Андрей Константинов - Реализация

• Название: Реализация
• Автор: Андрей Константинов
• Жанр: Полицейский детектив

Волею судьбы сотрудники уголовного розыска Валерий Штукин и Егор Якушев становятся не просто чужими друг другу – они становятся врагами. И это несмотря на то, что у них есть много общих знакомых и друзей, да и их взгляды на жизнь не так сильно расходятся. Но так уж вышло: одного руководство уголовного розыска внедряет в структуру бывшего криминального авторитета Юнгерова, а другого, наоборот, мафия направляет служить в милицию. А еще непреодолимым препятствием между двумя офицерами становится смерть сотрудницы прокуратуры, с которой каждого из них связывали не только служебные отношения… Развязка такой конфликтной ситуации не может не быть трагичной…

---

Штукин наконец-то прервал свой монолог и чуть подрагивающими пальцами вытащил из пачки новую сигарету. Полковник, нахмурившись, водил указательным пальцем по скатерти:

– Да… осадок, конечно, неприятный…

Валера даже слегка подскочил на стуле:

– Неприятный? Да это страшный сон, а не осадок…

Они помолчали, а потом Ильюхин задал новый вопрос:

– Ну, а что там с картинами какими-то?…

Штукин усмехнулся и понимающе кивнул:

– А, даже вон оно как… И про картинки тоже… Мотив, стало быть, увидели?

Полковник устало покачал головой:

– Это не я так думаю.

– А кто?

Виталий Петрович ничего не ответил, и Штукин снова усмехнулся:

– Картинки… Ну, оставил их у меня один мудило, прежде чем по Владимирке почапать, а потом сам, видимо, и замутил канитель. Знал бы я о их ценности – так что, стал бы его в камеру пристраивать?! Откусил бы долю – и разбежались бы… Что, не знаете, как это делается?!

– Знаю, но не делал.

– Да бросьте вы, Виталий Петрович, – махнул рукой Валера. – Мы же не в воспитательном отделе! У нас опера получают по сто пятьдесят долларов, а живут минимум на 500-600! И все честные… Каждый день каждый мусор думает как, что и где украсть!

– Каждый?

– Каждый! Только в отделениях воруют при шмонах на малинах и отпускают налетчиков. А в управлениях крышуют рестораны и отпускают черт знает кого! А постовые – грабят. А участковые… Да что я митингую?! Я все это видел и трогал своими руками. И человек, который меня уверяет, что все это только отщепенцы, – он либо наивен, либо не хочет со мной откровенно говорить…

Полковник очень грустно и совсем устало улыбнулся:

– И что… других совсем нет?

– Есть!! Ильюхин!!! И он такой один!

– М-да…

После долгой, очень долгой паузы Валера уже почти спокойно и даже чуть виновато пробормотал:

– Ну, вы же сами хотели, чтобы я говорил то, что думаю.

– Конечно, – кивнул Виталий Петрович. – Ты знаешь, у меня такое ощущение, что вот это все мне бы хотели сказать и еще десятки других людей. Но они почему-то не говорят. Печально. Лучше, когда говорят.

Штукин язвительно ощерился:

– Смотря что говорят. Иногда лучше жевать, чем говорить! Я тут недавно видел выступление по телевизору руководителя УСБ. Он все обещал ряды чистить. Никто не спорит – дело нужное, дело хорошее. Так вот: я обратил внимание на его часы. Они стоят двадцать семь тысяч долларов. Я проверял, у Юнгерова такие же. Они, наверное, вместе в очереди за ними стояли. У него даже не хватило ума на полчаса нацепить «командирские» часы! Что я говорю не так?

Ильюхин не смог подавить вздох:

– Так-то все так… Однако, Валера, для меня это все равно ни хера не довод.

Валерий опустил взгляд в стол и вяло, совсем уже не желая спорить, не согласился:

– А для меня – довод. Конечно… Давайте ловить участкового за ящик колбасы. А другие пусть ловят министра за колбасный завод. Вот только хотелось бы хоть краем глаза на этих «других» глянуть – есть они или нет? Может, они, мои коллеги-«внедренцы», маскируются до поры? А потом как накроют всех панамой – разом… Вот уж заживем тогда – честно, чисто, опрятно…

– Хорош, – прервал его полковник. – Я тебя понимаю. Но и ты-то сам… У тебя тоже получается, что кругом ты прав – и с Николенко, и с картинами…

– А я за свою неправоту перед собой и ответил. За Николенко. А на картинки эти – мне тьфу и растереть. Могу вам сдать, могу почтой в Русский музей отправить… Чтобы они там сгнили в их спецхранах… А все остальное – пусть государство доказывает, то, которое часы по 27 тысяч долларов носит.

– Все?

– Все.

– Нет, Валера, не все. Есть один ма-аленький такой нюансик. Это я.

– В каком смысле вы?

– В прямом. Мы с тобой не только официальными бумагами связаны. И ты это хорошо понимаешь. Я вправе был рассчитывать на твою большую… не знаю, как и сказать, – откровенность – это не совсем точное слово в такой ситуации. На доверие, наверное. Если уж ты попал в такое говно – то почему же сразу на меня не вышел? Почему я должен узнавать всю эту трихомудию от… третьих лиц?

