Илья Бражнин - Страна Желанная

• Название: Страна Желанная
• Автор: Илья Бражнин
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Сержант взвыл и так бешено лягнул ногой, что Буян слетел с крыльца вниз, перекувырнувшись при этом в воздухе. Вслед за тем хлопнул выстрел, и посланная взбешённым сержантом пуля просвистела над самым ухом Буяна. Второго выстрела и второй пули Буян дожидаться не стал. Он изо всех сил припустил в лес и вскоре скрылся за стволами сосен.

В ту же минуту исчез с поля битвы и Глебка. Дед Назар, выскочивший на шум из своей хибарки, с одного взгляда понял всю опасность положения. С проворством, которого трудно было от него ожидать, дед подбежал к крыльцу, ухватил Глебку поперёк туловища и утащил к себе.

Шум схватки разом стих. Сержант поставил прокушенную ногу на перила крыльца и принялся развёртывать обмотку.

- Проклятый пёс.

Сержант повернулся к солдатам и приказал:

- Как только он снова появится около дома - этот пёс - застрелить! - Он увидел на снятой обмотке бурые пятна крови и прибавил злобно: - Вообще стрелять всякого русского, который появится около дома.

- Должен я окликать подходящего прежде, чем стрелять? - осведомился один из солдат.

- Можешь окликнуть после того, как выстрелишь, - усмехнулся сержант.

Другой солдат спросил:

- Распоряжение касается и хозяев этого дома?

- Дурак, - ответил презрительно сержант, - хозяин этого дома я.

Он поднял голову и оглядел сторожку сверху донизу оценивающим взглядом. Домик был невелик, но срублен из толстых и ровно подобранных сосновых брёвен добротно и прочно. Да. Таких брёвен в Англии не достать. Лейтенант Скваб недаром так много говорит о русском лесе. Он в этом деле знает толк. А что, если бы этот домик разобрать по бревну, перевезти в разобранном виде в Йоркшир и там снова поставить на дальней отцовской ферме, которую у него арендует Батлинг? Эта мысль вызывает улыбку на толстых губах сержанта. Честное слово, это было бы неплохо - поставить такой русский охотничий домик!

Сержант снова оглядывает сторожку и всё больше проникается мыслью, что дом этот его, сержанта Даусона, собственность. Он даже прикидывает на глаз как бы хорошо выглядел вырезанный над дверью девиз: "Мой дом - моя крепость". Это чисто английский девиз. Да. Чисто английский и по духу и по выражению. Чертовски ловко сказано. Тут всё, что надо, заключено: и утверждение священного права собственности, и гордое сознание этого права, и грозное предупреждение всякому, кто вздумал бы посягнуть на его очаг, вторгнуться в его дом.

Сержант Даусон самодовольно выпрямляется, не замечая вопиющего противоречия этих мыслей с делами человека, только что вторгшегося в чужой дом, разгромившего чужой очаг и выкинувшего на улицу исконных хозяев.

Глебка, которого утащил к себе дед Назар, сидел в его хибарке, забившись в самый тёмный угол. Всё тело его ныло от ушибов, полученных в схватке с сержантом Даусоном. Но не телесная боль мучила Глебку. Его терзали нестерпимая горечь, унижение, ярость. Никогда в жизни не испытывал он такого унижения и такой ярости.

Дед Назар, сидевший на лавке у окна, чинил порвавшиеся силки, которые поутру собирался ставить на погибель зазимовавшей в соседнем рябиннике стайке рябчиков. Поглядывая искоса на Глебку, он думал огорчённо: "Вишь как уязвился, гордая душа. Эка беда".

Дед тяжело вздохнул и, наклонив седую голову над работой, заговорил неторопливым и ровным голосом:

- Вот уж истинно, не сам бог казнит, тварь напускает. Явились на нашу голову. Но то ничего, парень. Ты это самое, как говорится, плюй налево растирай направо. Сегодня вроде они осилили, но ты и тут души не теряй. Мы своё возьмём. По-всякому живали, всякое видали. А что согнуть нас норовят, так вица она и гнуча, да хлёстка. Её согнёшь, а она, гляди, распрямится да как хвостнёт по лбу - на раз башку рассадит. Дай срок. Получат они, получат, сполна, что причитается за все их злодейства, и камманы эти заморские, да и с белой сволотой заедино. Тьфу, прости господи, и говорить про них, так оскомину на языке навяжешь.

Дед Назар плюнул, реденькая его бородка задрожала. Глебка вдруг сказал из угла задыхающимся голосом:

- Я их, деда, спалю, как в Воронихе их запалили. Ночью как заснут, припру двери жердиной покрепче, чтоб не выскочили, сенник свой растрясу под дверью и запалю.

Дед Назар покосился на окошко и сказал сердито:

- Ну ты. Того. Ты знаешь. Ты это брось-ко. Ты это в голову себе не забирай. Мал ещё воевать.

- Не мал, - крикнул Глебка в запальчивости. - Не мал. Вот увидишь, сделаю. Вот увидишь.

Глебка вскочил на ноги. Он весь дрожал от возбуждения. Глаза горели на бледном, исхудалом лице, словно в глазницы заронили две горячих, неугасимых искры. И глядя на это бледное, полное решимости лицо, дед Назар подумал: "А, пожалуй, что и в самом деле сделает. Надо доглядывать за парнем-то, чтоб не погубил себя прежде времени".

