Капитан в ужасе взглянул на нее. Все замерли, ожидая, что вот оно, прозвучит сейчас страшный приказ прекратить свидание, очистить крепостной двор. Караульные взяли ружья на изготовку. Но капитан молчал. Он торопливо отвернулся от княгини и, подойдя к крепостной стене, закурил сигаретку. Снег все валил и валил, капитан поднял воротник шинели повыше, как будто хотел укрыться то ли от колких пощечин ветра, то ли от слов Трубецкой схорониться.

– Мы ведь все время в крепости были, – торопливо рассказывала Ниночка. – Живем в пустых конюшнях. Там так тепло, мы получаем еду, все относятся к нам с большим решпектом.

– После вынесения приговора от решпекта и следа не останется – они погонят вас, как шелудивых бродячих псов.

– Не смогут. Весь мир сейчас смотрит на нас.

– Весь мир? – Борис рассмеялся с горечью. – С каких-таких пор Россию заботит мнение света? Раньше, коли посланник западной державы не ломал перед царем шапку, шапку ту к головушке и прибивали. И что? Да ничего! Мир тихонечко так, вполголоса протестовал, а у нас при дворе лишь похохатывали.

– Те времена давно уж миновали, Боря. Пару веков назад.

– Что такое несколько веков для России? Здесь другое понятие времени. Ниночка… – Борис еще сильнее вжался в чугунную решетку. – Возвращайся к отцу. Посмотри на меня… меня уже нет, нет.

– Я сожгла все мосты к отступлению, Боренька, у меня больше нет отца. Я сбежала от него.

– Это безумие, Ниночка!

– Моя нянюшка Катерина Ивановна и кучер наш Мирон Федорович со мной. Мы ждем тебя, Боренька.

– Мое продырявленное при расстреле тело точно дождетесь!

– Царь не посмеет казнить вас. Мы бы пронесли по улицам Петербурга тела наших убиенных мужей и положили бы у ступеней Зимнего дворца. Для царя ваша казнь означала бы конец.

– На его стороне армия, глупышка.

– В России куда больше ремесленников и крестьян, чем солдат! – и Ниночка ухватила за рукав шинели проходившего мимо караульного. – Что скажешь? Ты сможешь стрелять в собственных братьев? Или в мать, если она выйдет на улицы вместе с нами? Сможешь?

Солдат молча смотрел на Ниночку и не видел ее.

– Оставьте меня, ваши высокоблагородия, – наконец, тихо попросил он. – Я всего лишь бедный солдат, мне думать не полагается. Отпустите меня! – Он вырвался из цепких ручек Ниночки и продолжил свой обход.

– Ну, и что ты будешь делать, когда нас казнят? – с трудом прошептал Борис.

– Еще не знаю. Наверное, нас тоже придется тогда расстрелять, потому что мы все равно не успокоимся.

– Царь сошлет вас в Сибирь, коли вы не угомонитесь.

– Тогда через пару-тройку лет вся Сибирь восстанет против государя.

Капитан отделился от стены и поднял руку. Было видно, насколько тяжко ему выполнять ныне свою службу.

– Конец свидания! – крикнул он. – Прощайтесь, господа! Еще пять минут.

Князь Трубецкой прижался лицом к ограде.

– Прощай, любовь моя, – прошептал он. – Все, что произошло, моя ошибка. Я думал, что настало уж время. Слабак в наследниках, соперник – далеко от Петербурга, народ, наконец-то, готов подумать о себе. Но народ не понял меня. В нем все еще живет страх вековечный. Офицеры предали меня. С пригоршней идеалистов в России революции не сделаешь. Моя вина… И мне за нее до конца жизни каяться. Жаль только, что столько достойных людей погибнут вместе со мной. Прощай, Катенька, более уж не свидимся.

– Мы обязательно свидимся! – гордо вскинулась княгиня Трубецкая. – Даже если не здесь, то в вечности уж наверняка.

Она намертво вцепилась в чугунную решетку, изо всех сил стараясь не разрыдаться в голос. Сигнал трубы возвестил о конце свидания. Больше у них не осталось ни одной минутки лишней.