С Боровиков - Путь к народу

• Название: Путь к народу
• Автор: С Боровиков
• Жанр: Публицистика

---

"...Выдумали же люди такое отвратительное слово - "эвакуация". Скажи отъезд, переселение или временная всеобщая перемена жительства - никто бы не стал, вылупив луковицами глаза, ухватив узлы и чемоданы, скакать без памяти на подводах и извозчиках в одесский порт, как будто сзади за ним гонятся львы". Так начинается третья книга повести. Толстой словно бы передоверяет интонацию участнику событий - растерянному русскому интеллигенту, влекомому историческим потоком. И не забывает при этом над ним посмеяться, впрочем, и над собой: ведь и он "на подводах и извозчиках" скакал в одесский порт в 1919 году.

Кого только не встретит читатель в небольшой, но чреззычай-но густо населенной повести: генералы и кабареточные "кокаинетки", писатели и думские деятели, быошие помещики и вездесущие спекулянты, мрачные офицеры со "шпалерами" и обезумевшие от непредуг а данных событий философы и ученые, бандиты и контрразведчики, надутые союзники, обессилевшие барыньки с голодными детьми... Повесть можно было бы назвать сатирическим обзором событий гражданской войны и эмиграции, И все же это не совсем так. Герой повести - Семен Иванович Невзоров, невзрачный блондин к сорока годам. Он-то и поставлен в центре бушующих событий.

В самом начале писатель обронил замечание о герое: "На улице его часто смешивали с кем-нибудь другим, и в этих случаях он предупредительно заявлял: "Виноват, вы обмишурились, я - Невзоров".

Безликость, стертость отличают этого человека, который за время повествования успевает побывать и графом Симеоном Невзо-роЕЬШ, и французским контом Симоном де Незор, и греком Семи-лапидом Навзараки, Убийца-грабитель, новоявленный помещик, казначей в банде атамана Ангела, содержатель игорного дома, агент белогвардейской контрразведки, удачливый спекулянт, уличный сводник, оракул компании пьяных офицеров - такова фантастическая, как и само время, линия жизни бывшего конторщика. В конце, приведя героя к осуществлению мечты ("Салон-ресторан с аттракционами Ибикус"), писатель рассуждает, что "было бы лучше для повести уморить Семена Ивановича, например, гнилой устрицей или толкнуть его под автомобиль. Но ведь Семен Иванович - бессмертный". Бессмертность, "жилистость" обывателя составили идею блистательного толстовского образа и повести в целом. Но почему такой человек стал в центре повести об эмиграции? Неужто, по мнению автора, Невзоровы составляли ее основу? Нет, повесть не оставляет такого впечатления.

Во-первых, невидимый, незаметный, сам по себе живущий, наблюдательный Невзоров - незаменимый хроникер в круговерти событий. Всякий человек, принадлежащий к какому-либо лагерю, не побывал бы в таких передрягах и не увидел столько. Ну можно ли перелетать подобно мотыльку от одного пылающего костра к другому, не обжигаясь, да еще греться при этом? И греть руки. Другого давно бы расстреляли, а Невзорову хоть бы что, только едкого опыта да жилистости прибавляется. Причина проста - он никого не любит, ни к кому не привязан, ничем не дорожит. Убьют сильных, храбрых, защищающих свое дело, а Семена Ивановича, изменяющего окраску с быстротою хамелеона, скоро не распознаешь в такой мешанине. И во-вторых, Семен Иванович выполняет роль куда более важную. Он один одновременно и фон для всех остальных, и сцепляющее их начало. Что, казалось бы, общего у этой пестрой толпы? А может быть, Невзоров? Почему он со всеми знаком, всем необходим? Ничего путного он все равно никому не делает. Может быть, необходима его бессмертная обывательская "ибикусова" душа? Может быть, она сидит большей или меньшей частью во всех? Может быть, Семен Иванович при всей чуть ли не физической ощутимости сам - бессмертный Ибикус, квинтэссенция обывательского духа?

Очень важно подчеркнуть ненависть Невзорова к России: "Наплюю, отрекусь, самое происхождение забуду". Русского человека иначе как свиньей он не считает, в мечтах собирается гнать русских иа Европы: "Вон, крапивное семя!" "Говорил негромко, но чрезвычайно явственно и хотя, в силу необходимости, по-русски, но так, что выходило и не по-русски".

Так, в веселой повести Алексей Толстой тем не менее не в шутку пугал тех, кто бежал вместе с. Невзоровым: господа, а не проснется ли в вас Невзоров, не вытеснит ли постепенно все лучшее, святое, память о родине, национальность? Не превратитесь ли вы в международного Невзорова-обывателя?

Как бы продолжением "Похождений Невзорова" являются повести "Рукопись, найденная под кроватью" (1923) и "Черная пятница" (1923), написанные ранее. Первая рассказывает о безнадежном падении эмигранта, носителя древней дворянской фамилии Александра Епанчина, его постепенном вырождении в уголовника. "Черная пятница" - гротескное изображение быта русских эмигрантов в Берлине. Полковник Убейко, писатель Картошин, другие русские эмигранты готовы молиться на проходимца, спекулянта Адольфа Задера. Подобно Невзорову, это человек-маска, человек без прошлого, без родины. Он рассказывает три автобиографии - с учетом собеседника. Адольф Задер - самая суть буржуазного торгашест-в.1, предпринимательства. Писатель показывает его как воплощение общества, в котором предстоит жить русским эмигрантам. Самоубийство Задера недвусмысленно намекает на неизбежный исход для многих этого пути.