Штукин опустил голову, полковник помолчал, не дождался ответа и продолжил:

– Чего молчишь? Думал, само рассосется?

Валера яростно залез пятерней себе в волосы и начал их нервно крутить на пальцах:

– Где-то так… Хотя, конечно, до определенного момента… Потом я уже не думал, что рассосется, но…

– Это с какого же такого момента? – поинтересовался Ильюхин.

– Да с того, как с опером пацапался, который на мое место пришел. Он-то ниточку и зацепил, хоть и салага зеленый… У него стимул был надорваться. Зоя, она до того, как со мной, – с ним… В общем, тут такое общежитие получилось… Трудно, товарищ полковник, таким-то вот бельем трясти…

Валера вдруг поднял глаза, в которых промелькнула догадка:

– Виталий Петрович, а не Якушев ли вам всю эту драму поведал? Кроме него, ведь темой-то особо никто не занимался… Или он уже всем раззвонил?

Ильюхин негромко, но твердо прихлопнул по столу ладонью:

– Он не раззвонил. И зря ты так об этом парне. То, что он ко мне пришел со своими сомнениями и со своей болью – это твое счастье. И дальше эта тема не пойдет. А могла бы. У нас с ним очень тяжелый разговор был. Повторяю – счастье, что парень нормальный, свой оказался.

– Свой? – хмыкнул было Штукин и тут же прикусил язык.

В раздражении Валера чуть было не проговорился относительно того, какой Якушев «свой». Но сдавать Егора ему было никак нельзя – ведь если Ильюхину рассказать обо всем, о сцене у озера в имении у Юнгерова, тогда получится, что те, к кому его внедрили узнали всю историю с гибелью Николенко раньше куратора… А это – еще один «косяк». Не хотелось Штукину признаваться, что Юнгеров его уже воспитывал – за то же самое. Даже слова похожие употреблял… А объясни сейчас полковнику, кто такой Якушев на самом деле, – ясно же будет, что Юнгеров с компанией в курсе всей темы… Справедливости ради нужно отметить, что этот мотив не был для Штукина единственным, чтобы не объяснять Ильюхину, насколько Егор «свой». Валера все же чувствовал какую-то свою вину перед парнем. Злился, не мог эту вину сформулировать, не соглашался с ней, но – в глубине души все же чувствовал…

Задумавшись, Штукин не расслышал вопроса полковника, и тот был вынужден повторить его:

– А чем же тебе, спрашиваю, Якушев не свой?

Валера постарался усмехнуться как можно более естественно:

– Да салага он… Выпускник юрфака. Не дорос еще просто до «своего».

– Дорастет, – спокойно парировал Ильюхин. – Задатки есть. А насчет юрфака – что это ты замужиковствовал? Прямо как камергер Митрич из «Золотого теленка». Или у тебя комплексы по поводу собственной недостаточной грамотности? Я, кстати, тоже юрфак закончил. И ничего.

– Как сказать, – повел бровью Штукин. – Вот для Крылова вы и не будете своим. По многим причинам, но и из-за Петербургского университета – тоже. Что, не так?

– Уел, – полковник поднял руки, показывая, что сдается, и предложил: – Ладно… Считаем, что проехали. Забыть – не предлагаю, такие вещи, наоборот, помнить надо, чтоб правильные выводы сделать… Но проехали…

– Забудешь тут, – заворчал было Штукин, но Ильюхин пошлепал ладонью по столу:

– Все. Не будем уставать, пережевывая все во второй раз. Давай-ка, брат, рассказывай о своей непосредственной работе.

Валера потер пальцами себе виски, пряча в локтях выдох облегчения и, постарался сконцентрироваться:

– Так, а что рассказывать-то… Внешне они, как я уже говорил, ни на какое ОПС не похожи…

– Тем более – рассказывай. Лучше, когда вот так ошибаются, чем когда начинают пургу гнать.

Штукин склонил голову к плечу и прищурился:

– Это вы насчет ОПС – что я, дескать, ошибаюсь? Есть: ошибаюсь!

– Валера!

Штукин понял, что и у ангельского терпения Ильюхина есть предел, и перестал фиглярствовать, перейдя к четкому и серьезному описанию своих впечатлений в мелких деталях. Строго говоря, то, что он рассказывал, трудно было назвать информацией. Валера рассказывал об атмосфере, об оттенках и нюансах. Несколько раз Ильюхин перебивал его уточняющими вопросами, и по лицу полковника было трудно понять, доволен ли он ответами. Больше всего, как показалось Штукину, Виталия Петровича заинтересовало то, что в окружении Юнгерова, говоря о расстреле в лифте, часто вспоминают Гамерника – однако именно по этому поводу дополнительных вопросов почему-то не последовало. Заканчивая свой рассказ, Валера протянул Ильюхину смятый и сложенный вчетверо лист бумаги, который достал из заднего кармана джинсов:

– Тут я записывал данные людей, их функции, телефоны. Связи… также номера автомашин. Правда, думаю, что все это они никак не скрывают и сами.