Олег Гончаров - Боярин

• Название: Боярин
• Автор: Олег Гончаров
• Издательство: Издательство «Крылов»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0228-9

Киевская Русь набирает силу.

Вырвавшись на свободу, Добрыня отправляется на поиски своей возлюбленной.

Какой будет их встреча?

Княгиня Киевская приближает к себе бывшего княжича Древлянского, обещая ему в награду за верность отпустить из заточения отца, Мала Нискинича.

Выполнит ли она свое обещание?

Русь снаряжает посольство в Царьград, и Ольга лично отправляется на встречу с императором могущественной Византийской империи.

Чем закончатся эти нелегкие переговоры?

Добрын, сын Мала, встает перед трудным выбором: защитить древние устои или перейти на сторону поборников новой веры.

Каков будет выбор героя?

Ответы на эти вопросы Вы найдете в заключительной книге трилогии «Ночь Сварога».

---

А княгиня тоже хороша. Нарочно Григория с Фокием стравила. Знала же, чем эта встреча обернуться может, а все равно черноризника к патриарху за собой привела. Сама в сторонке осталась, а христиан меж собой лбами столкнула. Да так лихо у нее получилось, что даже завидно. Вот только чего она добивалась? И чего добилась?

Трудно порой бывает в чужих играх разобраться. Но и любопытство берет – кто же мудрей, а кто проворней окажется?

Шел я вслед за Ольгой, а сам все думал:

«Кто же все-таки битву за душу „архонтисы русов" выиграл? Ромей? Черноризник? А может быть, она опять при своих осталась? Пойди догадайся, что эта баба на уме держит?»

Глава шестая АРХОНТИСА РУСОВ

9 сентября 956 г.

Солнечный зайчик медленно полз по мозаичному полу приемной палаты императора Византийского Константина Парфирогенета. Он осторожно перебирался с одной ярко раскрашенной плитки на другую, пока не добрался до узких носков расшитых бисером сапог. Здесь он задержался ненадолго, словно раздумывая, что же ему делать дальше, а затем настырно принялся взбираться вверх по голенищам.

Очень долго Претич наблюдал за путешествием зайчика, изредка бросал тревожные взгляды на плотно закрытую дверь в конце палаты и огорченно вздыхал. Когда яркое световое пятно поднялось ему до колен, терпение воина кончилось. Он с тоской взглянул на солнечный луч, пробивавший полумрак приемных покоев, затем на суровых ромейских стражников, стоящих возле запертых дверей, дернул ногой, будто хотел скинуть с нее опостылевшего за все это время зайчика, и тихонько шепнул стоящему поблизости Григорию:

– Да чего же они там так долго?

– Ты спокойней, – ответил черноризник. – Вон, ромеи тоже маются.

Неподалеку переминался с ноги на ногу проэдр Василий, а рядом с толстяком изнывали от тоски многочисленные царьградские сановники. Претич встретился с толстяком взглядом, и лицо Василия тут же расплылось в угодливой улыбке, но как только русич отвел глаза, улыбка проэдра сменилась презрительной ухмылкой.

Стоял толстяк, потел, пыхтел, словно котел кипящий, а прихлебатели из свиты вокруг него скучали да платочками проэдра обмахивали. Ему сейчас тоже жутко любопытно было – о чем там, за дверями, император с архонтисой разговоры ведут? Только не допустили его в покой личный. Он поначалу, когда Константин для общения приватного княгиню русов к себе пригласил, за ними настроился, но император лишь бровью повел, и Василий осекся. И пришлось ему вместе с варварами в ожидании пребывать. Ждать того момента, когда отворятся тяжелые створки и император с гостьей своей на люди выйдут.

Обидно было Василию, что его обошли, однако вида он не подавал. Умел толстяк обиды прятать, терпеть умел, знал, когда помолчать нужно, а когда действовать решительно. Момент чувствовал. Промедли он хоть мгновение тогда, и все. Остался бы при дворе никем. По-прежнему бы императору вазу ночную подавал и был бы безмерно счастлив этой высокой доле. Но решился однажды евнух рот раскрыть и в самую точку попал. Как там древние говорили? Дайте мне точку опоры, и я Землю переверну. Нет, земля Василию не нужна. Ему хотелось Анастасия сковырнуть.

Ненавидел евнух Анастасия. За заносчивость его, за презрение, с которым проэдр на Василия глядел. За то, что доступно Анастасию было то, чего Василия однажды лишили – ласки женской, любви горячей, желания страстного и томления сладостного. Ничего этого у евнуха давно нет. Только жалость к себе осталась, да еще злость великая на тех, кто всем этим обладает. Поэтому, как только случай представился да довелось ненароком подслушать толстяку про страшную тайну, так он немедля про нее императору доложил. И где же теперь Анастасий? Куда подевался гордец, который своим мужеством кичился?

Нет его.

А Василий теперь сам проэдром стал. И все те, кто над его бедой когда-то смеялся, вокруг него, точно мухи вокруг меда, вьются. Каждый угодить норовит. Каждый подластиться пытается, услужить всячески. Принимает проэдр Василий дорогие подарки, слушает речи льстивые, улыбается своим бывшим недругам и презирает льстецов, как они его когда-то презирали.