Нетрудно заметить, что произведения начала 20-х годов, написанные во время жизни Толстого в Берлине - роман "Аэлита", повести "Черная пятница", "Убийство Антуана Риво", "Рукопись, найденная под кроватью" - ив первый год жизни в России - "Похождения Невзорова", - повествовали о свежем, дымящемся прошлом и полны тревожных предчувствий, как настроение героя рассказа "Мираж" (1924), возвращающегося на Родину. Что впереди, что принесет новая российская действительность?

4

Поразительна отзывчивость писателя на события жизни, повороты истории. То, что мы назвали произведениями о прошлой, ведь отделялось от этого "прошлого" двумя-тремя годами! Но и то сказать, скорость исторических перемен диктовала художникам свой темп.

Ко времени возвращения А. Н. Толстого, Советская Россия была занята восстановлением разрушенного, строительством и успешно двигалась вперед. Но на внешний взгляд в ней царствовал нэп. Впрочем, не только свидетелям, но и некоторым участникам событий так казалось. Не один и не сто коммунистов почувство" вали, что опора ускользает из-под ног: "За что боролись?" Про" ливали кровь, чтобы буржуй, как ни в чем не бывало, загребал деньги и веселился пуще прежнего, в то время, когда города полны беспризорных, когда в руинах и ржавчине застыли погасшие заводы, когда вновь, казалось, вернулась безвылазная бедность?

Бывший красный боец Буженинов (рассказ "Голубые города", 1924), заболевший "нервным переутомлением", отправляется к себе на родину, в уездный городишко. Жизнь, с которою он здесь столкнулся, угнетает его. Писатель мастерски воссоздает уездный быт, словно и не тронутый революцией. А если и есть приметы нового, то они носят карикатурно-пошлый характер: "Вот почтенный старичок в очках, продавец львов из бумажного теста с зелеными рылами и расписных свистулек, не обращая внимания на суету и шум, читал книжицу. Перед его лотком стоял пьяный человек, перекинувший через плечо грязные валенки, видимо, принесенные на продажу, и повторял зловеще:

- Предметы роскоши - не дозволяется. Это мы сообщим кому следует". "Василию Алексеевичу представлялось, что сидит он на дне глубочайшего колодца, и только пестрые плакаты Добролета, Доброхима, красный силуэт рабочего между красных труб на штукатуренной стене над головами чаепийц и курителей махорки напоминают о далекой-далекой Москве, где гремит жизнь".

Страстный мечтатель, создатель проектов голубых городов будущего, Бужениноз не может и не хочет примириться с этой реальностью: "Жить неохота. Мещанство. Житьишко. Семечки грызут за воротами. Да, да, товарищ Хотяинцев, отстучали копыта наших коней. Улетели великие годы, Счастливы те, кто в земле догнивают..." Будни революционных преобразований оказались не по плечу таким, как Буженинов, они не готовы к "прозаической", пословам В. И. Ленина - "(для мелкобуржуазного революционера "скучной", работе расчистки почвы от обломков..." [В.И.Ленин, Полн, собр. соч., т. 36, с. 205] Писатель не настаивает на типичности образа Буженинова, подчеркивая его одиночество, нервозность, неумение видеть и понимать людей и - в конечном счете эгоцентризм: он не хочет расстаться с голубой мечтой, поджигая городишко и вывешивая над ним план своего города. Только теперь он ощущает "личное свое Я" и приходит в восторг от этого ощущения.

Сила рассказа не только в образе Буженинова, но и в густо сатирическом изображении уездного быта первых послереволюционных лет. Читатель встретит здесь десятки деталей и черт, зримо рисующих картину "звериной", застойной жизни. Нельзя не заметить, что эта косная сила пугала и самого писателя. Вернувшись в Россию и застав многое нетронутым и даже как бы более агрессивным, увидев обывателя, закалившегося в огне войн и ныне торжествующего свою сытость, свое право жить так, как он хочет, писатель был удручен. Преувеличение силы обывательщины (хотя и одновременно борьба с нею сатирическими средствами) характерно и для рассказов "Василий Сучков", "Сожитель" (1926), "Подкидные дураки" (1928). Психология обнаглевшего мещанина, везде видящего ущемление своих "потребностей" и логически естественно приходящего к преступлению, показана в рассказе "Василий Сучков". Но особенно интересен рассказ "Подкидные дураки". Та же драма бывший красный боец и будни - раскрыта иначе, нежели в "Голубых городах". Ракитникова погубила не мечтательность, а мерное погружение в застойность материального благополучия, спокойствия. Таких коммунистов называли разложившимися. Из лихого красного командира он превратился в "изолгавшегося и запаршивевшего" служащего, живущего пивной и "пишбарышнями". "И полетели года над незрячей жизнью..." Уходит жена, остаются приятели с портфелями, которые лишь казались приятелями, "потому что единодушно все заговорили об обеде с водкой...". Здесь уже нет мотива сострадания герою, как в "Голубых городах" или в известной повести "Гадюка", нет и пугающей "уездной" действительности - дело происходит в Ленинграде. Писатель прямо обвиняет во всем самого Ракитникова, превратившегося в ничтожество. Финал рассказа откровенно издевательский: задумавший самоубийство Ракитников вместо этого слушает разглагольствования соседа-профессора, подводящего под все жизненные процессы, в том числе и самоубийство, "геологическую" и "биологическую" базы... Напустив слюней "в пузырек с засохшими чернилами", Ракитников пишет жалкое письмо жене и идет к профессору играть в подкидного дурака.