Валентин Маслюков - Клад

• Название: Клад
• Автор: Валентин Маслюков
• Издательство: Время
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-9691-0061-7

Роман Валентина Маслюкова «Рождение волшебницы» в шести книгах открывает серию «Фольклор/Фэнтези». Это роман-мир. Мир необыкновенно выпуклый, наполненный подробностями славянского быта, этнографически убедительный и точный – но вместе с тем по-сказочному чудесный и неожиданный.

Первая книга романа – «Клад». Бурливая волна, что выбросила на берег сундук с младенцем, перевернула жизнь простодушных рыбаков Поплевы и Тучки. Многое должно было произойти, чтобы в их необычном плавучем доме вырос необычный человек – волшебница. Между тем, пытаясь извести пасынка, мачеха княжича Юлия уготовила ему одичание и одиночество…

---

И Зерзень, уже обнаживший меч, чтобы защитить госпожу от Рукосила, со вскриком отпрянул.

Два резких цвета – черный и белый – составлявшие в разных сочетаниях наряд женщины, обличали ее ведовство. Отталкивающие черты лица свидетельствовали о недоброй, не примирившейся старости: сухой лоб, запавшие глаза… рот потерялся, как яма, среди дряблых щек и только подбородок, один только выпяченный подбородок, казалось, удерживал положенное ему место, между тем, как все остальное: рот, нос, глаза – все это уже начало проваливаться вглубь черепа, как в могилу. На плоской груди колдуньи свисала какая-то жуткая цепь; лишь при самом беглом, торопливом взгляде она представлялась простым украшением, было это нечто иное. Крупные черные бусины без порядка перемежались человеческими черепами, конечностями, черт знает чем! Все это было не настоящее, а много уменьшенное, хотя с исчерпывающей, безукоризненной точностью воспроизводило действительные кости и плоть. Тут висели ладошки, ступни, ноги и руки, туловища и, наконец, голые люди, бессильно уронившие свои волосатые или плешивые головы. Люди, тоже очень маленькие, насажаны были на продернутую через животы нить. И тут же на общей нити водило зрачком глазное яблоко в натуральную величину. С заметным усилием билось окровавленное сердечко, совсем не похожее на то, как рисуют сердце на владетельских гербах. Исходящие от сердца жилы вплетались в цепь, и кровь струилась, питая чудовищное ожерелье.

Не нужно было много времени, чтобы ухватить испуганным взглядом эту россыпь подробностей как одно целое, – старуха опамятовалась. Пуганым движением она прикрыла крест-накрест колдовское ожерелье, представлявшее предмет ее особой заботы, и съежилась, словно ожидая удара. Разоблачение ошеломило ведьму не меньше, чем окружающих.

Зерзень раздавлено застонал, не отнимая ладонь со лба. Острие обнаженного меча в упавшей руке коснулось пола.

Вываренное лицо Любомира приобрело особенный, помертвелый оттенок, чему способствовала, вероятно, и полная, бесчувственная неподвижность князя.

– Оборотень, – шевельнулись его бескровные губы.

– Именно так, государь, – стараясь не выказывать возбуждения, объявил Рукосил. – Оборотень на великокняжеском престоле.

– А это не опасно?

Рукосил как-то судорожно вздохнул, сокрушенный непостижимым простодушием или глупостью – не поймешь чем.

– Опасно? Мм… разумеется, – пробормотал он, не находясь с ответом. – Думаю, кнут и дыба развяжут ведьме язык. – Обращаясь к государю, Рукосил, тем не менее, не спускал взгляда со старухи, которая, казалось, утратила способность к сопротивлению.

– А вторая? – спросил Любомир, оживляясь до такой степени, что решился показать рукой.

Весенняя Милица тоже как будто порозовела и задышала.

– Вторая? Нет, это жертва. Это образец, который ведьма использовала для перевоплощения. Я думаю, государь, вы наслышаны об этих сомнительных делах. Перевоплощение возможно лишь в тесном взаимодействии с образцом – и в ту, и в другую сторону. Чтобы вернуться к первоначальному облику, нужно опять иметь образец. А, не вернувшись к себе, – он небрежно кивнул на старуху, показывая, что понимает под «возвращением к себе», – колдун не сможет совершить никакого нового превращения. В этом-то вся загвоздка. Цепь последовательных превращений без промежуточного возвращения к первооблику невозможна, хотя некоторые знатоки и отрицают этот закон. Иного, во всяком случае, не доказано. И потому колдун не может избавиться от образца. Если он потеряет образец, предположим, собака, в которую он превратился, от него убежит и пропадет, то навсегда и бесповоротно лишится способности к оборотничеству. Последний принятый облик станет для него клеткой. Есть и другие опасности не менее того грозные, но не об этом речь. Оборотень на престоле, государь. И вышло так, что я случайно открыл убежище, где ведьма содержала образцы для превращений. Это место вам хорошо знакомо.

– Не говорите загадками, Рукосил.

– Ваш государев зверинец.