Стоит толстяк, потом обливается, от прихлебателей отмахивается и ждет, когда же император выйдет. Ничего, он терпеливый. Дождется[84].

А пока русичи с ромеями в приемном покое маялись, за плотно закрытыми дверями шли нелегкие переговоры между Багрянородным императором и архонтисой Ольгой.

– И зачем я тебе там нужен? – спросил я княгиню, когда мы на прием собирались. – Ты же не хуже моего греческий знаешь. Какой из меня толмач? Что толку от переводов моих, коли ты и так понимать будешь, о чем с тобой василис говорить станет?

– Ну, во-первых, – сказала она, – не хочу я до поры свое знание выказывать и не собираюсь с Константином на его языке говорить. Пусть лучше он наше наречие учит. А во-вторых, – рассмеялась она, – неужто зря ты с Серафимом так долго мучился? При мне будешь, а коли нужда возникнет, так и советом поможешь.

Вот при ней я и был.

Денек тот выдался отменным. Осень на Руси уж наверное, листья желтеть начали, а тут, в Царь-городе, самое лето в разгаре. Тихо, солнечно, будто сама мать-природа радуется, что наконец-то княгиня своего добилась. То, ради чего мы так далеко из родной земли ушли, теперь состояться должно. Торжественно и величаво посольство русское из монастыря Святого Мамонта вышло и через весь город к василисову дворцу направилось. Воины, послы от земель русских, за ними холопы несут сундуки с дарами Константину, за подарками купцы и гребцы разодетые, словно на свадьбу собрались, потом верхом на конях Ольга с нами, ближними своими, а в хвосте шествия Претич с гриднями спину княгине прикрыл. Даже девок сенных с собой взяли. Малуша у них за старшую, а Загляда у нее в помощницах.

– Ты смотри, Добрын, – шепнул мне Стоян. – Наша-то хороша!

Он, как старший среди купцов, вместе с нами на сером жеребце гарцевал. Непривычно новгородцу верхом было, ему на ладье сподручней, только не пройдет ладья посуху, вот он и маялся.

– Не зря мы за коней такие деньжищи отвалили, – сказал он и в седле поерзал. – Сразу видно, что Великая княгиня едет.

Народец царьградский из всех щелей вылез, чтоб на нас попялиться. Людей же медом не корми, а дай на забавное поглядеть. А взглянуть было на что. Наверное, такого пышного и многочисленного посольства ромеи отродясь не видели и память о нем будут долго хранить[85].

И встреча радушной оказалась. Еще бы Константину не радоваться, когда мы ему столько добра в дар преподнесли. Он как золото и мед увидел, так в улыбке расплылся. Видать, не дурак василис сладеньким побаловаться и золотишком позвенеть. А при виде мехов, что мы ему в самом конце сороками отсчитали, у него даже глаза заблестели. По собольей шкурке кончиками пальцев провел и зажмурился от удовольствия*.

*Прием иностранного посольства в Константинополе обычно проходил по заранее отработанному ритуалу. Но в данном случае имелись отступления от принятых традиций, обозначились нарушения незыблемого византийского дипломатического ритуала, которые были совершенно невероятны, особенно при Константине Багрянородном, их ревностном блюстителе. В начале аудиенции, после того как придворные встали на свои места, а император воссел на «троне Соломона», завеса, отделявшая русскую княгиню от зала, была отодвинута, и Ольга впереди своей свиты двинулась к императору. В этих случаях обычно иностранного представителя подводили к трону два чиновника, поддерживавшие подходящего под руки. Затем иностранный владыка или посол падал ниц к императорским стопам. Во время приема киевской княгини этот порядок был изменен. Ольга одна, без сопровождения, подошла к трону, не упала перед императором ниц, как это сделала ее свита, а осталась стоять и, стоя же, беседовала с Константином. И еще одна важная деталь. В Константинополе, как правило, устраивали торжественные приемы двум-трем посольствам одновременно. На сей раз русы были в одиночестве. Об этом сам Константин написал в своей книге «О церемониях».

Я-то сперва подумал, что он такой же, как те ромеи, что мне за это время повидать довелось, – несмел, умом недалек да до скарба жаден.

Ошибся.

Константин себя как муж уважительный и весьма разумный повел. Старше Ольги лет на десять, но телом крепок и цепок взором, он встретил ее, словно сестру, – радушно, без кичливости и заносчивости. Дары благосклонно принял, о здоровье расспросил. Даже извинения принес за то, что княгине так долго встречи ожидать пришлось.

А после того как церемония закончилась, случилось и вовсе доселе не слыханное. Константин княгиню в свои личные покои пригласил. Согласилась Ольга и меня, как толмача, с собой взяла. Вельможи ромейские только ахнули, а толстомясый проэдр за нами увязаться хотел, однако ни с чем остался.

Горница василиса поболе терема княжеского оказалась. Я даже удивился – и зачем ему такая хоромина? Посреди этого простора стояли стол да два обитых алым бархатом сиденья с высокими спинками. На одно из сидений василис уселся, на другое он Ольге указал, дескать, разговор у нас будет долгий, а в ногах правды не сыщешь. Я же за спиной у княгини пристроился.