Он снова поглядел с опаской за окно. В это время кто-то завозился за дверью. Потом дверь медленно приоткрылась, и в хибарку протиснулся запыхавшийся Буян.

- Вона, - сказал дед. - Пожалуйте, ещё один вояка.

Буян кинулся к Глебке, тихонько повизгивая от радости и неистово крутя хвостом. Дед Назар глядел на обоих, наморщив лоб, и качал седенькой головой.

- Да. Видишь ты, какое дело. Чую я, наживёшь с вами беды. Один одного стоит. Пса-то теперь беспременно прятать от них надо. Беспременно. А то, гляди, застрелят.

Он озабоченно вздохнул. Потом вдруг озорно подмигнул.

- А ловко он его цапнул. И фамильи не спросил. Прямо сходу и за икру. Наших, мол, не забижай. Вон он какой у нас боевой. Пёсья повадка, да волчья хватка.

Буян глядел на деда умными глазами, точно понимал его речь, и в ответ помахивал хвостом. Сейчас он меньше всего напоминал волка. Между тем слова деда Назара о волчьей хватке были не простой прибауткой. Волчья кровь, несомненно, была в крови Буяна. Древнюю примесь её можно было распознать по тёмной седловине на спине, по необыкновенной ширине и крепости груди, по слишком большому для сибирской лайки росту. Эта капля волчьей крови и делала обычно безобидного и игривого пса опасным в минуты боевой ярости.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

У КОСТРА

Партизаны подходили по одному - по двое и тотчас подсаживались к костру на подстилку из елового лапника. Те, кому не хватало места на зелёном кольце ельника, становились за спинами сидящих. Над их головами раскинулось бархатистое черно-синее небо, вытканное серебряной россыпью звёзд. За их спинами стояла стена вековых елей, прятавших хмурую колючую темень ветвей под пухлыми шапками снега, розовеющего в отсветах огня.

Но партизаны не смотрели ни вверх, ни по сторонам, где всё было им знакомо с младенческих лет. Они смотрели в потрескивающий костёр, пламя которого время от времени жарко взмётывалось оранжевыми языками.

Кто-то сказал негромко и глухо, не отрывая глаз от костра:

- Много сейчас таких костров по лесам горит.

Кто-то другой отозвался так же негромко:

- Вся Россия костром занялась.

Все помолчали. Командир, оглядевшись, сказал:

- Ну что ж, товарищи, кажется, все собрались. Давайте проверим наличный состав да за дело.

Сделали перекличку. В се сто двадцать шесть шелексовских партизан оказались налицо. Командир вышел поближе к костру, чтобы его все видели, и заговорил:

- Товарищи партизаны! Коротко обрисую положение и нашу боевую задачу. Положение такое, что на нашем Северном фронте американцы и англо-французы, а вкупе с ними и белогады с осени прошлого года нажимают на всех главных направлениях фронта: по Мурманской железной дороге - в сторону Петрозаводска, по Двине - на Котлас и по Северной дороге - к Вологде. Красная Армия и весь советский народ дали им достойный отпор. Образовалась наша Шестая армия, которая крепла в осенних боях и набиралась сил. С начала нынешнего, девятнадцатого года она начала наступательные действия. В январе, как известно, наши с трёх сторон ударили по Шенкурску. Много месяцев американские инженеры укрепляли город и ближние районы. В городе был большой гарнизон из американских, канадских и белых частей. Но всё это, вишь, не помогло. Наши Шенкурск взяли и гнали тех американцев с канадцами и белогадами вместе семьдесят вёрст без передышки. После того у Средьмехреньги, на Пинеге и на Мезени красные тоже пошли наступать и лупят интервентов на совесть. Теперь очередь за нашим участком, товарищи.

Командир сдвинул ушанку назад к затылку, расстегнул верхний крючок полушубка и отодвинулся от костра. Ему было жарко. Он вытер рукавом пот со лба и продолжал:

- На нашем участке, товарищи, положение такое: Красные части стоят против интервентов на железной дороге. Узкое пространство по обе стороны полотна укреплено сильно, а дальше - леса немереные, бездорожье, снега. Непрерывного фронта ни та ни другая сторона в таких условиях держать не может. Остаётся что? Драться на узком участке железной дороги? Но тут сильно укреплённые позиции, брать их в лоб тяжело. Остаётся одно - обход позиций врага по нехоженым глухим лесам. Вот сейчас такая операция командованием Красной Армии и планируется. Какая в этом деле наша роль? Мы с вами каждую тропинку, каждую лесину на сотни вёрст кругом знаем. Поэтому мы пойдём с частями Красной Армии проводниками и разведчиками. Одновременно будем, понятно, участвовать в операции и как боевая единица. Задача, поставленная командованием Шестой армии, такова. Одна колонна углубляется в лес слева от железной дороги, идёт лесами на Большие Озерки, проводит марш по целине в семьдесят вёрст, делает в тылу врага налёт на Большие Озерки и с боем занимает их. Вторая обходная колонна идёт лесами справа от дороги, выходит в тыл врага на разъезд четыреста сорок восьмой версты между станциями Емца и Обозерская и подрывает их бронепоезд. Оба маршрута хорошо нам известны.