При этих словах все взоры обратились на съежившуюся ведьму. Верно, ей трудно было стоять, сделав несколько мелких шажков, она оперлась дрожащей рукой о стол. Большие и, несомненно, прекрасные когда-то глаза ее слезились. А может, она просто плакала. Ведь и ведьмы тоже плачут.

– А вторая? Та, другая. Тоже в зверинце? – Любомир покосился на весеннюю Милицу с каким-то новым, обостренным любопытством.

– В тайном помещении, государь. Вторая, как вы говорите… скорее первая. Телесное сходство между образцом и оборотнем настолько полное, что с точки зрения… не знаю как закона – с точки зрения простого здравого смысла это один и тот же человек. Телесно.

– Да? – спросил Любомир, пристально всматриваясь в весеннюю Милицу, которая под откровенным взором потупилась.

– Первая, нельзя исключить, осталась девственницей, государь, – как-то очень вкрадчиво и от того гадко проговорил окольничий.

На это раз вспыхнул, похоже, и Любомир.

– Как тебя зовут, милая? – спросил он, неловко кашлянув.

– Милица, – прошептала она голосом великой княгини.

– Вот как! Милица! – встрепенулся начальник стражи, очумевший от всего происходящего, казалось бы, уже насовсем. – В таком случае, государыня, я вынужден взять вас под стражу. У меня указ, – и он с привычной, не зависящей от обстоятельств вежливостью коснулся шапки.

– Не суетитесь, Дермлиг! – резко вмешался Рукосил. – Не порите чушь!

– Напротив! – хладнокровно возразил Дермлиг. – Я и вас должен взять под стражу. У меня указ.

Никогда еще не смеялся так Любомир. Он, что называется, закатился в нездоровом припадке хохота, содрогаясь, схватился за живот и согнулся едва ли не под стол в состоянии уже невменяемом.

А Дермлиг, не расположенный шутить именно потому, что рассматривал этот ералаш как дурную шутку, шагнул вперед, чтобы возложить на плечо окольничего тяжелую руку закона.

– Не дурите, Дермлиг! – огрызнулся Рукосил, но ничего другого уже не успел. По знаку начальника латники кинулись крутить руки, откуда-то явились сыромятные ремни, какими вяжут разбойников и конокрадов. Все зашатались в отчаянной схватке и с бранью ударились о стол, на котором упал и пролился кубок.

Дермлиг не забыл и Милицу, тронул ее за плечо:

– Прошу вас, государыня! Мне не хотелось бы действовать силой.

Однако весенняя Милица и в мыслях не имела сопротивляться.

Тем временем брошенная без присмотра старуха не обратилась в бегство, хотя Дермлиг и имел на этот счет опасения, – колдунья кинулась не к дверям, а к Милице, схватила ее под локоть с явным намерением потянуть на себя и вырвать из рук стражника. Обманутый Дермлиг крепче схватил добычу, но борьбы не вышло: вспыхнул жесткий сиреневый свет – несколько неразборчивых быстрых слов – и старуха, отвратительно содрогнувшись, обернулась в прекрасную девушку.

И уже не в летнюю Милицу, а в такую же точно, весеннюю; рядом с первой, которую держал Дермлиг, объявилась еще одна, точно такая же девушка в зеленом платье, с гладко уложенными волосами. Сходство было полным, зеркальным, повторялись все складки платья, точно так же перекосился пояс и выбилась прядь волос.

Ошеломленный Дермлиг все равно держал первую из весенних Милиц; бессознательное побуждение его состояло в том, чтобы не спутать одну с другой, ибо стоило только девушкам раз или два поменяться местами и никто бы уже не смог сказать, что здесь правое, а что левое.

К тому же, теперь, когда объявились две тождественные Милицы, Дермлиг должен был заново сообразить, в чем состоит его долг. Скоро он это понял – увы! поздно. Роковое замешательство, которое вместе с Дермлигом разделял и Любомир, напрочь оставивший смех, сказало уже свое действие.

Возвратившая себе девичью живость, ведьма выхватила болтавшийся на поясе у сотника кинжал – сверкнуло лезвие – и с жутким, разрывающим сердцем хрустом вонзила его в грудь сопернице.

Девушка сдавленно охнула в объятиях стражника; казалось, жестокая мука ее была особенно велика от невозможности рвануться под ударом.

Милица-ведьма отскочила, бросив кинжал в ране.

– Государь! – выпалила она высоко взлетевшим голосом. – Вот ваша супруга, это я! Другой никогда не будет!

В бессильном отчаянии со связанными за спиной локтями бился Рукосил, пытаясь разметать стражников, которые продолжали его держать с тупым упорством.

– Зерзень, ко мне! – крикнула Милица-ведьма.

Ибо тут, выпустив пронзенную кинжалом девушку, Дермлиг кинулся хватать вторую… И наскочил, выкатив изумленные глаза, на меч; с коротким вскриком ударил его Зерзень навстречу в шею – насмерть, кровь брызнула из перебитой жилы. Весенняя девушка томно качнулась за спиной падающего Дермлига и устояла на ногах потому, что Юлий успел ее подхватить.